Глава 16
Двое суток спустя, в восемь вечера, в баре отеля «Карлтон» было немноголюдно. Места у стойки оказались свободными. И только в зале десятка-полтора солидных европейцев, расположившись за уютными столиками, потягивали через соломинки свои коктейли.
Молодой официант, разбитной малый, фанат футбольного клуба «Пари Сен-Жермен», лавируя между столиками, подошёл к стойке бара и передал бармену заказ. Потом, выдержав паузу, словно бы удивлённый чем-то, он, пожав плечами, добавил:
-Этот русский … из 432-го, кажется, решил покончить жизнь самоубийством. Уже два дня не выходит из номера и вливает в себя ударные дозы спиртного.
-Что, много «закладывает» за воротник? – влажным, грудным голосом поинтересовался бармен, не отрывая сощуренных глаз от приглушённо гудевшего миксера. Это был мужчина средних лет, с болезненно-жёлтым лицом и аккуратным пробором на голове.
-Три мартини, одно «Лимончелло», два «Дом Переньон» … Всего шесть бутылок. За двое суток!.. В одни «ворота»!.. Что ты думаешь об этом, Пьер?
-О-ой ля-ля!..- рассмеялся бармен, но его смех вышел каким-то натянутым. –Эти русские – непостижимая нация. Политические потрясения, перестройки, реформы, несомненно, наложили отпечаток на психику. Алкоголь пить готовы цистернами. Большинство из них нуждаются в услугах нарколога или психотерапевта. Не хотел бы я жить в России. Хотя-а … - бармен умолк, наполняя коктейлем бокалы, а завершив процедуру, продолжил, - … хотя налогообложение на доходы у них, говорят, щадящее. Не зря же Депортье получил в России второе гражданство?
-Вот этого тоже понять не могу! – горячо отозвался футбольный фанат. – Я уважаю нашего толстяка, Пьер, и уважаю его выбор. Я сам готов съездить в эту … в М а а с к ф у , чтобы посмотреть, как русские ведут ресторанный бизнес. Но принимать второе гражданство … жить в России вместе с медведями … пусть даже не постоянно….. Не-ет, клянусь бутсой любимого нападающего – это не для меня!..
И поставив бокалы с клубничным дайкири на поднос, словоохотливый официант, которого, несомненно, ждала блестящая карьера в ресторанном бизнесе, загадочно улыбаясь, понёс заказ к столику с тремя итальянками, темпераментно обсуждавших свои проблемы.
Солнечным утром, часов около девяти, у главного входа отеля «Карлтон» остановилось такси. Из него вышли две молодые женщины и подросток тринадцати лет.
Ещё не утратив свежести впечатлений полученных от увлекательной поездки в Париж, с множеством ярких пакетов и свёртков, приехавшие на лифте поднялись на четвёртый этаж. Магнитной карточкой отомкнув знакомую дверь и весело переговариваясь в номер вошли.
-Ма-а-ам-ма род-ная-а!.. – При виде открывшейся картины, негромко воскликнула одна из женщин, и чувствовалось, что восклицание вырвалось у неё непроизвольно. Это была Инесса Самохина, вернувшаяся из поездки с сыном и подругою. И всё в ней – от причёски до сумочки и модного светло-зелёного платья, - кричало о жизненной состоятельности, о достатке. Но выражение её лица в тот момент не свидетельствовало о счастье.
В клубах винных паров (кондиционер почему-то был отключён), в трусах и испачканной чем-то футболке, на широкой кровати лежал Самохин. Раскрыв рот, и негромко похрапывая, время от времени он стонал, словно какая-то неумолимая боль исподволь терзала его. На полу, возле кровати, валялась парочка порожних бутылок, мятые брюки, отключённый мобильник и опрокинутый на бок стакан. Увидев супруга в таком расхлыстанном виде, Инесса Самохина в замешательстве прошептала: «С-ссилы небесные!.. Вадим, да что ж это?..». И уже обращаясь к стоявшей рядом приятельнице с заметным волнением, чуть громче добавила: «Ната, голубушка, отведи к себе Вовика. Мне же тут нужно … кое-что ... выяснить…»
Подруга Самохиной, продолжавшая неподвижно сохранять горделивое достоинство осанки, откровенно рассматривала поверженного алкоголем мужчину. Она сочла за нужное, немного прищуриться и язвительная усмешка юркой змейкой мелькнула по её симпатичному личику. Переложив два ярких пакета в левую руку и, правой обняв мальчугана за плечи, что-то шепнув ему на смуглое ушко, красотка вывела тинэйджера из номера.
Дождавшись, когда входная дверь закрылась, Самохина на пол опустив пакеты с покупками, включив вентиляцию, подошла к кровати и битых тридцать секунд продолжала смотреть на супруга, прижав к губам тонкие, изящные пальчики.
Взгляд молодой женщины выражал недоверие, словно она старалась сама себя убедить в том, что этот пьяный, храпевший в непотребном виде мужик, действительно, был её мужем.
Но вот присев на край кровати, и неустанно повторяя: «Вадим, проснись!.. проснись!.. проснись!..» - она затормошила его за плечо.
Когда на эти отчаянные призывы Вадим Павлович открыл глаза, кровь тяжёлыми молоточками продолжала стучать в висках. Сквозь трепетное мерцание дневного света, он силился уловить лицо и голос женщины, которая что-то ему взволнованно говорила, к чему-то призывала, чего-то ждала. Но вот, словно из душной светло-матовой мглы выступил знакомый облик Инессы, вздрогнув, ожили лучистые ресницы, повеяло тонким ароматом духов. Узнав во встревоженной женщине супругу, Самохин глубоко, облегчённо вздохнул, словно его душа с помощью этого вздоха пробивалась к нему из плена кошмарных видений. Наконец, с трудом, Вадиму Павловичу удалось приподняться в постели и опустить ноги на пол. Но через мгновенье, обхватив голову, землисто-серыми после кутежа руками, он тяжело и томительно замер, словно медленно выходил из дурманного забытья и старался приглушить болезненные ощущения.
-Что с тобою, Вадим? Что случилось?.. Ответь, что случилось?..- Инесса спрашивала негромко, но требовательно, с небольшими расстановками, пальцами руки тормоша колено супруга. – Почему ты напился? Попал в заварушку?.. Отвечай, не молчи!.. Изволь объясниться!..
Вадим Павлович, будто принуждая себя, медленно отнял руки от головы и каменно-тусклым взглядом посмотрел на супругу.
Она сидела совсем близко, повернувшись к нему гибким телом. Её встревоженное лицо приблизилось к его лицу, и её глаза, смотревшие в горестной
растерянности, просто впивались в глаза мужа. И женский лобик при этом машинально морщился.
А на Вадима Павловича, действительно, было неприятно смотреть. Выглядел он плачевно. Двухдневная пьянка наложила отпечаток на его лицо: оно заметно осунулось, щёки и лоб избороздили глубокие складки, под мутными глазами набрякли припухлости. Самохин казался измученным и постаревшим лет на пятнадцать, несмотря на свой красноватый загар.
Он сидел неподвижно и смотрел на жену. Вдруг его губы растянулись в усмешку, которую он, как ни силился, не мог погасить, и она мучительно дёргалась в уголках пересохшего рта.
-Что, не нравлюсь такой?.. – тихим, сиплым голосом поинтересовался мужчина и ладонью прошуршал по небритой щеке.
-Го-оспо-ди-и! Ну, зачем так, Вадим? Не юродствуй. Ответь, что случилось?.. – с близкой слезою в голосе, вопрошала жена, и её взгляд сделался тоскливым, болезненным.
-Я попал в переплёт, Инесса … и не зна … не знаю, как дальше жить …- с трудом усмиряя дёргающиеся губы, запинаясь, и медленно отвечал Самохин.
-А впроче … одно, впрочем, знаю наверняка …- он рукою провёл по взъерошенным волосам. – Нужно срочно валить, Инесса …
-Как валить? Куда валить?.. Ты говоришь непонятные вещи!..
-Нужно срочно о т с ю д а валить. Незачем дальше инвестри… инвестировать туристическую отрасль Франции …
-Как скажешь, Вадик, валить, так валить … - и женщина с кроткой настойчивостью обвила Самохина руками, прижала свою голову к его груди и с ласковым укором зашептала:
-Как скажешь, родной … как пожелаешь… Но только не нужно было напиваться, как зюзя … - Голос жены становился всё тише и тише, речь замедлялась, а сама она сильнее прежнего прижималась к нему своим ещё молодым стройным телом. – Пора-а … пора нам всем возвращаться домой …
Вадим Павлович ощущал на своей груди её дыхание, потом последовало прикосновении мягких губ к щеке, к глазам, к переносице, и его душа стала наполняться давно уже подзабытым сладостным томлением.