Чарующая магия ненависти, глава 5

Вера Позднякова
Вера Позднякова            Чарующая магия ненависти

                Глава 5
               
    Свадьба отгремела на всю деревню. Городских гостей распределяли на ночь по домам Тониной многочисленной родни.
Три дня прошли в такой круговерти, что Славка боялся от выпитого спиртного перепутать свою жену и старался держаться к ней поближе. Деревенские шептались, какой жених – то Тоньке достался, видный, и от Тоньки ни на шаг. Повезло девке, хоть и ленива, а ещё говорят, что счастье достается красивым да работящим, никак зельем каким опоила этакого красавца, да и парень он, видать, добрый, да покладистый. Хитрющая у них порода, девки неказистые, а мужиков себе отхватывают будь-будь. 
В город их провожали всей деревней. Грузовик, на котором Славка приехал сюда с друзьями,  директор отдал ему на время свадьбы в полное  распоряжение.
С утра новая Славкина родня загрузила в этот грузовик мешок картошки, да приданое, перину с подушками.
Молодые ехали, лёжа на перине, вповалку с гостями. Все были не просохшие, под изрядным хмельком. Только закадычный  Славкин друг, его шафер и свидетель Вовка Терсков, старался с утра не пить и только похмелился стаканом  яблочной бражки, которую он презрительно называл  сидром. Вовке предстояло везти всех в город.
Постепенно смех и шуточки утихли, отовсюду стало раздаваться мерное посапывание, а то и откровенный всхрапок.
Однако проснулись все разом от грохота в ушах. Когда немного прояснело в голове, Славка увидел себя лежащим среди кустов, на обочине, из разбитого носа текла кровь. Понимание происшедшего пришло не сразу. Но постепенно очухивающийся народ поднимался с мягкой грунтовки или, как и он, кое-кто вылазил из кустов на обочине. Когда все собрались, выяснилось, что не хватает лишь юной молодухи.
Враз протрезвевшие парни нашли её, лежащей без сознания, почти рядом с тем местом, где приземлился Славка. Сбрызнутая взятым на дорогу самогоном, Тонька очнулась и залопотала, что от испуга у неё в глазах потемнело.
Оказалось, что Терсков заснул, как и все, и машина, покатившая сама по себе, съехала на обочину и накренилась, вывалив их всех, как картошку, рассыпавшуюся вслед за ними.
Смеясь и охая, все принялись дружно собирать её в мешок.
По дороге выяснилось, что голова у Тоньки болит всё сильнее, и её пришлось завезти в больницу, где ей констатировали сотрясение мозга.
Вот такая брачная ночь нам предстоит, посмеялись новоиспечённые супруги.
Когда Антонину выписали из больницы, Славка привез её на своём рабочем грузовике домой, в полученное им за это время общежитие, где он успел застелить на казённую койку Тонькино приданое - перину с подушками и водрузил на стол букет цветов и шоколадку.
Брачная ночь обещала быть незабываемой. Славка почти любил эту глупую нескладёху, так не вовремя попавшую в больницу.
Боясь показаться ей неопытным, он решил подтвердить ей свои высокие мужские качества.
Но её крик повёрг его почти в шоковое состояние:
- Что случилось? – Только и мог он сказать побелевшими губами.
- Что, что! Дундук, ты что, не понял, что я девушка, и ломишься, как медведь, а мне -то больно.
Славке на миг показалось, что он опять сильно напился, ведь такое может быть только во сне, да с большого перепоя:
- Но я ведь уже спал с тобой?
- Спал, спал! Дундук! Вот именно, что дрых, как убитый. Даже не чувствовал, как я твоё хозяйство оголяла. Ведь могла и оторвать. Я еле от смеха не подавилась, когда увидела физию твоего друга и твою, когда ты проснулся.
- Зачем ты это сделала, Тоня?
- Зачем, зачем? А что, тебя отдавать кому-то, а чем они лучше? Уж пусть мне, такой муж в хозяйстве не помешает!
- Завтра мы разведёмся с тобой, Тоня, я не люблю и не знаю тебя. Мне неприятно, как ты могла так поступить, как мы будем с тобой жить, начав с обмана?
- Как, как! – У Тоньки была смешная, ещё детская манера шутить. – Как, как! И кучка-к! Полюбим, все спят друг с другом, а мы что, хуже? Видела я эту любовь девчонок в общежитии, на каждой койке по двое и недовольных не было. А тебя бы живо кто-нибудь пригрел. Так уж лучше я. И тебе уж лучше девушка, чем какая-нибудь умеющая любить.
- Кто тебя всему этому научил? А вдруг бы я на тебе не женился?
- Бы, да кабы, не ты первый, не ты последний. Я ещё в школе подслушала, как мамка соседке говорила по пьяни, как она моего папашку  прихомутала.
- Но как, ты девушка, без стеснения, и как заправская …   - Славка не мог подобрать от обиды и волнения слово.
- Ну, ты, полегче, я тебе не шалава, я тебе девушкой досталась. Да уж мы в деревне насмотрелись этого добра у быков, побольше ваших-то будут!
Слава смотрел на свою молодую жену и не мог понять и представить, как в этом кругленьком, краснощёком создании уживаются детская рассудительность с практицизмом прожженной аферистки. Её хватке мог позавидовать любой бульдог.
Так прошла их первая, как выяснилось, брачная ночь.
Слава бросил свою солдатскую шинель на пол и лежал, молча, стиснув зубы, чтобы не застонать.
Однако он зря это делал. Тоня, удобно устроившись на своей перине, положила под свои помидорные щёчки руки, и вскоре раздался тонкий, характерный свист молодого здорового организма.
Но развестись им было не судьба. Тонька забеременела с одного - единственного, первого раза и с животным, каким-то первобытным инстинктом водрузилась в Славкину жизнь, намертво вцепившись в неё своей бульдожьей хваткой.
Долгими, летними ночами, лёжа на своей шинелишке на полу, Слава не мог уснуть, передумывая за ночь многое.
Но, когда уже Тонькин живот стал изрядно виден, и пришла вновь зима, спать на полу стало холодно. И Славке поневоле пришлось согласиться с Тонькой на её приглашение, не дурить, а спать по-человечески.
Слава ещё не понимал, что повторяет путь его отца с той лишь разницей, что его мать была не по- деревенски изящной красавицей с большими претензиями, а его жена была здоровой деревенской бабёхой, совершенно без каких-либо притязаний на женскую деликатность.
Работать она нигде не хотела, как не хотела лишний раз вымыть голову или убраться в их комнатёхе. Целыми днями она со здоровым энтузиазмом лузгала семечки и читала книжки.
Перед Славкиным приходом она нехотя отрывалась от книги и жарила им большую сковородку картошки. Большую часть которой она съедала сама, запивая здоровенной кружкой деревенского молока, привезённого кем-нибудь из её родных, регулярно навещавших своё чадо, соскучившееся по парному молочку.
Тонька была очень довольна своей жизнью, красавцем мужем и гордо жарила картошку на переполненной общаговской кухне под завистливые взгляды разведёнок и брошенок.
Слава с головой ушёл в работу и … рыбалку, чем раздражал Тоньку неимоверно. Она решительно раз и навсегда отказалась чистить рыбу. И, когда Славка уставал до того, что уже не было желания чистить поздно вечером рыбу, он отдавал её соседкам, чем вызывал ещё большую их зависть к этой нечёсаной дуре, которой удалось подцепить такого мужика.
Тонька не верила в его рыбалки и называла их на грубый деревенский манер, заменяя               
первый слог на букву «е».
Слава терпел всё это, решив про себя, что он рос полусиротой при живой  матери, его
ребенок не должен испытать этого.
Когда родился их сын, Слава хотел назвать его Борисом в честь своего отца, но Тонька,
сказала ему, что они потянут жребий.  Когда муж ушёл на работу, она выкроила время,
бросив сына на соседку, и сбегала сама его зарегистрировать Эдуардом в честь своего
любимого дядьки, баловавшего её в детстве сладеньким.
Когда же соседка сказала, зря ты так, Антонина, не посоветовавшись с мужем, то
Тонька гордо ей ответила:
- Чего это я с ним должна советоваться, не велика птица, да и заслуг-то его всего ничего,
 впрыснуть, без всяких для неё удовольствий. А мне вон сколько хлопот!          
Она  ещё больше  осмелела  и раздобрела, щёки и волосы её лоснились ещё больше.
Но Слава  уже   не замечал этого. Его сын был здоров, а большего он от неё и не хотел.
Их странная семья  «устаканивалась» ещё больше во время приезда Тониной родни. С каждой выпитой стопкой самогонки Славка чувствовал, что привыкает к их,  заведённому Тоней, семейному укладу.
Он даже стал находить некую прелесть в их житии. Особенно, когда приходил его друг, Терсков, и Тонька безропотно жарила им  картошку, не отказываясь пропустить с ними рюмочку.
Семья у нас, как семья, живём, как все! С гордостью отвечала Тонька на вопросы своих подружек и родных.