Когда Настя сказала Евгению, что будет работать в лаборатории Кауфмана, это вызвало у него поначалу только удивление, которое исчезло,
когда она сообщила ему о зарплате.
- Это прекрасно, - сказал он. - Но что ты там будешь делать?
- Кауфману приходит море писем на разных языках, а он, при всей своей гениальности в медицине, кроме родного, в совершенстве знает лишь латынь. Учёный его уровня должен постоянно поддерживать контакт со своими зарубежными коллегами.
- Отлично, - Евгений обнял Настю и поцеловал, но почувствовав её напряжение, мягко отстранился и посмотрел ей в глаза.
- Мне придётся сменить татуировку, - сказала Настя, не отводя взгляда.
- Зачем? - губы Евгения изобразили улыбку, которая нисколько не отразилась в глазах, сделавшимися тревожными и холодными.
- Таково требование администрации, - сказала Настя, по прежнему, выдерживая взгляд Евгения.
Губы Евгения дрогнули, он отошёл к окну и молча смотрел на пунктир проезжавших вдалеке машин.
- Ты против? - спросила Настя.
- Как я могу тебе запретить? - Евгений пожал плечами. - Ты свободный человек.
- Не совсем, я твоя жена, и, думаю, мы должны такие вещи решать вместе.
Евгений повернулся и устремил мрачный взгляд на Анастасию.
- Если тебя интересует моё мнение, - сказал он, - то мне это кажется странным и непонятным.
- Что именно? Требование администрации или моё согласие?
- И то и другое.
- Значит, ты возражаешь.
- Я этого не говорил, - голос Евгения прозвучал с некоторым раздражением.
- Однако в том, что ты сказал, прозвучало осуждение.
- А что ты ожидала? Что я с ликованием приму известие о твоём переходе в осины, от которых все шарахаются как от чумы. Конечно, у тебя будет весьма неплохое место работы, но что если эту лабораторию через пару лет закроют, и тебе придётся снова искать работу, но только теперь уже с этим чёртовым знаком на руке?
- Очень мило. Это ведь ты некогда утверждал в своей дипломной работе, что деление на осин и тополей есть опаснейшая глупость и долг каждого думающего человека всячески противостоять
ему?
- Я сейчас говорю о реальном положении дел, которое не даёт осинам никакой перспективы. Разве ты не видишь, что происходит вокруг? Всех осин планомерно выдавливают со всех должностей, на верховном совете один за одним принимаются законы, направленные против осин. Из серьёзных людей остался один Кауфман, от которого Клим ожидает скорейшего бессмертия. А что если у него разум просветлеет и он поймёт, что вечная жизнь это гнусная чепуха? Что будет с Кауфманом и с тобой?
- А мне кажется, что всё именно так и происходит, потому что многие рассуждают подобным образом.
- Ага, - воскликнул Евгений. - я предатель и трус, виновный в том, что обезумевшее стадо несётся неведомо куда, сметая всё на пути?
- Наш разговор тоже никуда не ведёт. Ты заставляешь меня оправдываться.
А в чём собственно? В том что я хочу заниматься делом, невзирая на всеобщее безумие по поводу различия татуировок?
Евгений снова отвернулся к окну и минуты две молча смотрел в унылый двор и мелькающие в просвете арки авто.
Настя села на диван и смотрела на висевшую на стене маску мрачного гоблина, стиснувшего в зубах осиновый лист.
Когда Евгений повернулся, лицо его немного просветлело и выражало решимость. Он подошёл к Насте, обнял, поцеловал её в нос и сказал:
- Поздравляю. Я рад за тебя. И забудем о татуировках. Я должен уехать по делам. Вернусь около трёх.
Евгений взял ключи от машины, надел куртку и ушёл.
Настя долго ещё сидя на диване предавалась тревожным мыслям. Она понимала, что Евгений прав и что со знаком осины на руке её карьерный рост ограничивался только лабораторией Кауфмана. Однако её больше беспокоило ощущение того, что Евгений что-то скрывает от неё.
И это было действительно так.
В медийном пространстве особо непримиримой антиосиновой пропагандой славилась радиостанция "Осиновый кол." Она захлёбывалась прославлением величия тополей и всячески шельмовала осин, как предателей тополиного дела, тополиной идеи, и называла их заклятыми врагами империи тополей.
Радиостанция эта являлась собственностью компании по переработке и экспорту тополиного пуха, которая в свою очередь принадлежала приближённым к Михаилу олигархам, причём пятьдесят одним процентом активов компании владели подставные(Михаилом же) лица.
По сути он и был фактическим хозяином "Осинового кола" и сам подбирал штат сотрудников радиостанции. Поскольку Клим переманил одного из его самых изощрённых пропагандистов, бывшего к тому же заместителем главного редактора, на один из имперских телеканалов, перед Михаилом встала необходимость быстро подобрать ему замену.
Его мысли были настолько далеки от кандидатуры Евгения, что он даже не вспомнил о нём.
Он наводил порядок в своём сейфе, мысленно прокручивая список возможных кандидатов и с печалью признавая, что талантливых людей в огромнейшем лагере тополей раз два и обчёлся, когда под руку ему попалась папка с дипломной работой Евгения. Он раскрыл её и прочёл выборочные абзацы.
"Он пишет как отъявленный враг, но необычайно талантливo, живо, остро, с огоньком, хотя и опаснейшую чушь," - подумал Михаил, закрывая сейф.
Михаил, длительное время исполнявший должность командира в горячих точках, давно выработал в себе правило трёх секунд. Заключалось оно в том, что в течение этого времени он должен принять решение, и если этого не произойдёт, то вся игра будет обречена на проигрыш, потому что решение, изнасилованное и стилизованное излишним обдумыванием, будет заведомо неправильным и пагубным. Насколько уместным было переносить традиции и приёмы военной тактики на правила гражданской жизни, Михаилу думать было недосуг, опять же в следствии самого этого правила. Он решил назначить Евгения на должность зама главреда и ведущего радиостанции.
Этим он достигал сразу несколько целей. Во-первых, всегда выгоднее иметь талантливого публициста на своей стороне, во-вторых, владея дипломной работой Евгения, Михаил мог сделать его более управляемым, ибо такая папка сама по себе составляла синопсис уголовного дела в соответствии со статьёй об ответственности за действия, направленные на разрушение целостности империи. Собственно именно поэтому Михаил и не отдал Климу для ознакомления эту папку, а другую, наполненную нейтральной философской направленности, которую Евгений настрочил недели за две, набрав цитат из Гегеля и неоплатоников. В третьих, Михаилу очень хотелось утереть нос перебежавшему на телеканал ведущему, назначив Евгению оклад вдвое превышающий тот, который предложили "Иуде" после его "измены."
Михаил встретился с Евгением и огорошил его предложением пикантной вакансии, приправленным обещанием более чем щедрой оплаты.
Зная о репутации радиостанции и испытывая к ней брезгливое презрение, Евгений всё же согласился.
И у него были для этого свои резоны. Поскольку все средства информации, которые хоть сколько-нибудь сочувствовали осинам и в какой-либо мере разделяли их точку зрения, были оттеснены с медийного пространства, то у Евгения давно блуждала в голове смутная идея о том чтобы проникать в тополиные СМИ и там с помощью эзопова языка проводить другую, подводную, линию.
"Если они поставили себе за правило заявлять одно, а подразумевать и проводить в жизнь другое, то почему же не перенять их оружие и тактику и не довести тополиную пропаганду до такого абсурда, что волей неволей истина будет обнажаться для каждого имеющего более двух извилин в голове," - таков был итог его размышлений относительно засилья тополиной пропаганды.
И когда Михаил предложил ему вакансию с такими лакомыми условиями, Евгений согласился.
Михаил, не спуская пристального взгляда с Евгения, поинтересовался причиной столь лёгкого и стремительного согласия. Евгений ответил просто: "Я устал видеть в глазах жены немой укор и вопиющий вопрос: "Когда же ты будешь зарабатывать деньги, милый?""
Михаил счёл этот довод абсолютно убедительным, пригласил его приехать в офис радиостанции к девяти утра с тем чтобы ознакомиться с внутренним уставом и подписать договор.
В одном из пунктов устава, который Евгений досконально прочёл на следующий день, было требование "не иметь близких или родственных отношений с осинами, а при наличии оных незамедлительно извещать о них, дабы в дальнейшем избегнуть наказание за сокрытие этих данных." Евгений готов был подписать этот пункт без особых колебаний и приступить к работе, но ему хотелось предварительно поговорить с Настей, чтобы не шокировать её.
Проблема заключалась в том, что она с отвращением отзывалась об этой радиостанции и, конечно, не слушала её, но в случае, если бы Евгений не обсудил с ней свою предстоящую деятельность, то этот обман вызвал бы у неё в дальнейшем полное недоверие как к его идее "эзопова языка", так и к прочим его идеям.
Именно когда Евгений собирался открыть жене свой "проект", она сказала ему, что намерена работать в лаборатории Кауфмана и сменить татуировку, то есть стать осиной.
Это неожиданное обстоятельство сильно смутило Евгения, хотя он и не открыл истинную причину своей досады. Он просто решил, что сама судьбы подсказывает ему, что не стоит связываться с радиостанцией "Осиновый кол", и поехал к Михаилу, объяснить причину отказа.
Тот принял его в своём кабинете со стенами, увешанными различными видами огнестрельного оружия, с гербами из тополиных листьев и знаменем, сотканным из тополиного пуха.
У порога лежал коврик, и когда Евгений, миновав охранника, подошёл к двери и открыл её, Михаил бодро и громко сказал: " Вытри ноги о коврик!" Евгений подчинился и вошёл.
"Каждый входящий сюда вытирает ноги о коврик, сшитый из осиновых листьев. Таков ритуал," - с улыбкой пояснил Михаил и пригласил Евгения сесть на диванчик, стоявший у стены рядом со столом, за которым сидел хозяин кабинета.
Узнав о причине отказа Евгения от предлагаемой должности Михаил рассмеялся.
"Пустяки! - сказал он. - Устав я пишу так сказать для массового потребления. Но между нами, если бы мы строго придерживались устава, разве бы мы создали такую империю? - Михаил встал из за стола, достал из бара бутылку красного, наполнил два бокала и, вручив один Евгению, сел рядом с ним на диванчик. - Жена будет работать у Кауфмана, говоришь? Прекрасно. Oна будет в курсе всего, что там происходит. Будет слышать разговоры, шутки, случайные оговорки. Поверь мне, насколько бы человек не был скрытен, а нет нет да и проговорится, понимаешь?"
- Нет. Какое это имеет отношение...
- Oчень прямое, - перебил его Михаил и жёстко посмотрел в глаза Евгению. - Мы, конечно, установили там скрытые средства наблюдения, но Кауфман и его персонал не дураки, и поэтому не всё удаётся отследить. Вот ты и попытайся выяснить у жены, какое там настроение и, главное, как движется работа. Прямо не спрашивай. Покупай время от времени цветы, показывай ей постоянно какая она замечательная и как ты её ценишь, причём делай это искренне. Запомни, секс в полном смысле начинается с утренней улыбки, чашки кофе поданной ей в постель и в твоём нежном отношении к ней в течении дня, а ночью это уже так сказать эпилог, маленькая, хотя и значительная часть секса, значительная ещё и потому что тогда она будет с тобой полностью откровенна.
- Спасибо за лекцию, - тихо, но решительно сказал Евгений. - но я сам разберусь, как мне любить свою жену. Вы предлагаете мне такую мерзость, что согласись я на неё, вы первый же не будете меня уважать. Ведь вы воевали и знаете, что такое честь.
- Да, честь хорошая штука, когда перед тобой противник, атакующий тебя в открытом честном бою, как в средние века. Но до чего измельчали людишки, и насколько подлой и низкой сделались методы их борьбы. Если бы осины вышли во время похода Митяя и сразились бы с его войском, то даже проиграв, они покрыли бы себя славой воинов. Но они отсиделись по домам, как крысы, и едва армия противника разошлась, они с ещё большей яростью бросились строчить злобные гнусности в своём паскудном интернете.
- Почему же вы мне предлагаете так измельчать?
- Ты уже позволял себе гнусности в своей дипломной работе, которая лежит, между прочим, у меня в сейфе. Занятно ты там разглагольствовал о роковой тенденции тополей к самоистязанию и саморазрушению и о спасительной миссии осин.
- Ах вот оно что! - вспыхнул Евгений. - За глотку меня хотите прихватить?
Михаил рассмеялся и сказал: "За глотку я держу тебя уже давно. Вопрос только в том, когда придушить. - Михаил отпил из бокала, встал и поставил его на стол. Развернувшись, он посмотрел прямо в глаза Евгения. - Помнишь, ты сидел и дрожал в камере, когда сломал палец профессору, который был тогда ещё приближённым к Климу. Вспомни, каким ты был. Снимал комнатушку, одевался в ширпотреб и ездил на драндулете. А теперь одеваешься в салонах, ездишь на серьёзной тачке, живёшь в недурной квартире. А дальше, мальчик, у тебя будет ещё лучше, если не будешь брезговать советами старого воина. Итак, ты выходишь завтра на работу?
- Да, - выдохнул Евгений и подумал "Этот волчара умеет работать с кадрами."