Весна как-то вынимает душу. На свет вылезает всё самое потаённое, дикое. Поднимается с глубин души нечто такое, что пряталось, скрывалось там, драпировалось успешно под маской улыбчатой, радостной зимы. Розовых от морозных щипков замёрзших щёк, прищуренных смешливых глаз непонятно какого цвета. В них перемешалось всё- и аквамариновая синева неба, и коричневые глубокие ущелины древесного ствола, по которому ты проводишь лайковой перчаткой. Улыбки, блуждающей на губах. Спрятать которую нет никакой возможности, как ни старайся. Тянутся к ушам уголки губ. Под уютный скрип пушистого ватного снега под ногами, да шапками с меховыми ушами свисающего с низких крыш.
А теперь бродит в душе что-то необъяснимое, тянет взгляд в вышину, в холодный, как бледный ситчик, небесный подол. И хочется застрять там и летать, парить как лёгкое бестелесное белое пёрышко. Пока не опустится малиновым покровом полосатый закат и не станут невидимыми облокотившиеся друг на друга дома. Только проблёскивают тёмным металлическим блеском глазницы - окна.
Земляной сырой запах весны заставляет бродить без толку по мокрым, круто поднимающимся вверх, переулкам, распахнув плащ и шлёпая по ручьям. По всем венам тепло растекается наслаждение, нирвана. Прозрачный чистый воздух вдали висит туманной вуалью, пронизанный одиноким пением птицы, неведомо откуда взявшейся.
И тут я увидел её. Жалость, болезненная какая-то, сочувствие отравляли наши встречи с ней. Она этого не замечала и щебетала, прижималась ко мне, повиснув на моём локте и пытаясь приноровиться к моему широкому шагу. Под пальто платье синее в горошек, как конфетти рассыпавшееся на подоле юбки, струилось по стройным бёдрам и затягивалось между ног. Скуластое, с узким подбородком лицо с тёмно-вишнёвыми губами было бы милым, если бы не выражение какого-то безразличия ко всему, неимоверной скуки не портило его. Не залегало еле видимыми морщинками в уголках рта пунцовым бутончиком.
Волнистые светлые волосы она распустила, когда мы оказались в номере дешевой гостиницы. И они каскадом упали ей на плечи. Платье соскользнуло на пол, она переступила через него прямо в ботинках на высокой шнуровке. Какая-то тень промелькнула на её лице, когда она уже затуманенным взглядом посмотрела на меня, не видя ничего. Ни меня, ни скромного гостиничного номера.
Когда она очнулась и начала судорожно, торопливо одеваться, солнце уже садилось и дрожало отсветом в вазе на столе. Солнечный жёлтый луч скользил всё ниже и ниже, пока не остановился на её платье. Конфетти всё также было рассыпано на шёлковом струящемся подоле.