По солёным пескам Изумрудного Моря ступал ясноликий Шамс и печально напевал бейты великого Рудаки:
Поцелуй любви желанный -- он с водой солёной схож:
Тем сильнее жаждешь влаги, чем неистовее пьешь.
Ибо не было иной воды в усохшем Море, кроме горько-солёной и мутной, и ясное зеркало его раскололось надвое. Само же оно удалилось от мест, населяемых человеком, так далеко, что не достигали его серебряный Джейхун и золотой Яксарт, поглощаемые на полпути новорожденной пустыней.
И бродил Шамс в поисках любви не день, не месяц и не год, а многие годы, не встречая ни одного живого существа: лишь ветер-афганец подхватывал рассыпанную вокруг морскую соль и, гулко завывая, кружил-разносил её по всему свету.
Через сто лет увидел он, что по одному пути с ним мелкими шажками подвигается женщина. Тёмное покрывало-фарадже с узкими рукавами, скреплёнными за спиной, укрывало спину от невыносимого жара, полоса богатой вышивки шириной в ладонь окаймляла невидимое Шамсу лицо, концы шаровар мели песок, ступни же, по краю обведённые красной хной, были босы.
Мужчина убыстрил шаг - женщина чуть его замедлила.
Теперь ему стали видны ноготки, тоже крашенные хной и похожие на глянцевые лепестки ниппонской айвы.
И сказал Шамс об этих лепестках:
- Каждый шаг твой роняет на песок рубиновые зёрна. Не кровь ли это моего сердца, которое ты так бездумно попираешь?
Но женщина не ответила - лишь слегка колыхнулось покрывало, так что зазвенели бубенцы, привязанные к концу рукавов, и выбилась из драгоценной оправы, скользнув по щеке, извитая прядь, цветом подобная тёмно-синему гиацинту. С ним же издавна сравнивают локоны красавиц.
И спросил Шамс:
- Твои волосы источают аромат гиацинта - не такова ли пряная горечь Мульяна, что несётся вниз с предгорий?
А сравнивал он так удивительно, ибо река Мульян была именно такими словами воспета поэтом, и при первом же звуке его стихов владыка, гостивший в чужом краю, прыгнул в седло своего жеребца, не надев ни сапог, ни латных набедренников, и умчал в родной город, украшавший берега сей реки.
Снова ничего не произнесла женщина, лишь слегка повернула голову, так что расплетенные косы её ниспали до колен, а в гущине их сверкнуло нечто подобное лепестку белой лилии.
Тогда Шамс произнёс такие строки:
- Взгляд мой с красавицы мигом совлёк
Мрака и скорби печальный платок.
Кудри струятся теперь, как вода,
Если летит над водой ветерок.
И в это мгновение до слуха обоих донёсся далёкий ропот: то Джейхун обрушился вниз со всей силой ранней весны и пробил себе дорогу через горькие солончаки.
А женщина обернулась, и увидел Шамс, что это совсем ещё дитя.
- Меня зовут Шамс, то есть Солнце, - сказал он.
- А меня - Бадр аль-Гимар, что означает луну четырнадцатого дня, дочь Луны, - отозвалась она.
Лицо девушки в самом деле было подобно ночному светилу в его полном блеске, брови изгибались луком, сотворённым из газельих рожек, а глаза раскрыты так широко, что в каждом зрачке поместилось по Шамсу.
И тогда сказал мужчина:
- Дан всем нарциссам отмеренный срок,
Коль засыпает - уж вянет цветок.
И лишь нарциссов двойных черноте
Смерть не грозит и не страшен порок.
- Разве есть на этом скорбном берегу место для цветения? - спросила Бадр.
- Но разве не подобны твои губы наполовину распустившемуся бутону алого тюльпана? - ответил Шамс вопросом на вопрос. И прильнул к ним, и раскрыл бутон поцелуем, и выпил его дыхание. Только зашелестели серебряные блёстки, нашитые на обвод фарадже, оттого, что ниспало оно наземь.
А девушка, немного отдышавшись, произнесла:
- Не бери чего не купил, о дерзкий.
Был на ней понизу халат травянисто-зелёного цвета, туго подпоясанный жёлтым кушаком, и оттого Шамс ответил:
- Кипарис, лозой увитый, Шамса-сокола пленил,
Повязал незримой цепью, клобучком его накрыл.
Я, слуга твой и не чаю улететь с твоих ветвей.
Чем рабу платить по счёту? Разве кровь отдать из жил.
При этих словах поднялись на берегу Джейхуна деревья и мощно зашелестели ветвями, нагоняя влагу. И сказала юная Бадр аль-Гимар:
- О сокол! Если твой клюв остёр, как подобает хищной птице, тогда отчего бы тебе не разорвать и не распустить узы?
Тогда рванул Шамс девичий поясок и заодно - шнур, коим завязывают на поясе шаровары, распахнул полы халата и застыл в изумлении.
Ибо тело девушки под тончайшей сорочкой было подобно апрельскому лугу, полному цветов и благоуханий, и груди её подобны гранатовым плодам, и нежные сосцы словно набухшие почки яблони, и бёдра - кувшин, полный хмельного вина, и тайное сокровище - кошница непочатая и жемчужина несверлёная.
Оттого вся плоть Шамса восстала.
Выступил она из своих одежд и лёг на спину, приняв на себя сладчайшую тяжесть. И смешались крови девства и токи мужества, жидкий рубин и мерцающий жемчуг, а что принадлежало кому из двоих - наша история умалчивает.
Когда же свершилось это - ниспал Яксарт с гор навстречу морю и слился с ним во влажном объятии.
Гигантский изумрудный вал накатился на скудные берега и одел их гиацинтами и нарциссами, лилиями и тюльпанами, айвой и розами, гранатовыми и яблоневыми деревьями. Карагачи расправили свои ветви над потоками сладкой воды, что растворили в себе гибельную солёность. Запели пески, и закружились в небе, подобно двум райским птицам, солнце и луна, луна и солнце, рождая для земли всё новые дива.
Но это был сон....