Куда упадёт астероид?
There is no dark side on the Moon really.
Matter of fact it's all dark.
(В действительности нет никакой
тёмной стороны Луны.
На самом деле она вся тёмная.)
Пинк Флойд. «Обратная сторона луны».
С работы Ада приехала полная жалости к себе. Остановив «хонду» у ворот дачи, долго сидела в машине, кисла и ни о чём не думала. Она давно заметила: когда голова пустая, слёзы выглядят натуральней. Легко вызывают сочувствие у родственников. У всех этих милых-любимых дачников-неудачников. «Что, что стряслось, Адя? Ты же на себя непохожа! Всё, на следующей неделе идёшь к врачу, надо обследоваться. И хватит надрываться на своей фирме, ты же баба, а не вол. Пошли всех оптом и в розницу на три буквы!» И сю-сю-сю, и чмок-чмок-чмок, как над котёнком, который поцарапал лапку, такой слабенький, пушистенький, несчастный.
Так хотелось капельки жалости, хотя бы граммулечки людского участия после выматывающего рабочего дня, после тошнотворной часовой езды по забитой машинами Ленинградке.
«…И воск слезами с ночника на платье капал…»
Вообще-то её полное имя было Миранда. Но она его не любила. Отшучивалась: «Я не веранда, а ржавый «грибок» в песочнице». С детства ей нравилось имя Елена. Лунное и сексуальное, как будто обычное, но в то же время неуловимое, полное волшебного света и запретной тени.
Мифическое, книжное, религиозное. Елена Прекрасная, Елена Турбина, Елена Мученица, дочь апостола Алфея.
Правда, насчёт Мученицы она не очень-то догоняла, но «дочь апостола» была привлекательнее «дочери замначальника прокатного цеха».
Ада опустила окно и закрыла глаза. Шёл октябрьский подмосковный
дождик, даже не дождик, а, скорее, эхо дождика. Невидимые капли шуршали где-то очень далеко, в другой жизни, а сюда доносило лишь их отсыревшие муравьиные трупики.
Женщина вспомнила, как один её молчаливый обожатель лет двадцать
тому назад преподнёс ей книжку «Люди лунного света». Кажется, Розанова. Книга была современного издания, но отпечатанная с соблюдением правил старорусской грамматики и орфографии. «Яти» и «еры» делали книжку таинственной и как будто запретной. На красной обложке золотом светилось «Люди луннаго свъта». Очаровательно! Тогда она и начиталась про лунную Елену, про её мистическую и эротическую силу, про магическое воздействие на смертных сребролицего спутника Земли и о связанных с ним преданиях, фантазиях и сказках.
Но вскоре пришлось отвлечься. В институте надвигалась сессия, потом практика, потом диплом. Ада любили себя за то, что умела чётко распределять порядок действий. Как сапёр на минном поле. Сначала освободить корпус от земли и травы, потом вывинтить взрыватель, обезвредить его, после вынуть мину и достать из железного брюха тротил.
Уважение к себе подавляло скуку и тоску от однообразных и автоматических движений.
Недочитанная лунная книжка потерялась в глубине книжного шкафа. Но имя Елена по-прежнему тревожило, как воспоминание о первом поцелуе или о страхе от первой и случайной беременности.
Ворота открылись, и на улицу вышел муж с мусорным ведром. Суровый и полный ощущения трудового подвига, совершаемого наперекор темноте и проливному, как ему казалось, дождю. Он добежал до бака, опорожнил ведро, потом накинул на голову капюшон куртки, достал сигареты и закурил. Вениамин утверждал, что бросил курить два года тому назад. Но Ада знала, что тайком он курит. Мужики – народ слабый и непоследовательный. Далёкий от реальности. В этом она убедилась уже давно, поэтому Вениамина не трогала. В конце концов, не каждому быть сапёром.
Через несколько минут муж вернулся в реальность и заметил «хонду». Он бросил окурок за спину, подхватил ведро и поспешил в сторону автомобиля. Ада открыла дверцу и выставила левую ногу на землю.
- О! Как раз к ужину! – воскликнул Вениамин с таким восторгом, словно до этого они несколько дней голодали. При этом он держался от жены подальше, надеясь, что она не уловит запаха дыма. Ада сказала «привет», корректно ничего не уловила, заперла машину и, шутливо хлопнув мужа ниже спины, пошла к дому. Муж забежал вперёд и, притворившись швейцаром, подобострастно открыл перед ней дверь. Ада чуть не подала ему сотню в виде чаевых. Но вовремя сообразила, что это будет выглядеть зло и, скорее всего, пошло.
- Спасибо. Я так устала.
Она вошла в полутёмную прихожую, где пахло лакированным деревом сайдинга, отсыревшей обувью и немного мятой, букетик которой болтался на шнурке в углу за вешалкой.
«Всё, всё, всё, всё! Я дома!»
х х х
После ужина Ада поднялась на второй этаж и села к компьютеру. Вениамин вымыл посуду и включил плазму в гостиной: наши играли с Португалией за выход на чемпионат мира. Он прибавил звук, жена наверху прикрыла дверь в комнату, чтобы не слышать эту пургу. Болельщиков она считала снобами, а спорт чем-то вроде наркотиков. Ей хотелось быстренько ответить на письма заказчиков по электронной почте и пойти спать. Да, ещё принять душ перед сном. Ада была чистюлей, любила душ и частенько залезала в ванную комнату без особой надобности. Просто постоять под шипящими струями воды, с закрытыми глазами. Вытянувшись стрункой, вздрагивая и лениво поводя голыми плечами, чуть ли не урча, словно избалованная кошка. «Медитируешь? - усмехался под дверью муж, когда она запиралась и включала воду. – А что потом? – Суп с котом. - В постельку и бай-бай? – Какой ты у меня догадливый. Бай-бай».
Короче, если он шутил и тонко намекал, она прощалась по-английски. «By-by», и всё тут. Любовь любовью, а желание – дело обманчивое. И пускала посильней воду.
Интернет открылся быстро. Ада подвела курсор к окошку почты, скользя взглядом по ленте новостей. Выручка от проката фильма «Сталинград» неуклонно растёт, в Лаосе упал авиалайнер, цены на недвижимость в Москве стабилизировались… Так… «Земля может столкнуться с 400-метровым астероидом через 19 лет». Бред… Она открыла почту. Минут сорок отвечала на письма. Писала очень внимательно и осторожно. Дело тонкое, каждое слово, каждая запятая могут стоить десятки тысяч евро. Заказчики народ ушлый. Мак Даки и Скруджи! Поэтому внимательно и осторожно.
В гостиной раздался индейский вопль. Видимо, забили. Или пропустили. «Снобы. Наркоманы». Ада закрыла почту и ещё раз перечитала новости. Бондарчук, авиалайнер, Путин в Тобольске… Да, вот оно! «Земля может столкнуться с 400-метровым астероидом через 19 лет».
Откинулась на спинку кресла. Задумалась. Через девятнадцать лет мне будет далеко за шестьдесят. Пенсионерка. Глаза погаснут, губы выцветут, кожа пожелтеет, зашуршит бумагой. Ада провела пальцами по лицу, словно проверяя, всё ли ещё на месте.
Проклятый астероид! Можно было бы ещё пожить, но космическая катастрофа поставит точку. Девятнадцать лет - ничтожный срок. Короткий взмах крыла бабочки. Порыв ветерка перед грозой. И вот ещё что. Зная время конца, можно ли жить счастливо? Допустим, в воскресенье мне скажут, что в следующий четверг, ровно в два часа дня, меня собьёт автобус. Я смогу дожить до этого четверга? Или я буду медленно сходить с ума весь понедельник, вторник и среду? А в четверг, лишённая разума, седая и глупая, выйду из дома, дотащусь до какой-нибудь улицы, пойду на красный свет – и всё? Автобус из-за поворота, визг тормозов, удар, звон стекла, вопли прохожих – и всё? Совсем и навсегда? Чтобы ничего и никогда?
Как страшно!..
Будь я Еленой Прекрасной, убежала бы в Трою!..
Ада так размечталась, что не сразу заметила, что в комнате она не одна. У окна с опущенными матерчатыми жалюзи стоял высокий юноша. Его не было отчётливо видно, но Ада ясно понимала, что у него свободно вьющиеся золотистые волосы, голубые глаза, чувственный губы, сильные руки и очень спортивное тело, прикрытое коротким хитоном, подхваченным по поясу дорогим, скорее всего, прошитым настоящим золотом, ремнём. Хитон светился в осеннем комнатном мраке волшебной чистотой и белизной.
- Будет много крови, - предупредил гость. – Я, Парис, не для того выкрал тебя у Тесея, чтобы усеять трупами Илион. Эгейское море не примет красного цвета.
- Но я… Мне непонятно…
- Не притворяйся, коварномудрая Елена! Вероятно, ты ещё не знаешь, чем кончится Троянская война. Но как красивая и великая женщина предчувствуешь, что принесёшь беду одним и счастье другим. Что, впрочем, с точки зрения тысячелетий является одним и тем же. Так же как любовь приравнивается к ненависти, а смерть увенчивается рождением. Гибнущий рождается, а проклятый возвеличивается. В тебе скрываются демон наказания и ангел прославления. Твоя любовь бессмертна, так же как красота твоя мимолётна. Им суждено вечно любить тебя и вечно убивать друг друга, сгорая от ненависти к тебе.
- Ты говоришь…
- О троянцах и ахейцах. Многотысячное войско одних и стотысячное войско других будут истреблены в ходе десятилетней войны. Вокруг тебя и тьмы несчастных будут роиться бесчисленные слухи. Кто-то скажет, что женщина не может стать причиной войны. Другой будет клясться, что иначе на земле и не бывает.
- А ты?
- Я выполню свой жребий. Меня не волнуют споры мудрецов и болванов. Мне суждено быть рядом с тобой – и только.
- Ты храбр и уверен в себе настолько, что никогда не полюбишь меня?
- Яснолицая и перламутрокожая Елена! Я люблю тебя столь сильно, что трушу и теряю уверенность только перед тобой. Это не любовь. Это рок, самое прекрасное и самое страшное, что великие боги подарили смертным. Мы с тобой отплывём из Спарты в Трою и достигнем её через три дня. А может быть, нас захватит в море буря, что поднимет богиня Гера, и мы окажемся в Финикии. Или сами поплывём в противоположную сторону от Трои и некоторое время проживём на Кипре, дабы запутать погоню, которую снарядит твой свирепый муж Тесей. Это и есть то, что я называю судьбой. Но кольца судьбы по отдельности не имеют никакого значения, когда судьба сложена воедино всемогущим роком.
- Хорошо. Значит, ты украдёшь меня только для того, чтобы Троянская война, кровь и горы мёртвых тел стали всего-навсего крошечной складочкой на бесконечном холсте, который ткётся по воле рока?
- Ты красиво говоришь, Елена! Но ты говоришь не всё.
- Что же ещё?
- Никто не знает, когда начнётся одно и чем кончится другое. И что будет причиной того или другого. Великая волна, кромешный огонь, тьма небесная, земной провал или губительный звездопад. Бесконечный холст на самом деле конечен. Нить не вьётся без остановки. Наша ноша, определённая роком – не думать и не знать ничего об этой тоненькой нити. Мы всесильны, пока я, Парис, боготворю тебя, Елену. Пока Тесей ненавидит меня, Париса. Пока ахейцы осаждают Трою, а Троя стоит под их напором.
- Подожди! Но если кто-то скажет, что ему известно о начале и конце…
Парис прижал палец к губам. И долго молчал, молчанием внушая Елене бессмысленность произнесённых ею слов. Потом протянул к ней руку.
- Возьми. Я принёс тебе то самое яблоко, из-за которого сцепились Гера, Афина и Афродита. Богиня раздора Эрида настояла, чтобы я вручил его прекраснейшей. Оно твоё по праву.
- О, Парис!
-Тише! И запомни. Пока яблоко принадлежит тебе, никакое тело небесное, ни через девятнадцать лет, ни через девятнадцать тысячелетий, не собьёт Землю с положенного пути и не прервёт нить, связавшую Елену Прекрасную с её избранником.
Стало ещё темней, комната словно увеличилась в размерах, и Парис, в последний раз сверкнув белоснежным хитоном и золотым ремнём, исчез в глубине комнаты без следа.
х х х
Вениамин поднялся на второй этаж. Ада крепко спала, положив голову на руки, словно студентка, которая вырубилась над конспектом или учебником. Монитор оберегал её сон, наблюдая за спящей единственным светящимся глазом.
Муж отнёс жену в спальню, накрыл пледом и проверил будильник. В семь ей вставать, он убедился, включен ли звонок и выставлен ли таймер. Всё о’кей, полный порядок.
Спустившись вниз, Вениамин аккуратно загнал машину во двор, запер ворота и напоследок осмотрел салон: мало ли что? Увидев на заднем сиденье яблоко, задумался, не съесть ли его на свежем воздухе. Взял, повертел в руке, понюхал. Ароматное, душистое, даже слюнки текут. Потом всё же решил покурить, а яблоко оставить жене, вдруг она приберегла его наутро?
Дождь давно закончился. Небо прочистилось и раскинуло над Землёй чёрный холст, к которому прицепились редкие осенние звёздочки. Под таким небом, в этой ночной тишине, хотелось думать только о самом хорошем. О чём, например? Моя жена – чудесная женщина, думал Вениамин. Я полюбил её однажды, люблю сейчас и буду любить до скончания века. Вот она спит теперь, а я стою здесь, смотрю на небо, и чувствую, как она прекрасна.
Загадка, но свет звёзд наводит на мысли о вечном. О красоте, о смысле жизни, о любви. О том, что мы никогда не познаем до самого конца и никогда не узнаем, с чего же всё это начиналось.
Когда мужчина вернулся в дом, он вновь поднялся наверх, тихонько положил яблоко на ночной столик возле спящей жены, а потом пошёл и выключил компьютер. Теперь 400-метровому астероиду предстояло в космической тишине целых девятнадцать лет приближаться к планете. Или ещё к чему-то. Но в этом доме до его полёта никому не было никакого дела.
Да и что может сравниться с яблоком, любовью и тихими звёздами, оберегающими нас от случайно занесённого на Землю космического мусора?
18 октября 2013 года