ЮЗы. Бей своих (а своих ли?), чтоб чужие боялись!
Авторитет Латузы был чрезвычайно высок, в том числе и на международном уровне, это было единственное училище, где готовили специалистов - зенитчиков для армий стран Варшавского Договора. Одновременно с нами учились будущие офицеры Монголии и Албании, а также офицеры Польши, Германии и Чехословакии и даже из Индонезии. Для них был создан специальный факультет: для иностранных граждан. Общение с ними не приветствовалось, но пути - дорожки так или иначе пересекались.
Албанцы приехали с русским языком, их переодели в нашу офицерскую парадную форму, погоны остались их армии, учились около года, особого усердия не проявляли, сразу после занятий уходили в город, жили свободно и, судя по всему, весело. Монголы с ними общий язык не находили, т.к. за учёбу и тех и других платили солидные деньги, о чём монголы постоянно напоминали албанцам. С переменой власти в Албании и её выходом из Варшавского договора всех курсантов из этой страны отозвали на Родину.
Монголы (8 человек) доучились до конца и заканчивали одновременно со мной. Во время государственных экзаменов все выпускники выполняли на полигоне "Морья" на Ладожском озере боевые стрельбы из изученной нами техники, т.е. комплекса "С - 60" (ствольные пушки калибра 57 и 100 миллиметров, радиолокаторы СОН - 9А и приборы ПУАЗО 6 - 60).
Меня назначили командиром расчёта, состоявшим именно из них. Дней пять тренировались на полигоне, наконец пришёл день боевых стрельб. Отстреливали все задачи Курса стрельб. Всё шло к оценке "отлично" для батареи выпускников и нашего расчёта в частности.
Последняя, и самая сложная, задача: стрельба по конусу ( на нашем сленге "стрельба по колбасе"). Сложность заключалась в том, что мишень (конус) прицеплена к самолёту тросом длиной до 800 метров, по нему - то (конусу) и надо было попасть. Расход боеприпасов: "батарейный залп", а именно ; стрельба каждой пушкой (а их в батарее шесть) шестнадцатью снарядами.
Каждый такой вылет лётчикам зачислялся, как боевой; последующие события показали, не зря!
Самолёт на курсе, даю команду "Заряжай!", получаю доклады от наводчиков по азимуту и углу места: "Есть цель!", установщик высоты и дальности докладывает параметры по цели. Даю командиру батареи сигнал о готовности к стрельбе.
Получаем команду на открытие огня. Командую своему расчёту: "Огонь!", по трассерам вижу, что снаряды пошли на самолёт. Командую: "Прекратить стрельбу!" Последняя обойма с четырьмя снарядами остаётся в зарядном лотке.
Лётчик, увидев разрывы снарядов вокруг самолёта, сбрасывает лебёдку с тросом и пикирует на батарею. Вой моторов устрашающий!
Все видели очередь, направленную на самолёт, все уверены: "Мать честная, сбили!!!" и бросаются в щели для укрытия личного состава в своих окопах. В моём расчёте три человека посчитали, что иметь над головой металлическую крышу в виде платформы орудия надёжнее и ныряют под неё.
Самолёт, завершив пике, выходит из него на совсем уж нервной высоте, не более сотни метров; поверьте глазомеру зенитчика, и с ещё более надрывным звуком уходит на свой аэродром.
Все потрясённо и подозрительно глядят друг на друга, мол, какая - таки дрянь стреляла по самолёту. Искать виновных долго не пришлось; сразу после выхода из своего окопа я развернул красный флажок признания вины.
Строю расчёт, одного не хватает, оказывается он забился под платформу так глубоко, что самостоятельно выбраться не может. Первая попытка его друзей вытянуть за ноги, успехом не увенчалась.
Смотрят на меня, а я смотрю на комбата майора Нестерова, который несётся ко мне и явно не с добрыми намерениями. Сейчас я бы поменялся местами с монголом под платформой.
Первым делом получаю парой флажков по каске; звенело громко, но не больно. Затем прослушал трёхминутную арию, обладавшего в повседневной жизни приличным баритоном комбата, исполненную дискантом, временами переходящим на визг.
Из достойных печати, разобрал пару слов: "убью" и "гадов", да и те, скорее всего, чтобы я не обольщался по поводу адресата.
Всё это время расчёт занимается эвакуацией из - под орудия собрата по всем статьям: по роду - племени, оружию и совместному поеданию пресловутого пуда соли. Вопли из окопа остановили выступление комбата и пришёл второй СТРАХ!
Вопреки войсковой пословице: "Курица не птица, а Монголия не заграница," для нас монголы были слушателями иностранного государства, а, стало быть, утрата такого рода бойца не осталась бы незамеченной (как поётся в одной из песен) для дальнейшей карьеры майора Нестерова.
Последовал приказ: "Немедленно прекрати эти вопли!". Меня потихоньку отпускало от пережитых волнений, я задал встречный вопрос: "Добить?". Комбат, отходя от остроты ситуации, засмеялся и, уже нормальным голосом, отдал последнее распоряжение: "Даю минуту на построение всего расчёта."
Времени он отвалил щедро, т.к. трёх поворотов рукояток домкратов на "подъём" орудия хватило, чтобы бедолага самостоятельно выбрался на свет Божий. Его и без того широкое (монгол,- всё - таки) лицо от перенесённых потрясений стало вдвое шире, приблизившись размерами к другой части тела, тоже изрядно помятой обстоятельствами.
Как гражданам другой страны за боевые стрельбы им поставили "четыре" (нашим было бы "два"), по этому поводу наши выпускники шутили: " Если бы сбили, получили бы пятёрки!". Мне за своевременное прекращение стрельбы поставили "пять", так что я остался выпускником - отличником.