Я придумал тебя, придумал тебя
От нечего делать во время дождя
Наутилус Помпилиус
Я до сих пор не знаю, как это случилось. Есть ли в этом вина человечества, было ли это вызвано естественными причинами или, может, это был настоящий религиозный конец света? Эта мысль не оставляет меня. Не только из-за своей необычайной значимости, но и потому, что с тех пор, как мира не стало, с тех пор как не стало людей и потоков рождаемой ими ежедневно информации, новых мыслей для обдумывания не так уж много. Быть единственным выжившим - нелегкое бремя.
Иногда я думаю, что, возможно, для меня лучше было бы уйти в небытие вместе с человечеством. С другой стороны, я никогда не был похож на остальных людей и, по правде говоря, не ощущал с ними особой близости. Мне хотелось верить, что где-то еще был кто-то, похожий на меня, но судя по тому, что сейчас я абсолютно один в пустой Вселенной, я все-таки был уникален.
С детства я обнаружил в себе способность созидать. Не в привычном смысле этого слова, а скорее, в божественном. Теоретически, я мог создать что угодно, преобразовать мир как угодно. Но была пара проблем: во-первых, чтобы что-то сотворить, я должен был очень хорошо, в подробностях себе это представить. В противном случае получалось что-то абстрактное, невнятное, как абстрактный и невнятный образ, промелькнувший в голове. Вторая проблема заключалась в том, что существовало это явление (или предмет, или существо, что угодно), ровно столько, сколько я держал это в голове. Это не так-то просто, постоянно держать что-то в своей голове, да еще ухитряться при этом думать о чем-то другом и делать что-то третье. Если же мысль, образ предмета, ускользал из моей головы - он точно так же пропадал и в реальном мире. Впрочем, воздействия, произведенные этим предметом, сохранялись, ведь они были вполне реальны. Поэтому, скажем так, проделать дыру в стене я мог бы двумя способами: представить себе дыру в стене, и она бы исчезла, как только я перестал бы думать о ней, или вообразить большой шар, со скоростью врезающийся в эту стену и пробивающий в ней дыру. Шар исчезает, дыра остается.
Я никому не рассказывал про свои таланты. Поначалу, когда я был совсем маленьким, я не мог удерживать образ достаточно долго, чтобы доказать правдивость своих слов. А потом, когда я подрос, скрывать это вошло у меня в привычку. К тому же я увлекся йогой, которая помогала мне концентрироваться, и это родило во мне мысль, что такая сила, как у меня, может слишком сильно повлиять на мир. Кто я, чтобы иметь право менять его? Вдруг меня заставят следовать чьим-то указаниям, каким-то чужим целям, которые могут принести вред? И даже если будет казаться, что мои намерения благие, могу ли я быть уверен, чем все это кончится? Поэтому мои умения так и остались моим личным удовольствием и развлечением. Со временем я мог концентрироваться на более сложных и больших образах. Я учился разным способам создания образа и начал использовать для этого бумагу с ручкой, а затем - компьютерную графику, сложные алгоритмы и чертежи. Созданные таким способом образы были настолько продуманными, что мне уже не составляло большого труда держать их в голове. Ну и приобретённые навыки концентрации тоже помогали. Я мог создать целую метель, полную мельчайших, неповторимых снежинок, и эта метель замела бы целую улицу и исчезла бы без малейшего мокрого следа. А некоторые простейшие вещи я мог поддерживать в реальности даже не думая о них, а просто загоняя в угол подсознания. Они продолжали существовать даже пока я спал.
Я всегда был одиночкой, мне больше нравилось проводить время, экспериментируя со своими способностями и тренируя концентрацию, чем общаться с людьми. А после того, как умер отец, а следом за ним, через пару лет, и мать, я остался практически один.
Может быть, поэтому я сравнительно легко перенес конец света. Поначалу. Мне некого было оплакивать, кроме человечества в целом. Но пока люди не исчезли из моей жизни, я не понимал, какую важную роль они в ней играли. Поэтому чем дальше, тем сильнее давило на меня мое вынужденное одиночество. Но об этом позже.
Когда наступил апокалипсис, если это можно так назвать, я сумел выжить, абсолютно инстинктивно создав вокруг себя непроницаемую оболочку. Когда же я снова смог видеть, то обнаружил, что нахожусь где-то в просторах Вселенной, а от всей планеты остались лишь несколько травинок да жменька песка. Не могу описать свои чувства в тот момент, но, подозреваю, что от сумасшествия меня спасла только необходимость сосредоточиться на поддержании этой спасительной оболочки и моей собственной жизни. Довольно быстро я понял, что по непонятным причинам мои способности многократно возросли, а образы некоторое время продолжали свое существование даже после того, как я переставал их держать в своей голове. Для их поддержания теперь мне достаточно было периодически о них вспоминать и обновлять в своем сознании.
Существовать в пустом пузыре, бултыхающемся в просторах космоса - сомнительное удовольствие, а потому я принял решение начать создание своего собственного личного мирка. Я увеличил жизненную оболочку, придумал для себя побольше бумаги и ручку и принялся за возведение нового дома. Именно дома - поддерживать замкнутую систему гораздо проще. Очень скоро осточертевшие виды Вселенной, которые казались невероятными и прекрасными по первому времени, а оказались однообразными и безынтересными, скрылись за стенами моего нового дома. Я обустраивал его по своему вкусу, сделал даже небольшую оранжерею, где выращивал настоящие придуманные цветы. В конце концов Вселенная исчезла даже из моих окон - я создал за ними погоду и обновлял ее по своему желанию. Кроме погоды за окнами ничего не было, и создавалось впечатление, что дом летит по синему небу над облаками, стоит в плотнейшем тумане в болоте, погружен в грозовую тучу или утопает в проливном дожде.
Достаточно долго я наслаждался своими умениями, гордился созданным собою мирком, ведь все в нем было абсолютно идеально - именно так, как я себе представлял. Я был удовлетворен и вполне счастлив. Но, как уже говорилось выше, в конце концов, я затосковал и заскучал. Все события, происходящие в моем мирке, были для меня предсказуемыми, ведь они были сгенерированы мной. Мне не хватало чего-то нового. Какого-то фактора неожиданности, что ли.
И тогда я решил примерить на себя роль Бога.
Я взялся за создание жизни. Вооружился бумагой и карандашом, даже сделал для себя компьютер, и принялся за работу. Первым живым существом, которое я создал, была муха. Она выглядела так, как в моих воспоминаниях выглядели мухи, жужжала так, как жужжали мухи, и даже обладала зачатками собственного сознания, которое даровало ей некое подобие свободы воли. Муха летела, куда хотела, а не куда я ей приказывал, жужжала, как хотела и была вполне себе непредсказуема. Удовлетворившись результатом, я с огромным удовольствием прибил надоедливое жужжащее создание тапком и позволил себе отдохнуть, празднуя свой божественный дебют.
Когда последние следы размазанной по стене мухи исчезли, я вспомнил, что собака – лучший друг человека, и решил взяться за более сложную задачу, чем какое-то там насекомое. Я потратил много времени, чтобы воплотить в жизнь внешний облик идеальной собаки, до этого только мутным пятном обитавший в моей голове. Еще больше времени ушло на то, чтобы наделить собаку собачьим сознанием. Я никогда не обладал особо глубокими познаниями в собачьей психологии, а потому пес у меня получился, конечно, не очень достоверный. Однако после внесения многократных поправок, исправления ошибок и добавления различных дополнений, я остался доволен результатом настолько, что решил позволить этому новому другу человека обрести жизнь в моем мирке на постоянной основе.
Какое-то время мы мирно жили вдвоем в моем доме, иногда развлекаясь совместной охотой на мух, которых я научился создавать быстро и в почти любом количестве. Тем не менее, как вы понимаете, собака – не очень хороший собеседник. Поэтому вскоре, взвесив все «за» и «против», я принялся за создание своего величайшего и сложнейшего творения.
Женщины, разумеется.
Я очень долго готовился, прописывал на бумаге все, что знал о людях и женщинах в частности и довольно часто задумывался, имею ли я право на такой серьезный поступок, как создание человека. Впрочем одиночество окончательно доконало меня, и, отбросив все сомнения, я приступил к делу. В отличие от процесса сотворения собаки, в этот раз я пошел другим путем, решив начать с сознания, а не с внешнего облика. И я так сильно увлекся созданием разума и характера, что к тому времени, как я наконец вспомнил про внешность, она уже оказалась полностью сформирована моим подсознанием. От того первоначального безликого образа, с которым я начинал работать, не осталось и следа. Тело было готово, и вряд ли мне удалось бы сделать лучше, если бы я создавал его целенаправленно.
Слепок был создан, но это было только начало пути. Предстояло выполнить еще массу работы до того, как моя первая леди будет завершена. Я настраивал ее, подправлял, учил… Учил всему: дышать, ходить, говорить. Кажется, этот процесс так и не был никогда доведен до конца. Задолго до финиша она ожила. Превратилась в отдельное существо, с настоящими мыслями, чувствами, характером. Я уже не мог контролировать ее поведение, но все так же продолжал учить ее. Я рассказывал ей о Земле, о людях, о живой природе. Специально для нее создавал разные растения, насекомых, рыбок, мелких грызунов и других животных, чтобы она узнала, какими они были.
Она впитывала все, как губка, никогда не насыщаясь полученными знаниями. Она чувствовала в себе пустоту, незаконченность, а я заполнял ее. Мы были счастливы. Мы были одним целым.
_________________________________________
Первым, что я увидела, были синие глаза. А моей первой мыслью было: «Я люблю вишни». Моей второй мыслью было: «Что такое вишни?»
С самого начала во мне было много каких-то понятий, определений, предпочтений и желаний, которые я не могла объяснить. Это очень неприятное чувство, и мне хотелось поскорее от него избавиться. К счастью, синие глаза были рядом, чтобы помочь мне в этом.
Он рассказал мне, что такое вишни, создал для меня целую тарелку, а потом с любопытством и даже каким-то удивлением наблюдал, как я проглатываю их одну за другой вместе с косточками. Правда, он тут же пришел в себя и объяснил, что косточки нужно выплевывать, что растут вишни на деревьях, а потом рассказал, что такое деревья, что такое солнце, которое нужно деревьям, и вода, и земля, и воробьи, которые клюют вишни, и вишневое варенье… Он рассказывал мне, кто я, и кто он, и что это за дружелюбное волосатое существо с мокрым носом.
Мне хотелось все узнать, все почувствовать, все попробовать. Он говорил, что раньше были и другие люди, женщины и мужчины. Что я – женщина, а он – мужчина. Он говорил, что это он сотворил все вокруг, и хотя я видела, как он создает вещи прямо из воздуха, мне все равно было сложно в это поверить.
Я узнала, что женщины занимались домашним хозяйством, приготовлением пищи и воспитанием детей. Мне очень хотелось попробовать это все, и он создал для меня небольшой огород в своей оранжерее, где до этого росли только цветы, несколько кур, корову.
Все это занимало у него кучу времени, но он практически ни в чем не отказывал мне, только радуясь моему любопытству и безудержному желанию научиться всему на свете. Правда, он отказался создавать для меня детей, только посмеявшись и сказав, что «всему свое время», что бы это ни значило. Но для начала мне было достаточно и того, что он уже создал. Я училась ухаживать за огородом, следить за курами, доить корову, готовить еду, поддерживать в нашем постоянно растущем доме расплывчатое понятие «уют», которое было мне не до конца понятно.
Он был очень доволен мной, но чем больше становился наш дом, чем больше в нем появлялось живых существ и новых предметов, тем больше времени каждый день он тратил на то, чтобы «поддерживать их», как он это называл. Он запирался в кабинете и подолгу возился со своими записями, чертежами, рисунками, заметками, чтобы «ничего не забыть, чтобы ничего не пропало». Мне очень не нравилось, что он торчал там так долго. Без него я начинала ощущать пустоту, собственную неполноценность. Он же заполнял меня, и поэтому мне хотелось все время быть рядом с ним, не отрываться от него никогда, стать с ним единым целым.
Однажды я ощутила, что что-то во мне изменяется. Меня стали раздражать некоторые запахи, я стала быстро уставать и раздражаться, а по утрам мучила тошнота. Меня это сильно встревожило, я уже знала, что люди могут заболеть, и испугалась, что это случилось со мной. Побыв со своими ощущениями наедине какое-то время, я выбрала момент, когда мой создатель был свободен от ежедневных обязанностей по созданию и поддержанию образов, и поделилась с ним своими страхами. Он только улыбнулся и рассказал мне, что такое беременность, объяснил, что это не болезнь, и мне не стоит бояться.
Но мне все равно было страшно. Меня пугали изменения моего тела, недомогание, чрезмерная восприимчивость ко всему и, к тому же, меня очень сильно пугало какое-то смутное ощущение надвигающейся ответственности за другое живое существо. Не знаю, как мой создатель с этим справлялся.
Мое положение усугублялось еще постоянно меняющимся настроением. Все вокруг раздражало меня. Меня раздражало, что мой создатель все меньше времени проводил вне своего кабинета, а когда проводил, то был настолько устал, что практически не уделял мне внимания. Меня раздражала необходимость торчать в этом замкнутом пространстве. И больше всего меня раздражало никак не проходящее ощущение пустоты, незавершенности и… обманутости.
Мне казалось, что мой создатель мне лжет. Что он лжет мне обо всем. О том, что кроме нас двоих, людей больше нету, о том, что мир кончается за пределами дома, о том, что это ОН создал этот дом, эту погоду за окном и МЕНЯ. Мне казалось, что он запирает меня, закрывает в этой тюрьме, а сам уходит и видит внешний мир, других людей, других женщин… а вовсе не сидит в каком-то там кабинете.
Мы начали ссориться. А когда он говорил мне, что я неправа, что он любит меня, что я говорю глупости, я только кричала в ответ, что раз уж он мой создатель, то мог бы и не создавать меня такой «глупой», а сделать меня спокойной, послушной и дружелюбной, как своего пса. Он только качал головой и уходил назад в свой кабинет.
А я все равно не верила, что за пределами этого дома нет ничего. Если там ничего нет, зачем он создал двери?..
В один из дней мы поссорились особенно сильно. Мы кричали друг на друга, он в гневе разбил тарелку с вишнями, и я сказала, что лучше бы он меня не создавал, что он не имел на это права. А он тогда ответил, что… что, возможно, и правда не стоило. Сказал это и ушел.
А я… я больше не могла это терпеть. Был там мир или не было, я больше не могла находиться в этом доме, в этих стенах. И я распахнула дверь.
За дверью не было ничего, кроме дождя. Я сделала шаг вперед и моя нога провалилась где-то на полметра, но прежде, чем я погрузилась в бесконечность пустой Вселенной, подо мной возникла твердая поверхность. Я сделала еще шаг, и еще, а потом я побежала. С неба плотной стеной падал дождь, а под моими ногами восставала земля, покрытая травой и цветами, а за моей спиной – вырастали кустарники и деревья.
А потом я обернулась и увидела его. Он стоял на пороге, опираясь о дверной косяк и медленно сползая по нему на землю. Когда я подбежала к нему, сознание уже полностью покинуло его тело и перешло в этот новый созданный им мир, который больше не нуждался в его поддержке.
_____________________________________________
Где-то в просторах Вселенной есть тайное место. Если заглянуть туда, то за завесой вечного дождя можно разглядеть цветочную поляну, обрывающуюся внезапно, будто окруженную бездонной пропастью со всех сторон. Над поляной солнечно. На ней стоит дом, у входа которого растут вишни. Под одной из вишен сидит маленькая синеглазая девочка, со смехом наблюдающая, как большой добродушный пес играется с только что созданными ею прямо из воздуха крохотными бабочками. Трава, на которой сидит девочка, льнет к ее маленьким босым ногам, цветы обвивают руки, а вишня будто бы изо всех сил старается дотянуться ветками до ее головы.
А может быть, это просто ветер.