БОГ НЕ ОСТАВИТ
Жара...жара... и от нее никуда не деться, воздух не колышится, все вокруг замерло, остановилось. Кругом гробовая тишина: ни звука кузнечика, ни шипенья змей, ничто не нарушало зловещей тишины, а солнце еще не в зените, и до вечерней прохлады далеко, как до Луны.
Серая лента пыльной дороги. Пыль мелкая, липкая, как пудра, горячая, в пору лаваш* печь. По обе стороны дороги высохшие поля с потрескавшейся на неровные квадраты землей. На небе ни тучки, ни облачка, земля и все живое просит воды, воды, а ее все нет. В раскаленном воздухе пахнет пожарищем, опухшие трупы людей и животных валяются на обочинах и на дороге, ведущей в никуда. Дыханье спирает отвратный, чуть сладковатый, трупный запах.
Среди всего этого ада и хаоса бредут двое, как призрачные тени, бредут, взявшись за руки, не глядя по сторонам. Высокая стройная женщина с суровым и властным лицом, а рядом мальчик, лет пяти-шести, с забавными кудряшками на голове и чумазый. Он устал идти, хочется есть, пить, но он молчит, только громко кряхтит и вздыхает, чтобы на него обратили внимание. Мать, искоса поглядывая на сына, делает вид, что не замечает его попыток завязать разговор, так как знает, что на его вопросы у нее нет ответов.
У нее перед глазами стоит жуткая картина: горит деревня, горит церковь, горит ее дом, где она была полновластной хозяйкой, женой священника этой деревни. И мечущаяся по двору, пылающая, как живой факел, свекровь, облитая керосином: вокруг саранча, в красных фесках, двуногая саранча, смеющаяся и гогочущая, со всех сторон крики и душераздирающие вопли и плач...
Ах, Аствац, Аствац!.**
Мальчик не вытерпел и нарушил тишину:
- Майрик***, майрик, куда мы идем, где все наши, я устал, хочу есть и пить?
Глаза матери наполнились слезами, но она сдержалась и твердым голосом проговорила:
- Потерпи, сынок, потерпи, Ашот-джан****, Бог не оставит нас.
И так брели они, не чувствуя ног, в поисках прибежища, близких и куска хлеба, с надеждой на Всевышнего. Солнце перевалило за половину, тени стали длиннее, когда вдруг мальчик резко остановился и сказал:
- Хлеб, смотри, вон лежит хлеб.
Мать обеспокоенно взглянула сыну в глаза - уж не заболел ли? А он упрямо повторял:
- Смотри, вон на камне лежит.
И правда, на камне лежал большой ломоть хлеба - твердый, высохший и пыльный, неизвестно кем оставленный на виду, но одно ясно: оставленный доброй рукой христианина.
И спустя много лет я, сын того мальчика, молюсь за добрую руку, в которую Бог вложил тот, давший и мне жизнь, кусок хлеба.
* Лаваш - вид хлеба
** Аствац - Бог
*** Майрик - матушка
**** Джан - дорогой, родной