Язычник
1.
Вольдемар открыл глаза и понял, что мучение не закончилось. Наоборот, оно стало еще сильнее, настойчивее, тяжелее. За ночь правая щека распухла, во рту появился привкус застоявшейся неживой крови, язык с трудом шевелился, а малейшее движение головы резко усиливало БОЛЬ!
С вечера, чтобы хоть как-то забыться, Вольдемар выпил ковш крепкой медовухи и провалился в мутное беспамятство. И вот теперь новый день и все начинается снова.
За окном послышался конский топот, потом короткое ржание и приглушенные голоса. Вольдемар сцепил зубы и левой рукой поискал под подушкой. Пальцы привычно сжали рукоятку легкого меча для ближнего боя. Он передвинулся на край кровати, свесил худые голые ноги и выжидающе посмотрел на дверь.
В соседней комнате застучали знакомые шаги и сразу же осторожно приоткрылась дверь. В образовавшемся пространстве показалась косматая рыжая голова, а потом в спальню по медвежьи ввалился Зорик.
- Здорово, князь! Ну, как, попустило? Зорик посмотрел на Вольдемара и лицо его выразило сочувствие. – Н-да, ведьмочка оказалась никудышняя, - презрительно процедил он. Ничего, князь, мы тебе другую раздобудем! Может, покамест квасным полотенцем голову обернешь?
- Не знаю, - выдавил из себя Вольдемар.
- Что с той вчерашней делать будем, - Зорик кивнул в сторону двора.
- Как всегда, - устало вздохнул Вольдемар. В бочку и в Днепр. Только выдать ей в дорогу пятьдесят кнутов для разогрева, может тогда и бочка не понадобится.
- Будет исполнено в лучшем виде, князь, - кривовато усмехнулся Зорик. И в этой недоброй усмешке и во взгляде прозрачных голубых глаз, который внезапно стал хищным и неподвижным, мелькнуло что-то такое, что Вольдемар понял без лишних слов – бочка не понадобится.
- Ладно, иди, - ответил он. И прикажи, пусть принесут узвару напиться. А то в нутре дух стоит, будто покойника неделю не прибирали.
2.
Уже третий год Вольдемар княжил в Киеве. И чем надежнее и суровее укреплял он княжескую власть, тем яснее понимал свое бессилие. Как в страшном сне, когда стремишься достигнуть чего-то желанного, а это что-то отдаляется и ускользает все безнадежнее.
Вольдемар убеждался, каким ненужным, а порой и зловредным оказывался его опыт правления Новгородом. Осознавал, что не может изменить ситуацию к лучшему и поэтому боялся новых неудач и своих дальнейших поступков и решений.
Постепенно из-за административных трудностей целый мир начал представляться князю в сером угрюмом свете. Мрачное настроение Вольдемара отражалось на всем, чем он занимался, о чем думал. Он перестал интересоваться женщинами, не испытывал больше радости от пиршеств и конных прогулок, не искал душевного отдыха в беседах с волхвами и юродивыми.
Вольдемара всюду преследовала разъедающая сердце мысль – почему Киев и киевляне формально признают его своим правителем, но при этом не уважают как личность, и даже не боятся расправы над собой! Сколько злых шуток, анекдотов и песен сочинили о нем, князе, в этом проклятом богами городе за два прожитых здесь Вольдемаром года!
И рассадником этой мути князь искренне считал Подол. А как хорошо все начиналось тогда, весною, два года назад…
3.
Ярополк, брат Вольдемара по отцу, князю Святославу Игоревичу, был избран киевским князем на народном вече в возрасте шестнадцати лет. Киевляне любили и уважали его за ум и справедливость.
Ярополк способствовал развитию торговли и ремесел, ввел обязательное обучение грамоте детей, положил начало дипломатическим отношениям с соседними государствами, за счет городской казны поддерживал бедняков в неурожайные годы и помогал отстраиваться погорельцам, а таких бывали целые улицы.
На главной площади Киева молодой князь установил идолов языческих богов, строго запретил приносить в жертву людей, а затем и животных. Поговаривали, что дважды князь выезжал в чужие земли.
С заграничных поездок все и разладилось. Ярополк познакомился с христианством и стал задумываться о том, чтобы русские земли приняли новую веру. Вначале это были осторожные разговоры с самыми приближенными к князю людьми, потом проект новой религии тайно обсуждал княжеский совет, далее Ярополк пригласил в Киев делегацию христианских монахов из Византии и принял участие в заложении освященных камней в фундамент будущего храма, который станет истоком христианства на Руси и местом, куда придут славяне очиститься от скверны и заблуждений язычества, поклониться Господу своему и Сыну Его, получить благословение на дела праведные, набраться сил и мудрости. Делалось это без огласки, но по Киеву поползли неопределенные слухи и постепенно собрались на Подоле и вылились там в глухое, но твердое несогласие с волей князя.
Поэтому когда Вольдемар подошел к Киеву чтобы сместить брата Ярополка и захватить власть, общественное мнение было к этому подготовлено.
Вольдемар всегда считал Ярополка слабохарактерным и мягким. То, как брат управлял Киевом, его законопроекты и отношение к простым горожанам, вызывало у Вольдемара непонимание, раздражение и презрительные насмешки. Но когда Вольдемар привел с собой норвежских наемников и расположился лагерем под городскими укрепительными сооружениями, киевляне ответили жестоким сопротивлением, а полководческий и организаторский талант Ярополка раскрылся во всей силе.
Быстрый захват Киева не удался. Несколько раз Ярополк блестяще отбивал штурмовые атаки нападавших. Ресурсов проводить длительную блокаду города по всем правилам военного искусства у Вольдемара не было. Наемники роптали, они пришли за легкой добычей, а не за смертью в чужих ненужных краях и воевать по-настоящему отказывались. К тому же запасы продовольствия в Киеве позволяли выдержать военный конфликт неограниченной продолжительности.
Просто вернуться обратно в Новгород Вольдемар уже не мог. Тщеславие и гордость не позволяли признать, что брат оказался сильнее, да и опасно было потерять авторитет в глазах новгородцев. Еще и кредиты надо было отдавать как-то.
И тогда Вольдемар пошел на обман.
4.
Подол был частью Киев-града, хотя и размещался за пределами городских стен. Такой малопрестижный райончик. Однако с непрестижностью можно поспорить. Исторически сложилось, что жители Подола во всем противопоставляли себя остальным киевлянам и были очень высокого мнения о себе любимых. Мужчины на Подоле являлись темными личностями, землю не обрабатывали и ремеслами не занимались, на жизнь себе и своим семьям ежедневным трудом не зарабатывали, но денежки у них тем не менее водились, и часто значительные. Женщины, даже замужние, в основном торговали своим телом. В основном, потому что на Подоле существовало и другое, исключительно женское занятие – знахарство, ворожба и колдовство. Но об этом позже. «Цену себе не сложат» - говорили киевляне Верхнего города про жителей Подола.
А на деле здесь процветали тунеядство и пьянство, венерические заболевания, скупка и хранение краденного, годами скрывались беглые люди с подозрительными биографиями. И еще рождались сплетни и дурная молва, так называемое общественное мнение, которое впоследствии меняло ход истории государства.
Примечательно, что в абсолютном большинстве население Подола было грамотным.
Сюда за помощью и обратился Вольдемар.
5.
Итак, Вольдемар отвел войско от Золотых Ворот и разместил его на берегу Днепра, недалеко от Подола. Норвежским наемникам выдали достаточное количество серебряных монет, которые чеканились в Новгороде и были платежеспособными даже в Европе. Через посредничество этих денег быстро установились хорошие отношения с мужчинами и с женщинами, проживающими на Подоле.
Чрезмерное употребление спиртных напитков и легко доступные сексуальные отношения, которые здесь и так считались нормальным явлением, приобрели невиданный ранее разгул. Скандинавы в совершенстве выучили матерный язык славян и часто распевали хулиганские песни местного сочинения. Было непривычно и странно слышать, как они сидя за обеденным столом вперемешку с коренными жителями вполне осмысленно выводили грубыми пропитыми и просоленными голосами:
Без Подола Киев невозможен,
Как Ярило-братец без хвоста…
В куплетах откровенно и подробно рассказывалось о первенстве Подола над Киев-градом, и что даже Яриле приглянулось здесь и он поселился у одной разбитной красавицы, и как неутомимая женщина своей безудержной страстью и бесстыдной распущенностью свихнула языческому богу разум, а сама в награду за изощренные ласки получила бессмертие и еще большую ненасытность в любовных делах.
Содержание песен норвежские воины подкрепляли славными подвигами изо всех нерастраченных в долгих походах мужских сил. А в перерывах между попойками и развратом викинги восторженно расхваливали перед местными жителями Вольдемара, какой тот замечательный князь, как много хорошего он сделал для Новгорода и что его долго не отпускали новгородцы в поход на Киев. Тут же туманно и неопределенно намекалось, что Ярополк собирается уничтожить идолов языческих богов и тогда придет на киевскую землю какая-то другая, кровожадная вера. Не будет ни многоженства, ни счастливых летних праздников, прославляющих богиню любви и плодородия Ладу, когда можно на одну ночь уединиться с приглянувшейся женщиной и она не в праве отказаться, чтобы не навлечь на себя гнев и проклятие богини, ни свобод, дарованных простым людям Перуном. А самое страшное, что Ярополк возвратит ужасные жертвоприношения, когда будут убивать людей, особенно младенцев, во славу мрачного чуждого триединого бога.
По ночам на Подоле с замиранием сердца пересказывали эти леденящие душу истории.
6.
Тем временем Вольдемар с небольшим отрядом норвежских воинов проживал в отдаленном селении Святошино.
Святошино представляло собой зажиточный хутор из пяти добротных деревянных домов и нескольких хозяйственных построек, который прятался от любопытных глаз в стороне от других населенных пунктов и проезжих дорог, в труднодоступной лесной глуши. О том, что есть на земле такое местечко, знали немногие. Название свое хутор получил от слова «свято» - «праздник» и повелось за ним это имя с той поры как воевода киевский Дмитрий Путятич заезжал сюда на несколько дней после забот государственных и подальше от людей, чтобы упиться в дым и поразвратничать досыта. Службу свою Путятич знал отменно, только пристрастие к женщинам и запойное пьянство время от времени брали над ним верх и чтобы лишний раз не будоражить охочих до сплетен киевлян он под благовидным предлогом инспекции приграничных сторожевых гарнизонов отрывался в этих «святковых» местах.
Особенность Святошина – отсутствие источника воды, кроме одного маленького родничка. Это и стало главной причиной, почему Вольдемар обосновался именно здесь.
Все дело в том, что князь новгородский, сын славного своими подвигами князя Святослава Игоревича и воспитанник новгородского воеводы, легендарного богатыря Добрыни – не умел плавать и вообще панически боялся воды. Любой воды в количестве большем, чем ковш для питья!
Вольдемар терпеть не мог Днепр и другие большие и малые реки, душа его застывала от страха и уходила в пятки при воспоминаниях о Норвежском, Балтийском и остальных морях, на берегах которых он когда-то побывал, сердце князя охватывал ужас при мысли, что ему приходилось плавать с викингами на их кораблях. Именно поэтому Киев с его живописными окрестностями вызывали у Вольдемара непреодолимое отвращение еще с первого знакомства. Особенно Подол – с одной стороны бескрайняя вода, с другой непролазные плавни днепровской заводи. В штормовые ночи на Подоле казалось, что это грозно завывает Перун. Шум и свист ветра, плеск волн не давали Вольдемару покоя и отдыха. Тоска поселилась в его душе, когда он осознал, на что замахнулся в своих порывах тщеславия и гордыни.
7.
Пьянки и беспорядочные связи с женщинами, то что теперь принято называть «дипломатической миссией иностранных послов мира» на Подоле не прошли напрасно. Слухи о грядущих тяжких переменах, которые якобы готовит киевлянам Ярополк, просочились за городские стены и заронили сомнения в головах простых жителей. И они стали саботировать княжеские указы и деятельность представителей князя везде, где это было возможно.
Ежедневно Зорик доносил Вольдемару в Святошино, что авторитет Ярополка стремительно падает и очень скоро власть над Киевом можно будет забирать практически голыми руками.
Тогда Вольдемар не пожалел золота для подкупа некоторых влиятельных киевлян, приближенных к Ярополку. И они в подходящую минуту намекнули князю, что хорошо бы в сложившейся политической обстановке временно покинуть город, дать возможность своим доверенным лицам успокоить чернь, а заодно и отвлечься от проблем княжеских. Тем более повод есть – родственники из Херсонеса давно приглашают в гости.
Так ненавязчиво были созданы условия, чтобы Ярополк оставил Киев.
В туже ночь на экстренном совещании в Святошино приняли решение занять город без промедления, пока никто из знати не опомнился, а денежных средств, которыми располагал Вольдемар, хватило найти предателей, которые к прибытию нового князя не только открыли городские ворота, но и испекли хлеб для встречи гостей.
8.
И вот позади два года правления Вольдемара в Киеве. За это время свершилось многое из того, чем так пугали подпоенных на Подоле горожан.
Но чем больше власти забирал в свои руки Вольдемар, тем менее уверенно чувствовал он себя в качестве киевского князя. Не только киевляне, но и город непонятным образом ускользал из его подчинения. Прямого неповиновения княжеской воле не было, просто Киев жил отдельной и чуждой для Вольдемара жизнью и князь оказывался здесь лишним и ненужным.
Иногда его охватывало отчаянье, но чаще сердце князя переполнялось злобой и лютой ненавистью, которая раньше или позже обязательно должна было выплеснуться наружу. А пока Вольдемар с нетерпением ждал своего часа.
Резиденция князя в Святошино стала местом, где теперь принимались судьбоносные государственные решения. В Киев Вольдемар приезжал редко и неохотно и оставался в городе ненадолго. Но что больше всего вызывало у князя приступы неконтролируемой ярости, так это Подол. Во всех своих административных неудачах князь винил жителей Подола. И было за что.
9.
Еще недавно Подол помог Вольдемару заполучить власть над Киевом, а теперь он встретил здесь откровенное игнорирование своих законов и самого себя.
На Подоле новому киевскому князю давали обидные прозвища, сочинялись и затем распространялись по Киеву срамные частушки, в которых в неприглядном виде выставлялось прошлое Вольдемара, то, как он неумело княжил в Новгороде, прятался в скандинавских землях, про водобоязнь и бесстыдное неразборчивое многоженство.
Такие куплеты пользовались большой популярностью у киевлян и не способствовали укреплению авторитета князя. И хотя по приказу Вольдемара злостные сочинители и исполнители песен были пойманы и примерно наказаны, это не повысило рейтинги князя. Скорее наоборот.
10.
Достигнув власти в Киеве, Вольдемару пришлось решать специфическую проблему. В этом городе оказалось невозможным справиться с политическими оппонентами цивилизованными методами: подкуп, заговор, клевета. Поэтому новый киевский князь очень быстро вернулся к уже хорошо подзабытым обычаям раннего идолопоклонничества, когда в жертву языческим богам приносили людей. И противников князя стали устранять физически. Преподносилось это горожанам как возрождение исконных традиций старины.
Первые, с кем расправился Вольдемар, были монахи-христиане, которые поселились в Киеве по приглашению Ярополка. Их посадили в бочки из дуба, хорошо просмолили по всем швам и бросили в Днепр на милость Перуна. Также обошлись и с неугодными поэтами-песенниками. Вольдемар настолько боялся воды, что считал ее самым надежным способом решения всех проблем.
Несмотря на трагизм происходящего, оставшиеся в живых сатирики духом не упали, а сразу придумали поговорку: «И концы в воду».
Пока отдельные личности уплывали из Киева вниз по Днепру в бочках, город продолжал жить и даже не думал подстраиваться под характер и амбиции князя Вольдемара.
11.
В дополнение к управленческим неприятностям, с переездом в Киев Вольдемар заболел. Сначала это был обыкновенный насморк. Скоро за постоянное шмыганье носом и громкое высмаркивание при посторонних в боевую рукавицу он получил прозвище «Князь Сопливый». И по Подолу разлетелась новая припевочка:
- Как по бороде текла
У князя нашего сопля
Постепенно диагноз пополнили бессонница, запоры, звон в ушах, приступы сердцебиений и внезапные предобморочные состояния. Это не говоря уже о сохраняющемся паническом страхе воды.
По правде сказать, Вольдемар и раньше не отличался богатырским здоровьем. Худощавый, ниже среднего роста, узкий в плечах и сутуловатый, с дряблым обвислым животиком, князь старался не ходить пешком, потому что в глаза сразу же бросалась его неуверенная семенящая походка. В полной боевой экипировке он выглядел нелепо и карикатурно. Казалось, что это мелкого кляузника-писаря, который перебивается сочинением жалоб и прошений, веселые люди вырядили для смеха.
Что компенсировало княжескую неприглядность, так это неимоверное самомнение. И трусливость. Постоянный страх потерять руководящие полномочия и оказаться во власти врагов и недоброжелателей заставлял Вольдемара идти к намеченным целям, не останавливаясь ни перед какими трудностями и препятствиями, быть изворотливым и изобретательным.
А здоровье продолжало таять, и с этим фактом ничего нельзя было поделать. Вот теперь еще и зубная боль. С недавних пор она превратила и так неспокойную жизнь князя в сплошное мучение.
12.
Зорик очень волновался за здоровье Вольдемара. Зорик нес службу старшим личником – возглавлял личную охрану князя и был одним из наиболее преданных князю людей. Вольдемар познакомился и близко подружился с Зориком еще до бегства в скандинавские земли и с тех пор был неразлучен с ним. Много хорошего и плохого крепко связывало их.
Флегматичный тугодум с повадками и силой медведя, Зорик не имел права голоса в княжеском совете, зато когда приходило время осуществлять принятые решения – действовал бесстрашно и жестоко. Он не жалел для князя ни жизни, ни имущества, ни родных. Год назад младшую сестру-красавицу Зорик подарил князю, а потом за строптивый характер и нежелание жить в княжеских покоях, собственноручно засмолил ее в бочке и пустил в Днепр.
Князь в свою очередь относился к Зорику как к самому себе.
13.
Это была идея Зорика. Уже много дней норвежские воины изнывали в Святошино от безделья и скуки. Из-за болезни князя прекратились веселые пиршества, поездки в Вышгород к женщинам доступного поведения. Хутор пребывал в полной тишине, потому что шум усиливал у Вольдемара зубную боль.
И тогда, в этой надоевшей всем тишине Зорик вдруг вспомнил, что Киев издавна славится знахарками, колдуньями, ведьмами и травницами. В Святошино повезли все аномальное, что попадалось под руку. У княжеских наемников появилась прекрасная возможность показать доблесть, а заодно в суматохе прихватить что плохо лежит из имущества горожан.
Только хваленые киевские целители почему-то оказались бессильными перед зубной болью князя. Вольдемару не становилось лучше, сквозь затуманенное болью сознание он чувствовал себя подопытным кроликом, на котором испытывают свои сомнительные методики какие-то шарлатаны.
Наконец князю это надоело. – Всех, кому не удастся вылечить меня сажайте в бочки, засмаливайте и пускайте в Днепр, - приказал он. Может Перун научит их чему-нибудь.
Ведьмы и знахарки, услышав такую новость, взвыли от ужаса, но никому из них так и не удалось облегчить страдания князя. Зато Киев очистился от множества бездельников и аферистов.
«Не было бы счастья, да несчастье помогло», - так киевляне отреагировали на княжеский указ.
14.
К концу второй недели страданий Вольдемара к нему в комнату вбежал запыхавшийся Зорик.
- Князь, мы тут тебе, эта, ведьму подходящую нашли. Но надо, эта, на Подол ехать, - глаза Зорика тревожно блуждали, голос прерывался.
Вольдемар устало поморщился. Сотрясение воздуха вызвало новый приступ боли.
- Куда ехать, Зорян, в своем ты уме, братец?! Если ведьма стоющая – тащите ее сюда. А если так себе, - князь помолчал, набираясь сил, - можете ее сразу Перуну отдать, чтобы дважды коней не гонять.
Вольдемар ответил и почувствовал, как на впалую грудь навалилась слабость и на лбу каплями выступил холодный липкий пот. Он закрыл глаза и равнодушно подумал, что наверное это конец. Князь так измучился от зубной боли, что сейчас даже страх смерти в нем не шевельнулся. Что там происходит в ненавистном Киеве, какие новые куплеты распевают о нем на Подоле, что затевает уцелевшая городская знать – все переживания отошли далеко и стали неинтересными. И душа князя и измученное тело просили покоя.
- Князь, князь, - из полузабытья Вольдемара вывел настойчивый Зорик. Надо ехать и немедля. Ведьма та важнецкая! Ну, Вольдемарушка, - голос Зорика сорвался на жалобу. Посмотри только, в кого ты превратился. В домовину краше кладут. Пропадешь ты, князь, и мы здесь без тебя пропадем, вот так-то, - скорбно закончил он.
- Никуда я не поеду, - чуть слышно ответил Вольдемар. Сил моих нет больше. А ведьму надо было сразу с собой везти.
- В том-то и дело, князь, что ведьма та характерная. Говорю же я тебе – настоящая! – Зорик восторженно потряс кистями рук над головой. Нам от ворот поворот указала. Так кышнула, что боевые кони к земле присели. Если надо, - грит, - пускай князь ко мне едет, а я со двора не пойду, у меня здесь самое целющее место. К нему в Святошин поганский ноги моей не будет! Там, сказывает, края недобрые, срамные. А мне поддержка Земли-матушки нужна, и чтобы живая вода днепровская была рядышком.
При упоминании о Днепре Вольдемара передернуло. Под сердцем холодной иголкой шевельнулся страх.
- Последние дни мои подошли, Зорян, - князь говорил медленно и торжественно, тяжело ворочая языком. Не поеду я, боюсь и на коне уже не удержусь.
- Князюшка, надо, - Зорик не сдавался. Ты, Вольдемар, наше все. Вижу, что плох и ненадежен, только нам без тебя тоже жизнь недолгая будет. Куда ты – туда и мы. Так что щас распоряжусь, чтобы одевали тебя, и в путь!
Вольдемар прикрыл глаза. Он хорошо знал этих людей. И знал, что эти люди не дадут ему покоя. По-своему они правы. Но боль, которая теперь заполнила всю его голову, тоже была права. И она уговаривала как сильный слабого, чтобы князь смирился и никуда не ездил, а оставался здесь в Святошине с ней.
15.
Дорога в Киев была нестерпимо мучительной и поэтому показалась Вольдемару бесконечной. В висках с шумом бились горячие молотки, правая щека при каждом толчке отзывалась болью и хотелось лечь на землю, распластаться на ней всем телом и провалиться в спасительное беспамятство. Зорик ехал рядом и когда князь особенно надолго закрывал глаза, придерживал его за рукав.
Князь сквозь полуобморок слушал и не слушал рассказ Зорика про ведьму с Подола, как сегодня случайно узнали о ней, как со всех ног бросились искать то запутанное место, где она живет, какой у ведьмы оказался своевольный характер и что лишь только он, Зорик, посмотрел бабке в глаза, сразу понял – такая сможет исцелить ихнего князя!
В конце пути, чтобы не заезжать в Верхний город и не делать лишней огласки, пришлось скакать по берегу Днепра и Вольдемара охватила жуткая паника, когда большая река внезапно открылась перед ним. Это было даже сильнее зубной боли и страшнее потери власти над Киевом!
Вот же угораздило его тогда, два года назад послушаться Добрыню и припереться сюда!! А теперь еще приходится явиться в неприкрытой немощи, и где! На Подоле!! Будь же неладно здесь все!!
Вольдемар с отрядом заехали в самое сердце Подола. При виде убогих домишек и у здорового на душе станет тошно. Зато где-то близко нестройные пьяные голоса выводили новую песню, сочиненную по случаю болезни князя. И откуда только прослышали здесь о том, что творится на краю света – в Святошино!
Но без Подола наш Киев невозможен,
А князю Вольдемару с зубом маета!
Дальше как обычно шла глумливая нецензурная похабщина. Но сейчас Зорику некогда было разбираться с этим. Все, прибыли! Всадники въезжали на двор к ведьме.
16.
Двор, в котором стояла избушка ведьмы, был как и большинство дворов на Подоле – ничем не огорожен, густо замусорен, без какой-либо растительности. Если бы ни ветхий, меньше обычных размеров домишко с одним маленьким и мутным оконцем в боковой стене, серый и неприглядный, похожий на сарай, то такой двор можно было принять за городской пустырь.
Стоило коням перешагнуть какую-то никому незримую черту, как им под копыта откуда-то вдруг бросились два огромных лохматых пса. Собаки не лаяли и не рычали, а только путались под конскими ногами, злобно скалились и смотрели из своих необычайно больших шерстяных голов на непрошенных гостей почти человеческими глазами. Да так смотрели, что если бы еще и заговорили, никто из приехавших не удивился бы.
- Жук, ай, Жук! Голован! Ко мне! – раздался требовательный окрик из темноты дверного проема и на свет прихрамывая на кривые ноги заковыляла скрюченная старушка. Лишь только собаки услышали команду хозяйки, они сразу бесшумно исчезли, как сквозь землю провалились.
Полуживого князя с трудом стащили с коня. Тут же посреди двора его вырвало. – Хорошенькое начало, - растерянно пробормотал Зорик, - обратно мы его не довезем.
Ведьма вплотную приблизилась к Вольдемару и вцепилась в его правое запястье своей сухонькой ручкой. Глаза у нее были быстрые, живые, острые и чрезвычайно маленькие, волосы на непокрытой голове как посеребренные сединой и коротко остриженные. Лицо. Трудно сказать, какое это было лицо. С первого взгляда оно напоминало хорошо высушенную, но когда-то спелую и сочную грушу, а если присмотреться повнимательнее, становилось молодым и привлекательным.
- Что, соколик, - обратилась бабушка к князю. Эка тебя ухайдокали. Ну, да ничего, оклемаешься. Ты же молодой, еще не все зубы проел, только четвертной перевалило. Пойдем ко мне, отваром тебя напою, потолкуем. Отвару такого приготовлю, - по лицу ведьмы лучиками-морщинками распространилось тепло. Отвар у меня скусный! И она за руку повела Вольдемара в темноту лачуги.
Зорик сунулся было через порог вслед за князем, но бабка неожиданно проворно обернулась и прикрикнула на него. – А ты-то куда прешь! Лихие молодцы охочи девок портить да мужних жен срамить. Езжайте в Киев-град покеда, прогуляйтесь. А за князем обернетесь когда завечереет, в самые первые сумерки. Здесь оставаться нечего, не вашего короткого ума это дело.
И таким беспрекословным тоном распорядилась она, что Зорик и остальные не раздумывая повскакивали на коней и только легкая пыль взвилась там, где промчались всадники.
17.
В темной, низкой и тесной комнатке приятно пахло травами, парным молоком и еще чем-то таким родным, что Вольдемар даже оглянулся, будто ожидал встретить здесь кого-то.
Бабушка костлявой рукой резко дернула вниз его правую руку и приказала: «Садись!» Вольдемар присел на что-то и еще раз оглянулся. Окон в комнате не было, солнечный свет попадал из низкого дверного проема и его было недостаточно, чтобы как следует разглядеть помещение. Странно, при своей врожденной подозрительности и звериной осторожности у князя не появилось тревоги и чувства опасности от того, что он здесь один, обессиленный болезнью, без охраны и без верного Зорика, с какой-то незнакомой бабкой, в центре неприязненно настроенного Подола…
- Что, князюшка, зубок разболелся? – сейчас ведьма заговорила тихо и от звука ее голоса у Вольдемара по спине побежало знакомое тепло и на душе вдруг стало уютно и покойно, будто он попал в очень родную обстановку. – Дай-ка, я погляжу тебя, миленький, сейчас полегшает, - приговаривала она.
Руки колдуньи уверенно легли князю на голову, правая маленькой как у ребенка ладошкой на лоб, а левая твердо и крепко на затылок, там где он переходил в шею. Вольдемар услышал неразборчивое бормотанье и вдруг под ним сильно колыхнулась земля, так что он едва не упал на колени. Память осветилась как молнией и он узнал этот запах, тепло и нежность рук.
- Мама, - сказал Вольдемар неожиданно для самого себя чужим голосом. – Мамочка!
А перед глазами теперь стояла молодая женщина в простой домотканой рубашке, высокая и гибкая, улыбалась и говорила ему ласковые слова. Он маленький смеется в ответ, тянет к ней свои ручонки и счастливо зовет: «Мама!» Она подает ковш с водой и он жадно пьет. Вода холодная и необычайно вкусная. Он глотает торопливо, а мама смеется звонко и приговаривает: - Не спеши, сыночек, не застуди горлышко, - и снова смеется.
Потом в комнату вошли чужие страшные люди в дорожной одежде, боевых шлемах и с оружием в руках. Один из них с размаху дал мальчику подзатыльник и он до крови ударился зубами о дерево ковша и от неожиданности захлебнулся водой. А пока он откашливался, то увидел как исказилось от ужаса такое родное лицо мамы, как она пыталась обнять и заслонить собой его кашляющего и задыхающегося. Но ее грубо схватили за волосы, а его пинком отбросили в темный угол. Мама закусила губу, выгнулась как кошка и молча пыталась вырваться и тогда ее повалили на пол и тоже молча принялись топтать сапогами. Он захлебнувшийся видел из угла как лицо мамы сделалось синюшным, а ее открытые глаза застыли удивленно и вся она обмякла и затихла.
18.
…Вольдемар очнулся от наваждения, и первое, что было – это ясная свежая голова и отсутствие зубной боли. Бабушка наклонилась над его правой рукой и подвязывала пеньковую веревочку. Теперь воздух в комнате наполнился запахом чеснока, пыли и сладковатой травы.
- Вот так вот, соколик, - она заглянула в глаза князю. Я тебе сделала обериг от дурного глаза и темной силы. Болеть теперь ты не будешь. Завтра приедешь ко мне с первой вечерней звездой, я обериг этот сниму, а к тому времени приготовлю для тебя другой, нательный. Носить его будешь под сердцем, где душа живет. Болезни все твои от недобрых людей, от зависти ихней лютой. Много нехорошего на тебя накликано было. И чтобы освободиться от колдовства, надо тебе переменить имя.
Недруги, желая тебе плохого, направляли свои злые мысли на имя твое. И стало имя Вольдемар в тягость тебе. Отсюда и болезни, и неудачи в Киеве. Кроме того, имя Вольдемар ты не получил при рождении. Мама звала тебя Ждан или Хотен, потому что ждала очень твоего появления на свет и хотела твоего рождения всеми силами души, и отца твоего, князя Святослава, любила беззаветно. После ее смерти тебе, князь, грозила опасность, так как многим было невыгодно, что ты княжеский сын и со временем можешь прийти к власти. Тогда, чтобы уберечь тебя от неминуемой гибели, в дело вмешался Добрыня, мамы единоутробный брат. Он спрятал тебя, занимался твоим воспитанием и дал имя Вольдемар, а потом переправил в земли норвежские.
А сейчас, князь, я нарекаю тебя Владимиром. И будешь ты владеть целым миром. Имя это прославит тебя на веки вечные, а ты, князь Владимир, прославишь землю Русскую, укрепишь власть Киева и много дашь народу своему. Стоят перед тобой свершения великие, а ты в свою очередь будь достоин новой судьбы.
19.
Владимир, который еще недавно был Вольдемаром, как пьяный вышел во двор из убогой лачуги. На Подол опускались майские сумерки, начинался прозрачный теплый и тихий весенний вечер. Щека у князя стухла, как и не было двух недель страданий. Мысли работали четко и складывались во что-то новое, пока еще неопределенное, но очень важное. А в ушах звучал голос мамы и все, что рассказала колдунья.
Киев уже не казался чужим и отталкивающим. Надо только собраться с силами и без сомнений и страха добиваться своего. Совсем рядом, может даже в соседнем дворе, одинокий пронзительный голос выводил хорошо известную Владимиру песню:
А без Подола Киев невозможен,
Нам здесь живется вольготно – лепота!
Князь испытывал такую легкость на душе, что матерные слова вызвали у него снисходительную улыбку. На улице нетерпеливо заржал княжеский конь. Там ждали Зорик с викингами, изредка переглядываясь и не решаясь переступить невидимую границу владений колдуньи. Владимир через двор вразвалочку приближался к ним и никто еще не догадывался, что это идет совершенно другой человек, чем тот, которого привезли сюда несколько часов назад, и что в эти минуты открывается новая страница в судьбе Киевской Руси.