ПЕРЕЛЁТНЫЕ ПТИЦЫ
Каждую весну в Сибирь летят перелётные птицы. Аж до сорока видов. Прилетают, устраивают гнёзда и начинают подтягивать к себе родичей. Вокруг одного гнезда уже несколько семей пернатых, смотришь и всё оккупировали. Местным птицам приходится тесниться, а то и удочки сматывать. Пока сухо. Не ждать же нападения и смерти лихого отродья.
Прилетели несколько птичек по весне в Сибирь, обустроились, все лучшие злачные места заняли. Цветут и пахнут без особого труда и вообще без труда.
Местных вытеснили за лето, свои гнёзда с изжёванных временем и происшествиями разного рода микроавтобусов в престижные лимузины переселили. Птенцов обживаться пристроили. Мест для аборигенов вовсе не осталось. Пусть бы уж так, лишь бы местное население не терроризировали, не трогали. А то ведь и забивать начали, собираются в стаи и заклёвывают, бывает, что и до смерти. Чрезвычайно дружные, не то что местные, веками пуганые-поруганные.
Надвигалась осень. Лето в Сибири короткое, а зима долгая, снежная, липучая, чаще сыпучая, с трескучими морозами. Перелётным птицам икристую поживу жаль бросать, решили на зиму остаться. А почему не остаться? Прилично оперились, кенгами, тузами заделались. Передвигаются стаями, никого не боятся, не страшатся. Аборигенов сначала потихоньку, исподтишка щипали, а потом и долбить начали, а красавицы пташечки на свежий воздух носики вообще не высовывают: элементарно надругаться запросто могут. Мигранты с местным вороньём «вась-вась» спелись. Одного ворона поменяют, другой, такой же, на его место заступает. Следующий с ними тоже «вась-вась». Или боится, или имеет. Скорее всего, то и другое. А может, и третье.
В кедровых краях всё чаще можно обнаружить забитых, заклёванных аборигенов. Для некоторых могилки выкопали, других в отдалённые места, вроде как за дело, под белы крылышки. Спаслась лишь молодь, которую к исполнению долга вовремя призвали. Витает в воздухе, что в скором времени понадобятся.
- И поделом,- как баба Маня, стоя в очереди на рынке за тридорогим изюмом, - сказала.
Стоявшая за ней в очереди тётка, обмолвилась:
- Я даже их только что вылупившихся птенцов боюсь!
- ???
- Ну как, соберутся в стаю и заклюют! Не отмахаешься! Как слетаются на поляну, - темным темно!
Не всем известно, однако, что природу – мать нашу, не проведёшь. Реки нельзя повернуть вспять, они свои русла знают (Иорданская непознанность – исключение). Планета каждому растительному и живому организму своё место отвела.
При наступлении холодов теплолюбивые перелётные выпрыгивают на крыльцо, крылья опущены, нахохлились контрастными с первым снегом хохолками, темпераментные грудки попрятали и не на шутку вслух каркают, ругаются то есть:
- Сибирь – козёл!
- ???
- Козёл, говорю, Сибирь.
Приноровились. Другая смена прилетает, меняются. А совсем не убывают, и их не убывает. Присосались к кормушкам. От переписи уклоняются, хоть свинец привязывай. Уже не понятно, кого больше, местных питомцев или дорогих, перецелованных в своё время, гостей. Лучшие насиженные места, как замечено, напрочь заняты.
Крупная пернатая на нефтяной липкой трубе свила гнездо, прилипла к ней, денно и нощно песню поёт. Слова выгровировала:
- Не мы к вам налетели, это вы здесь задерживаетесь.
Вторая, с газовой, вторит:
- Вас и в других краях не стояло.
Куда бедным, ощипанным, ободранным липкам, пернатым аборигенам с потомками податься?
А куда, правда, податься?
Тут имеет место быть…
…Одна собака. Пёс с длинным обвисшим грязным хвостом лежал возле помойки и время от времени шевелился. Здоровенный, с телка была та псина. Как разляжется, обходить за два метра надобно. Хозяева с миром проводили его со двора. Каждый должен делать своё дело, а этот ни в кино, ни в конную армию. Не охраняет, не лает, не кусает. Зря корм переводит.
Основной его позой было положение на боку, голова в стороне, язык высунут. Как лаять, он давно не помнит. На проходивших мимо людей и пробегавших животных не реагирует. Чтобы поесть, он, не поднимаясь, подползал к отбросам возле мусорных баков, ел первое попавшееся и также лениво ретировался. Всё ему было не по нутру, даже кость пожирнее, лежавшую совсем рядом, куснуть неохота. Лень одолела.
Других собак хозяева хорошо кормят, со двора не выпускают:
- Не дай Бог убежит или переманит кто доброго пса!
А этот валяется на дороге и ничто его не тревожит и не волнует. Злой пацан замахнулся на него палкой, он же, приоткрыв один глаз, глянул лениво, перевернулся на другой бок и продолжил лежать.
Начался дождь, переходящий в ливень. Пес привстал немного. В укрытие идти не хотелось: улёгся на прежнее место. Когда дождь закончился, заскулил, жалобно глядя на прохожих. Прикрыв лапой приплюснутые к морде вислые уши, задремал.
Проснулся пёс от рева мотора машины собачников. Отлавливали бездомных животных. Машина остановилась возле него. Собачники готовили сети, собираясь его отловить. Животное понимало, что происходит. Встало и медленно пошло к смертоносной для него машине: сопротивляться оно не желало.
Животное не только не защищалось или убегало, оно даже не попыталось этого сделать.
Машина рванула с места.
Только удаляющийся лай своры собак в будке автомобиля напомнил о том, что возле помойки лежало когда-то живое существо, по всем канонам считавшееся источником повышенной опасности.