(император Николай I, художник В. А. Тропинин, 1826)
Проследовав за жандармами, Алексей со связанными руками был введён в приёмную. Оставшись перед окружением гордо вставшего государя, Алексей остановился и быстро оглядел всех вокруг. Всё было готово к допросу.
Свысока осматривал его вступающий в свои права император Николай... Это был молодой мужчина, с отличной военной выправкой, высокого роста, как и стоявший перед ним Алексей, только более сух в теле и широкоплеч. Свежесть лица и ровность его черт говорили лишь о хорошем здоровье и умеренной жизни. Никакого отвращения к нему Алексей не испытал от этой первой встречи...
– Так, голубчик, – вымолвил Николай и остановился перед его глазами. – Встать как следует! – воскликнул он строго, заметив некую расслабленность тела в Алексее.
Алексей послушно выпрямился и встал в стойку смирно, как бы ни мешали связанные руки.
– Отставка не идёт вам на пользу, Алексей Николаевич, – продолжал Николай, убрав руки за спину. – Вы были одним из тихих в камере.
– Не посчитал нужным участвовать в таком допросе, Ваше Величество, – ответил честно Алексей, и стоявший перед ним государь вдруг положил ему руку на грудь:
– Ваше сердце бьётся?
– Оно спокойно, Ваше Величество, – ответил Алексей опять, и убравший руки за спину Николай продолжил с лёгкой ухмылкой:
– Не надолго, не надолго! Вы уже дрожите? – заметил он, как Алексей слегка вздёрнулся в теле, одетый лишь в свою белую, но уже испачканную рубаху, штаны и сапоги.
– Озяб, – вымолвил Алексей и сглотнул подступившее волнение. – Холодно было в камере.
– Скоро с вас не только это снимут. Вам будет ещё холоднее... В Сибири, – удалился Николай к столу и, сев на уголок, кивнул поднявшемуся из-за соседнего стола Карлу Толю.
Алексей Карла знал в лицо и вдруг вспомнил, что Дмитрий как-то упоминал и о том, что выполнял поручения Толя по делу с заговорщиками. Теперь Карл поднял со стола один из разложенных там листов и зачитал:
– Александр Сергеевич Герасимов делился поручениями и планами на встречах со своим близким другом, князем Алексеем Николаевичем Нагимовым.
– Донос, – ровно ответил Алексей, спрятав в душе нехорошее предчувствие.
– Читайте, – сделал удивлённый вид и, поставив руку на поясе, снова кивнул Толю государь.
Тот взял со тола другой лист:
– Князю Алексею Николаевичу Нагимову Герасимов доверял и передавал планы сразу после собраний. Нагимов состоял ранее в том же обществе.
Взяв следующий лист, Толь продолжал зачитывать показания разных заключённых, не называя их имён. И в содержании тех отрывков звучало имя Алексея, что привело его в глубочайшую дрожь краха всех надежд...
– Подтверждаете? – спросил Алексея после прочтения Толь, всем видом подталкивая к ответу.
– Подтверждаю, что слушал всё, что рассказывал Александр, хотя останавливал его и просил не вмешивать в это дело, – признавался Алексей, продолжая ровно стоять.
– В общество входили? – спросил Толь.
– Входил, но ненадолго, скоро вышел, не сойдясь мнениями с некоторыми из участников, – ответил ровно Алексей. – Не знал, что всё будет настолько серьёзно.
– Оправдывайтесь теперь! – прикрикнул Толь. – В кандалы, как предателя!
– Я человек чести, я присягал и не собирался предавать, – ответил гордо Алексей.
– Не финтите, голубчик, – становился грознее и Николай. – Говорите всё, что знаете!
– Я человек чести, государь, – повторил, переведя взгляд на Николая, Алексей. – Я клялся не выдавать никого и не предам.
– Всё-то вы стараетесь выкрутиться, лукавством полны, а не честью, – огрызнулся Толь.
– Меня учили поступать по чести, действовать на благо.
Тут подошёл к Николаю адъютант, всё время стоявший чуть в стороне с папкой в руках, и протянул ту государю.
– Да-да, – зная, что в бумагах, кивнул ему Николай и раскрыл папку перед собой. – Вы знаете, Алексей Николаевич, я кровью вхожу на престол, занять который вовсе и не собирался. А в чём я виноват?
– Ни в чём, Ваше Величество, – подтвердил Алексей.
– Что я сделал плохого лично вам? – поднял взгляд на допрашиваемого Николай.
– Ничего, Ваше Величество, – снова подтверждал тот.
– А вас будут считать покровителем цареубийц, – сообщил далее Николай и, закрыв папку, бросил её на свой стол. – Вам ведомо, что от вашего признания зависит судьба не только вашего Сашки Герасимова, но и ещё некоторых людей?
– Нет, – вновь сглотнул тревогу Алексей и продолжал не сводить внимания с государя, который, встав ровно, обратился к ухмыльнувшемуся Толю:
– Отыскать этих детей бывшего графа Зорина!
Услышав это, Алексей чуть вздрогнул и задержал дыхание страха, пока государь продолжал свой приговор:
– Ивана в солдаты и в полк на Кавказ, сестру его в Сибирь! – Николай подошёл ближе и взглянул в задрожавшие глаза Алексея. – Алексея Николаевича лишить всего и тоже в Сибирь! Там встретитесь! Что теперь говорит ваша честь?
– Отвечайте, о чём вам было известно, если желаете милости государя, – прищурился Толь на взглянувшего Алексея.
Алексей молчал. Видя непробиваемость его, Николай на некоторое время закрыл глаза и, стоя в своих мыслях, качал головой.
– Теряет ли человек честь, когда нарушает клятву, данную предателям? – открыл, наконец-то, глаза к Алексею Николай. – Отвечайте! – воскликнул он уже в подступающем раздражении.
– Нет, Ваше Величество,... не теряет, – ответил Алексей, понимая, что приставлен к стене и вынужден отвечать на все вопросы, которые будут теперь заданы.
– Кто стоял во главе заговора? – продолжил спрашивать Толь.
– Я знаю всё только со слов Александра Герасимова, не более, – сказал Алексей. – Полагаю, допрос Александра уже был.
– Опять финтите? – недовольно всплеснул руками Николай. – Мы с вами ровесники, а мне кажется, передо мной стоит мальчишка, у которого ещё усы не растут!
– Я не могу назвать имена, я клялся не выдавать, – твёрдо стоял на своём Алексей.
– С чего всё началось? – спрашивал дальше Николай, поглядывая то на Алексея, то на секретаря, записывающего каждое слово допроса.
– Насколько мне известно, началось всё ещё в двадцать первом году с пропаганды свергнуть государя Александра, – говорил Алексей, углубляясь в свои воспоминания. – Но потом отговорили и решили заняться помощью простому народу.
– Да, это мы знаем, – махнул рукой Толь. – Ваша роль?
– Дружба с нашим воспитателем в морском деле, ненароком сближала меня с окружившими его единомышленниками, которых сразу поддержал и Герасимов, убеждая меня сделать то же самое. Не сойдясь во мнениях и взглядах на многие вопросы, я, в конечном итоге, рассорился с некоторыми и просил Герасимова не вовлекать меня в планы. Из-за давления со стороны друзей-офицеров, разделившихся на два фронта, я решил уйти в отставку, – рассказывал Алексей искреннюю сторону своего участия.
– Поддерживали связь с остальными и их идеи? – поинтересовался Николай.
– Поддерживал идеи, общался при встрече, но подробности о планах обществ не знал, – признавался Алексей.
– Что вы сказали тем, кто остался в тайном обществе из ваших друзей? – следовал следующий вопрос от государя.
– Всё можно было проделать, не создавая тайных обществ. Каждый из них, а большинство — это опытные помещики, мог бы и крестьян своих освободить, раз уж на то шло, однако земли и условий давать им не собирались, – отвечал Алексей.
– Вы за то, чтобы освободить крепостных? – интересовался Толь.
– Я за общее равенство людей, – кивнул Алексей. – На каждого из моих крестьян я имею своё мнение. Но каждый из них имеет право на образование, на карьеру. Есть таланты.
– Поддерживали идею уничтожить императорский род и создать республику? – задал следующий вопрос Толь.
– Поддерживал идею республики на примере многих государств, поддерживал и идею ограничить власть, но не был сторонником кровопролития. Не знал, что оно... планируется, – отвечал стойко Алексей.
– Вот и ваше истинное лицо, – вздёрнул бровью государь, а подхвативший Толь воскликнул:
– Вы и ваши товарищи наложили ещё одно пятно на Россию, взяли в руки кинжалы, чтобы добиться того, о чём сказать в лицо не посмели!
– Много шума, нерешительной словесности, – согласился и записывающий всё Левашёв, поглядывая на неподвижного Алексея, узнавшего его.
– России нужна сила, – заявил Алексей. – Угнетая, мы теряем эту силу, тогда как, воспитав народ, мы бы окрепли!
– Однако в вас есть огонь, – удивился государь. – Времена тяжкие. Не забыли? О беспорядках над крестьянами мы и без таких, как вы, знаем, работаем над этим. А что сделали вы, Алексей Николаевич, чтобы хотя бы в вашем имении было иначе, чтобы крепостные не бежали? – прищурился государь.
– Я для них первый враг, – ответил Алексей. – На примере жестоких расправ вокруг, тирании, мне не верят. Я и сам несдержан, в чём признаю свою вину.
– Какие результаты влекли за собой собрания, на которых бывал Герасимов?... И развяжите ему руки, – махнул государь рукою адъютанту, тут же выполнившему его просьбу.
– Никаких результатов не было. Они много говорили, но никто ничего не делал. Больше я не знаю, – сказал Алексей, снижая громкость голоса.
– Вам известно намного больше и следует не становиться мерзавцем, укрывающим все детали дела, – пригрозил ему Толь. – Что известно о помыслах тех, кто был вокруг вашего друга, и каковы были помыслы его?
– Кто-то пытался списать свои долги, если... сменить существующую власть, – продолжал отвечать Алексей. – Они находили людей, подходящих для планов. Простые солдаты были неинтересны, поскольку они ничем не владели, а офицеры, что повыше, как Сашка, да... У него были денежные проблемы, был обижен, что не был продвинут по службе.
– Да, – кивал государь. – Вашего друга смогли завлечь, как пса на кость, – сделал он знак рукою Толю продолжать.
– Что известно о планировании убийства царя? Рассказывайте всё, – задал Толь следующий вопрос и указал на другие допросные бумаги, что лежали на столе.
Алексей молчал. Он понимал, что, ответив на этот вопрос, может подписать приговор... Совесть его боролась с ним, заставляя помнить о чести и отвечать по долгу. Пронзительный взгляд государя заставил говорить:
– Подробности не знал. Слышал, что часть заговорщиков была в польских войсках, - далее Алексей смолк.
Больше он продолжать не мог за овладевшим им бессилием, но воцарившаяся тишина и всё так же пронизывающий взгляд государя опять побудили раскрыть рот:
– Офицеров выбирали с долгами,... с обидами... И об истинной цели обществ сообщалось далеко не всем.
Алексей снова смолк. Государь покачал головой и приблизился вновь к его глазам. Ткнув несколько раз ему в лоб пальцем, он спросил:
– Где была ваша голова, Алексей Николаевич, коли донести о том, что знали, не додумались?! В кандалы вас! На каторгу! Пожизненно в Сибирь!
Алексей молчал, зажав в себе всё остальное, что бы хотел сказать, но гордая совесть не позволяла. Всё то видел и точно уже знал разъярённый государь Николай, который начал его трясти.
– Верните только всё Зориным! – пав у ног государя, прослезился Алексей, и, чувствуя, что слёзы вот-вот покатятся по его охладевшим щекам, спрятал лицо к полу.
– Что?! – отступил Николай и уставился ошарашенный от услышанного. – Как смеете говорить о верности, о чести,... стараться спасти других, если о своей шкуре позаботиться не можете?! Кто вы после этого?!
– Я знаю свою вину, государь, – молвил Алексей, приподняв голову, но не смея взглянуть в глаза. – Я признаю вину, пусть будет наказание любое, но только мне, мне, заслуженному его понести... Не Зориным...
– Встать! - криком заставил государь Алексея подняться и вновь выпрямиться перед собой. – Почему никто, как вы, узнав о цели обществ, выйдя из них, не доложил о готовящемся перевороте?! – продолжал восклицать разъярённый государь. – Все, кроме Ростовцева, который предупредил, осмелился и написал мне письмо накануне! Вот, истинный поступок чести! Кого прощать, если не таких?! Вам расти и расти... Кому рассказывали о ваших беседах с Герасимовым?
– Никому, – в слабом голосе последовал его ответ, на что государь цыкнул и недовольно покачал головой.
– Что известно про Трубецкого? – прозвучал следующий интересующий государя вопрос.
– Немного... Раздор у него был с Пестелем о том, кто выше, – стараясь дышать ровно, отвечал Алексей, но уже покатившаяся слеза на его щеке заставила говорить с выдавливанием. – А со смертью государя Александра время уже не ждало, но и народной революции никто не хотел.
– Вы ведёте игру? – поинтересовался Толь. – Чью-то независимую, иную?
– Я присягал и не хотел убивать своих... Теперь предали и тех, кто пошёл с ними, за них,... кого завлекли ложными заявлениями, да даже не вышли с ними на площадь! Убили сразу того, кто хотел себя осветлить! Героя войны! Генерала, который никогда не бил своих солдат, который всегда к солдатам хорошо относился! – восклицал Алексей.
– Молчать! – криком заставил государь Николай его замолчать.
Алексей опустил взгляд в пол. Николай отошёл к столу и стал по нему стучать пальцами, погрузившись в раздумья...
Время шло...
Дописанные слова допроса были уже на листах, которые Толь пригласил Алексея подписать. Не перечитывая всего того, что написано, он взял перо...
– Всё, – повернулся к ним государь и указал Алексею на дверь. – Вам доложат о решении. А пока... Обождите в коридоре... Позвать Тихонова!
Алексей поклонился и отправился покинуть кабинет, как в распахнутую дверь пропустили уже следующего к допросу. Это был Дмитрий... Спокойный. Не арестованный. В руках у него была папка с кучей беспорядочно вложенных в неё бумаг.
Алексею оставалось только ждать. Сердце билось уже тихо, словно готовилось к принятию неизбежной кары, будто и биться сильнее не было смысла. Ожидавшие здесь же жандармы тоже молчали...
– Князь Нагимов, – после долгого часа ожидания распахнулась резко дверь, и Алексея вызвали вернуться.
Он вновь предстал перед глазами государя и его помощниками. Алексей остановился возле Дмитрия. Он несмело взглянул на него и заметил вновь абсолютное спокойствие...
– Что же вы, голубчик, – подошёл снова к Алексею государь и убрал руки за спину. – Вам приходится выбирать, кого предать, я понимаю, – кивал он. – Но почему вы решили себя закопать вдруг в могилу каторги? Надоела спокойная жизнь?!
– Нет, Ваше Величество, – ответил Алексей.
– Почему солгали на допросе? Или это ваша честь подтолкнула сметь лгать? – повышался голос государя.
– В чём вина моя, Ваше Величество? – не понимая уже ничего, спросил Алексей, и государь встал рядом с Толем, которому кивнул продолжить.
– Вы сказали, что никому не докладывали о ваших беседах с Александром Герасимовым, – ответил Толь. – Вы лгали, ответив на вопрос, кому говорили — никому, – ткнул он пальцем в бумагу, что лежала на столе с остальными допросными листами. – Отвечайте!
– Да, – кивнул Алексей и взглянул на так же кивнувшему ему Дмитрия. – Делился... С Дмитрием Васильевичем.
– А теперь, – продолжил государь. – Вы, Алексей Николаевич, служили Сперанскому...
– Да, – подтвердил Алексей. – Совсем недолго, пока Батеньков не мог помогать.
– Что знаете об его игре с заговорщиками? – государь стал медленно подходить к нему.
– Я не знал о его связи с заговорщиками. Впервые услышал об этом от Герасимова и не поверил.
– С кем вёл переписку Сперанский? – гордо смотрел в глаза правитель.
– С Аракчеевым, несколько писем отправлял Столыпину и Горлову. Я не все бумаги видел, – пожал плечами Алексей.
– Коварный у вас друг, князь, – взглянул вдруг на Дмитрия государь и слегка улыбнулся его встречной улыбке. – Любит финтить... Это может пригодиться, но, – став серьёзнее, государь вновь взглянул в глаза Алексея. – Вас ждёт наказание. За ложь на допросе, за попытки скрыть от нас имена, планы и всё, что известно, вас не ждёт спокойная жизнь, о которой вы мечтали. Я верну вам чин лейтенанта, и в ближайшее время просить об отставке забудьте... Рассматриваться не будет. И помните, шаг в сторону, будет Сибирь, а из Сибири вы никогда не вернётесь. За вами будут следить... Пристально... За всеми...
– Готов отправиться, куда прикажете, – принимая свою участь, гордо ответил Алексей.
– Не спешите. Вы остаётесь пока в Петербурге, на службе в канцелярии, как и князь Тихонов... До суда! – сообщил государь и развёл руками. – Из Петербурга ни ногой. За вами всеми будет установлен строгий надзор! Это всё, пока высший суд не объявит окончательные приговоры. Вы оба можете идти.
Дмитрий уже выполнил поклон, но Алексей продолжал стоять и взирать на государя с надеждой о разрешении мучающего его вопроса.
– В чём дело, князь? – спросил заметивший то государь. – У вас есть вопросы?
– Я по делу Зориных хотел ходатайствовать, – ответил тут же Алексей.
– Знаю. Найдём, рассмотрим, – кратко сказал тот и сел за стол.
Алексею пришлось уйти за Дмитрием. Выйдя с ним на свежий воздух, он вдохнул:
– Истинно... Будто уже страстная неделя...
– Не гони коней, – улыбнулся Дмитрий. – Великий пост только начался.
– Ты мне скажи, что за доклад у тебя был государю? – сдерживая счастливое парение души от пока полученной хоть небольшой свободы, спросил Алексей, на что друг улыбнулся:
– Расскажу, когда будем у тебя дома.
– Дома... На квартире?
– Нет, дома, – приставил палец к губам Дмитрий и стало ясно, что больше он пока не скажет.
Алексею этого пока было достаточно. Ощущение свободы и нестрогой кары за всё-таки содействие и покровительство преступлению было высшим благословением...
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/03/25/587