Я всё никак не мог решить, будить ли его, как до моего уха донеслись из-за двери лёгкие шаги – те самые, которые я узнал бы из всех на свете.
- Мэри! – я широко распахнул дверь. – Зачем ты? Почему? Что-то ещё случилось?
- Джон, я вспомнила! – её глаза горели от возбуждения, она раскраснелась и дышала тяжело.
- Постой, подожди. Отдышись, Мэри. Ты что, бежала всю дорогу. О чём же ты вспомнила таком, что примчалась сюда со всех ног? И, постой… да у тебя, кажется, жар? – я протянул руку, чтобы тронуть её лоб, но она увернулась.
- Жар или не жар, это сейчас не имеет значения. А значение имеет то, что я вспомнила, на чьей одежде видела ту застёжку. Впусти меня, Джон. Мне нужно видеть Холмса.
- Какую застёжку? Кто тебе позволил уходить из санатория в такую рань? Да Холмс и сам ещё спит. У нас была тяжёлая ночь. Он… Мэри! – но противостоять её натиску было не так-то просто. Лишь наткнувшись взглядом на действительно всё ещё спящего Холмса, она словно бы смутилась и замерла.
Холмс шевельнулся и глубоко вздохнул, просыпаясь – обычно он спал так чутко, что его вообще трудно было застать спящим, кроме, разве что, ночей смертельной усталости после недельной бессонницы. Да ещё тех, увы, нередких случаев, вроде сегодняшнего, когда ему нездоровилось.
- Миссис Уотсон? – удивлённо пробормотал он, увидев её. – Простите, ради бога, за такой приём, но я не…Что-то ещё случилось?
- Вы с Джоном встретили меня одной фразой, - проговорила Мэри, задумавшись. – Поэтому меня подмывает переадресовать её вам обоим: что-то ещё случилось? Джон сказал, у вас была тяжёлая ночь… В самом деле, что произошло. Я… Что это у вас с лицом. Мистер Холмс? – она разглядела на его виске след удара, и Холмс заметно смутился под её взглядом.
- Это я ударил. – сказал я, не желая затягивать неловкую паузу, лгать или вынуждать лгать и изворачиваться Холмса. – Но тебя. Мэри, это никак не касается.
- Напротив, очень даже касается, - вдруг встрял Холмс, да с такой интонацией, что у меня руки зачесались нанести ему ещё удар для симметрии – я почувствовал по этой интонации, что мой друг-соперник если и не хочет спровоцировать скандал, но, во всяком случае, делать вид, будто ни в чём не бывало, отнюдь не намерен. – Вы, наверное, слыхали, Мэри… миссис Уотсон, про оленьи бои? Есть такое время – осенний гон, когда молодые самцы сшибаются рогами, сражаясь за внимание самки. Правда, мы с вашим мужем уже не настолько молоды и безрассудны, чтобы находить в этом удовольствие, но, как видите, пока подвержены страстям… взаимной ревности, предмет которой – вы, Мэри.
- Замолчите! – рявкнул я. – Замолчите сейчас же!
Но он не замолчал:
-Я думаю, что доктор Уотсон прав, и вам, действительно, лучше уехать. Ведь вам не хватит духу прогнать меня с глаз долой. А сам я не уймусь. Пожалуй, наши с ним рога будут целее, да и вы будете спокойнее те несколько месяцев, которые вам остались.
Он снова упомянул о неизбежной смерти Мэри так просто и цинично, что я едва сдержался. Но Мэри не реагировала на упоминание о собственной смерти ровно никак, хотя сама речь Холмса её, безусловно, занимала, и очень. А он продолжал – торопливо, должно быть, боясь, что я его перебью:
- Он планировал увезти вас сегодня же утренним дилижансом – ещё и потому, возможно, что я, вопреки вашей просьбе не утаил от него вчерашнюю историю с выстрелом, и я его понимаю – видит бог, я его очень хорошо понимаю, но кое-что произошло, и дела, вероятно, задержат нас. Надеюсь, однако, что до вечернего дилижанса всё будет улажено, и он сумеет уговорить вас уехать в место более спокойное, где нет ни Шерлока Холмса, ни вечно сопутствующих ему опасностей, да и вообще всякой человеческой дряни. Так что наши с ним разногласия перестанут иметь для вас значение. Да и для него, пожалуй, если конечно Джон не будет столь безрассудно ревнив, чтобы продолжить ревновать вас к воспоминанию обо мне. Ну, тут уж я ничего не поделаю.
- Холмс, я вас, действительно, сейчас снова ударю! – опять не выдержал я.
- Вы, наверное. думаете, что меня очень пугает это обстоятельство? – улыбнулся он. Причём улыбка эта не была ни ехидной, ни сколько-нибудь вызывающей – только очень грустной. – Во всяком случае, надеюсь, мы простимся, как это пишется в старинных романах, сердечно и приязненно. И доктор Уотсон не будет слишком категорично возражать, когда я в порыве безумного отчаянья прильну к вашим губам в прощальном поцелуе, а потом, рыдая, брошусь и ему на шею. Потому что это расставание будет долгим – с вами, Мэри, я больше определённо не увижусь никогда, с вами, Джон – более, чем вероятно.
Я не знал, что на это ответить – кривляясь и паясничая, Холмс, тем не менее, говорил всерьёз, и он сделался бледен, а руки и губы его подрагивали, выдавая крайнюю степень возбуждения.
Мэри выслушала его с непроницаемым выражением лица, несколько мгновений помолчала…
- Насколько я понимаю, со мной считаться ни вы, ни ты не собираетесь? – проговорила она вслед за тем, как он кончил, переводя вопросительный взгляд с Холмса на меня. – Что ж, это вас характеризует, мужчины… А теперь послушайте, что я вам скажу: это мне осталось до смерти несколько недель, и это мне решать, как и где я их проведу. И я остаюсь здесь. И если ещё хоть один выпад с твоей, - указательный палец почти вплотную к моему носу, - или вашей, - тот же палец к носу Холмса, - стороны в адрес друг друга, я, возможно, действительно, уеду отсюда. Но одна. Без вас, Холмс. Без тебя, Джон.
- Мэри, что ты такое говоришь!
- Правду, Джон. И, клянусь, я так и сделаю – ты меня не остановишь. А теперь ответьте мне, наконец, что произошло сегодня ночью?
- Сегодня ночью произошёл несчастный случай, – сказал я, торопясь опередить Холмса, пока он ничего не успел ответить. – Погибла Ева Стар.
- Боже мой! – Мэри слегка побледнела. – Как же так? Что произошло?
- Несчастный случай, по всей видимости – я это уже сказал. Она упала с уступа, разбилась о камни возле водопада. Мы нашли её тело. Безнадёжно мёртвое, увы. И об этом пока никто, кроме нас, не знает.
- Но… - Мэри закусила губу, её лоб перерезала тонкая морщинка. – Послушайте… а вы не думаете, что она могла покончить с собой? Смерть отца, как мне показалось, подействовала на неё очень сильно…
- Она вполне могла покончить с собой. И ещё: кто-нибудь мог покончить с ней.
- Покончить с ней? Как? Ещё одно убийство? Сначала Стар, а потом и его дочь? Но ведь это ужасно!
- Нет-нет, не торопитесь с выводами, - остерёг её Холмс. - Мы просто нашли тело, тщательно осмотреть его пока не было возможности. Оно неудобно расположено, и предстоят ещё труды по извлечению его из этого места. Но, надеюсь, подробное вскрытие прольёт свет на сам механизм падения. При насильственном сбрасывании в пропасть жертва старается вырваться, удержаться, поэтому под ногтями всегда остаются…
- Холмс, - недовольно перебил я. – Нужны ли сейчас такие подробности? Мэри – не инспектор полиции, не солдат, вы её и так уже напугали.
- Боже, я об этом не подумал, - спохватился Холмс. – В самом деле, миссис Уотсон, это уже узко специфические аспекты сыскной работы – мне не стоило упоминать о них. Простите, ради бога, я забылся – все эти события… Ну, скажем так: я надеюсь через несколько часов узнать о несчастном случае с Евой гораздо больше, чем знаю сейчас.
- А теперь нам, не откладывая, стоит известить об этом несчастии полицию, чем мы и займёмся, - сказал я. - А ты отправишься к себе и будешь соблюдать режим. Я… мы тебя проводим. Позже поговорим с тобой наедине о своих решениях и своём отъезде.
Но Мэри уже закусила удила – порой её, внешне хрупкую и покладистую, было не переупрямить:
- Никакого отъезда я не планирую, Джон. Да и ты, остудив голову, поймёшь, что это – плохое решение, - она сказала это веско, словно точку поставила. И тут же заговорила совсем другим тоном: - Но вы не выслушали меня, джентльмены. А я ведь пришла сказать вам о том, что вспомнила, где видела аграф, который мы с вами, мистер Холмс, нашли на крыше. Эта застёжка была на плаще Аль-Кабано, когда я видела его в последний раз.
- А где и когда вы его видели в последний раз, миссис Уотсон?
- Да вот не похоронах Стара и видела. Близко он не подходил – стоял в стороне, закутавшись в этот свой плащ, и застёжка была на месте.
- Ну да, конечно, - пробормотал Холмс. Скарабей… Я мог догадаться. Вам, должно быть, известно, какое мистическое значение придают этому насекомому, а наш Аль-Кабано просто культивирует отношение к себе, как к существу сверхъестественному – не знаю уж, сам он верит во что-то подобное или забавляется игрой.
- Выходит, это он стрелял в кого-то из нас вчера после похорон?
- Нет, Мэри, этого не выходит.
- Но на крыше-то он точно был!
- И вы снова ошибаетесь. Это совсем не точно.
- Так что, по-вашему, его застёжка от плаща попала туда случайно?
- Я так не думаю, - качнул он головой. – Но об этом после. А сейчас давайте, Мэри, мы проводим вас и встретимся с полицейскими. Чем дальше мы откладываем это неприятное дело, тем хуже. Вы позволите мне привести себя в порядок? И я присоединюсь к вам.
- Пойдём пока на воздух. – предложил я. – Слава богу, ветер, кажется, стих, и дождя нет. Ты не слишком легко одета?
- Мне тепло, Джон.
- Но у тебя жар и было бы неразумно…
- Пойдём, Джон, - она поспешно перебила меня, положив свою ладонь на мой рукав. – Мне и тебе нужно кое-что сказать… наедине.
Я всё же накинул на её плечи широкий шерстяной шарф в крупную клетку, и мы вышли, предоставив Холмсу собираться без стеснения.
- Я уже знаю, что Тиверий оставил тебе значительную часть своего состояния, - сказала Мэри. – И ты, наверное. был удивлён.
- Очень удивлён, признаться. Но почему-то я так и думал, что ты сможешь мне это объяснить.
- Каким холодным и чужим сразу стало твоё лицо, Джон, - укоризненно сказала она. – Ты, верно, думаешь, что я – совсем уж легкодоступная женщина. Ты мне не можешь простить того, что было между мной и Холмсом?
- Мэри… - начал было я, но она горячей ладонью закрыла мне рот:
- И не надо, не прощай. Сейчас это вообще не имеет значения. Сейчас уже ничего не имеет значения. Только не отталкивай Холмса из-за меня – ему ведь тоже трудно сдерживаться. Когда смерть подошла так близко, а когда меня не станет, только он и будет для тебя опорой, только с ним и сможешь ты успокоиться и снова начать жить… Молчи, не возражай! Я это только к слову говорю – ведь я совсем, совсем не об этом хотела с тобой… Джон, эти деньги – не твои. Ты употребишь их на благо одного человека… Клянусь, я всё тебе объясню, и моей вины в этом нет никакой – разве что я оказалась в определённом месте в определённое время.
- Мэри, ты пугаешь меня!
- Господи, Джон, наивный, как дитя, да чем ещё я могу тебя испугать! Всё самое страшное со мной уже произошло – я умираю. А что касается Тиверия… Возможно, я ему нравилась – не буду отрицать. Но он никогда ничего не позволил себе такого, что бросило бы на меня малейшую тень. Просто однажды мне случилось застать его в час смятения, и он рассказал мне о том, о чём никогда не рассказал бы при других обстоятельствах. Дело в том, что Ева – не единственная его дочь. Уже здесь, в санатории, в прошлом году у него случился короткий опрометчивый роман. Ты видел эту женщину – она служит горничной у Красовской.
- Людка? – ахнул я.
- Да. Теперь ты понимаешь, какой скандал мог разразиться, узнай об этой связи кто-то посторонний? Тиверий Стар – и прислуга. Но эта женщина раньше была медсестрой, а не служанкой. Она овдовела несколько лет назад, осталась без средств к существованию, и Красовская взяла её в услужение – в основном, из-за русских корней – её мать русская. Она понимает русский язык, говорит на нём, а старухе приятно слышать родную речь. Её девичья фамилия Андерес, по мужу – Морган. Мне всё это рассказал Тиверий. Больше года назад начался их роман, и продолжался незаметно для чужих глаз, пока она не забеременела. Вот тут-то и начались сложности. Беременность трудно было скрывать – конечно, Красовская очень скоро всё выяснила. К её чести, она не избавилась от несчастной и даже помогала ей содержанием до самых родов. Роды принимала сестра Мур – тоже тайно от всех. Родился мальчик. Сейчас он в Мейринген – мать использует каждую свободную минуту, чтобы навестить его.
Тиверий, разумеется, оплачивал, пока мог, содержание её и ребёнка и ещё платил сестре Мур и графине Красовской за их молчание. Но официально признать мальчика своим сыном он не хотел из-за Евы – боялся, что это послужит осложнению их и без того непростых отношений.
Несколько недель назад кто-то стал шантажировать его, угрожая скандалом, и, как я теперь понимаю, Тиверий решил переписать. Он завещал сестре Мур и Красовской оговоренные доли, третья часть должна была быть отписана Лидке Морган, урождённой Андерес, с условием содержать до его совершенных лет её сына Дэниела Андереса. Мальчику третий месяц, насколько я знаю. Я понятия не имею, почему в завещании появилось твоё имя, Джон, но думаю, что это я тому виной, и он надеялся, что я объясню тебе, кому в действительности предназначаются деньги.
- Какая дикая история! – не выдержал я. – И как много таинственного и сложного наверчено вокруг простого! Но ты уверена в том, что говоришь, Мэри? И почему ты не сказала всего этого раньше?
- Когда «раньше»? До чтения завещания? А откуда мне было знать, что там? Да не назначь он тебя наследником, я бы и не сказала тебе ничего – ведь это не моя тайна. Однако, сам видишь, теперь у меня нет выхода.
- А эта… женщина… знает о завещании?
- Не знаю. Наверное, Красовская ей сказала, если, конечно, сочла нужным… Но ты-то что теперь будешь делать, Джон?
- Откуда мне знать – меня никто ни о чём не спросил. В любом случае, для вступления в права наследования нужно время. Я должен подумать, как лучше поступить. Конечно, если ты права, и деньги волей покойного предназначались не мне, придётся найти способ передать их тому лицу, которому они предназначаются… Постой! А когда было написано завещание? Мне кажется. около двух недель назад. И он пригласил юриста в день своей смерти, но встретиться с ним, а следовательно, и переписать завещание снова не успел… Как ты думаешь, что именно он собирался изменить?
Мэри покачала головой:
- Этого мы уже никогда не узнаем… Ты не очень расстроен, Джон?
- Расстроен? – слегка удивился я. - Чем?
- Всё-таки, это большие деньги. Я знаю, как дорого тебе обходится моё содержание здесь. Боюсь, теперь, после моей новости, ты… разочарован.
Настал черёд покачать головой и мне:
- Я с самого начала почувствовал подвох. Просто ждал разгадки. Деньги у меня есть, Мэри, и найдутся ещё, а чужое не идёт впрок, да и не надо мне его… Вот только…
- Что? – чуть-чуть испугалась она.
- Нам всё равно придётся выдать тайну Тиверия Стара Холмсу. Это может иметь значение для его расследования. Поверь мне, Холмс всё равно рано или поздно всё узнает, и тогда помогай нам бог – он будет взбешён.