Посвящается подводнику Густову А. В.
Густов. Да, да, именно Густов. Густов, а не Вильгем Густлов, хотя похожесть в фамили-ях и есть. Густов Анатолий Васильевич был подводником. «Вильгельма Густлова» он не топил. Да и потопить не мог, даже теоретически, так как не был командиром лодки. Был Густов боц-маном на лодке под командованием Чабаненко, ставшим впоследствии командующим Север-ным флотом.
Ну а что касается «Вильгельма Густлова», так его потопил подводник номер один Алек-сандр Маринеско, совершив на Балтике свою атаку века. Ставший личным врагом Гитлера, вра-гом Германии номер один, ввергнувший весь рейх в трехдневный траур.
Так вот, Густов Анатолий Васильевич был моим родственником, мужем моей тетушки.
Могучий был человек: роста – гвардейского, косая сажень в плечах, кулачищи – что две кувалды. Русский был человек. Только русская земля может рождать таких богатырей. Был он родом с Тверской области. Родился в самом начале прошлого, двадцатого, столетия. В шестнадцать лет ухитрился стать Председателем Сельского совета и успешно справляться с работой на этом посту. Работа-то была никому не знакомая, шел 1918 год. Руководил Советом Анатолий до ухода в армию.
Ну а куда могли призвать такого богатыря? Конечно, на флот, на подводные лодки. Рост, правда, был великоват для подводных лодок, но для боцкоманды – в самый раз. Там такие богатыри как раз нужны, работа там физически тяжелая.
Служба проходила на Тихоокеанском флоте. Служба нравилась. Отслужив положенные по тем временам семь лет, Густов остается на сверхсрочную.
А тут и война подоспела. На Тихом океане неспокойно, но боевых действий нет. Вот и решило командование три лодки проекта «Л» перебросить для поддержки Северного флота. Лодки отправились через Тихий океан, к Панамскому каналу. Уже у берегов Америки кто-то атаковал головную лодку и потопил ее. Кто совершил эту гнусность, так и осталось тайной. Японцы не имели права, так как с ними в то время мы не воевали. Союзники? Ну, а почему бы и нет? Теперь это у них называется «дружеский огонь». Это когда по своим лупят. Что мы часто наблюдали в Ираке за тот короткий срок, что велись там боевые действия. Да, видимо, они разгильдяи тоже приличные.
Две лодки пересекли Атлантику и прибыли на Северный флот, сразу же включившись в боевые действия. И так все четыре года войны, в прочном корпусе, преодолевая минные поля, атакуя противника, сопровождая наши конвои. Работенка не из легких. Особенно большое напряжение бывает, когда минреп, трос минный, начинает скоблить корпус. На лодке объявляется полное молчание, прерываемое только докладами: «Первый отсек прошел, второй отсек про-шел» – и так далее. А когда скрежет доходил до последнего отсека, напряжение достигало высшего накала: а не зацепится ли минреп за винты? Вот тогда уж точно конец и лодке, и всему экипажу.
Суровая служба была. И война суровая шла. Но выдюжил русский мужик. Дошел до По-беды. Да, дошли далеко не все. Но Густов дошел.
Ну а дальше что? Предложили пойти на офицерские курсы. С таким богатым опытом офицеры были нужны. Да, нужны, так думали многие, но не те, которым думать было положено.
Был в ту пору деятель, так и хочется сказать: мелкий политический деятель в эпоху Эди-ты Пьехи. Очень уж кукурузой увлекался. Насадил ее до Полярного круга и, кажется, дальше даже. Ну а флот, корабли? А зачем они нужны? Опытных военных людей разогнал, много кораблей порезал. Как рассуждал-то этот «умник»? Кнопку нажал – и полмира снес, попросту го-воря, ликвидировал. А то, что, нажав кнопку, вся спина в мыле, – об этом и не думал. Скольким людям потрудиться надо, чтобы кнопка сработала, – не задумывался.
Короче, попал наш подводник в эту мясорубку и был уволен, как и более полутора мил-лионов дркгих опытных офицеров. Надо было чем-то заниматься, зарабатывая на пропитание. Хорошо, что в ДОСААФе такими людьми не бросались, пригласили на работу – молодежь к службе готовить.
На набережной Лейтенанта Шмидта поставили лодку проекта «С». Вот на этой лодке и приходилось дежурить всем, и Густову в том числе. Корабль без дежурной службы просто не может жить. Вот и дежурили по суткам.
Однажды вечером, уже стемнело да завьюжило, зима была, находящийся внутри лодки Анатолий Васильевич услышал шаги на трапе. Кто бы это мог быть? Проверяющий какой-нибудь? Поднялся Густов по трапу в рубку, на мостик. С берега, по деревянному трапу, на лодку двое гражданских пробираются. Первый идущий, увидев дежурного, обратился к нему: «Командир, разреши зайти, хочу я товарищу лодку показать, как раз такой же я командовал. Правда, у меня была «С-13».
– Какая была? «С-13»?
В темноте-то не рассмотреть было гостей. Но «С-13» говорило само за себя.
– Да неужели это вы, Александр Иванович?
– Да, да, Маринеско я.
– Вот это встреча! Так проходите же, проходите.
Спустились через кормовой люк в отсек. Густов по лодке их ведет. Да что там вести-то, командир знает ее лучше, чем собственный дом, которого, кстати, у Маринеско и не было. Наши деятели пытались скрыть подвиг этого лихого и горячего командира. Да, славу не скроешь. Она передавалась из уст в уста, обрастая легендами. Дошли до командирской каюты. Маринеско заглянул в нее и говорит своему другу:
– А вон там у меня шило стояло всегда.
А Густов ему:
– Оно и сейчас там стоит, правда не в тех количествах, не по нормам военного времени. Можно пробу снять, шило, как всегда хорошее.
– А почему бы и не снять пробу, – отозвался легендарный командир «зело не любивший выпить».
И сняли пробу. И помянули дни былые и друзей боевых.
Довольные друг другом гости в несколько приподнятом настроении покинули лодку.
А память осталась. Память о хороших, добрых и мужественных людях.
Нет уже и Маринеско, нет и моего дядюшки Густова Анатолия Васильевича, добравше-гося до девяностолетнего рубежа своего.
Нет героев, остались только благодарная память о них и легенды.
Поклон вам низкий, наши отцы, отстоявшие Родину!