Письма о Крыме. Часть четвертая. Севастополь

Людмила Кулешова
 Ну что, четвертая часть Марлезонского балета :))

Закончила я третье письмо на том, что мы провели несколько замечательных дней на мысе Сарыч. Утром перед отъездом мы встали пораньше и в последний раз решили искупаться. Был ранний рассвет, море волновалось и было прекрасно! В это утро оно было синеглазой женщиной, с любовью матери ласкающей своих детей. Нежная-нежная вода как будто зазябла ото сна, и прикосновения ее рук были мягкими, плавными, холодными. Еще никого не было на берегу, только высоко на мысе застыл медитирующий, да чайки, просыпаясь, делали первые круги над водой. Море! Мое большое, дикое, ласковое и сильное море!..

Добираться до Севастополя было решено автостопом. Мы довольно быстро – всего минут через 10-15 поймали попутку - грузовую газельку. Водила без лишних слов кивнул назад, чтобы мы кинули рюкзаки в кузов, сами мы сели к нему в кабину и покатили! Водила попался очень спокойный и малоразговорчивый, но приветливый. Магнитофон пел голосом Макаревича.

Замыкая круг, ты назад посмотришь вдруг…

Да, всё символично!

Виды открывались прекрасные! Все радовало глаз.

До Севастополя добрались примерно за полчаса. Водила высадил нас на одной из остановок транспорта, денег с нас не взял, чему мы были очень рады, и поскольку мы еще не завтракали, то купили в только что открывшейся булочной бутылку кефира и по рогалику и прямо на остановке отметили свой приезд в город-герой Севастополь!

Вообще надо сказать, что Севастополь сильно выбился из общего духа нашего путешествия. Мое сознание его сейчас усиленно выталкивает из воспоминаний куда-то в сторону, чтобы он стоял особняком, и не смешивались впечатления от Крыма вообще с Севастополем. Почему? потому что Севастополь не похож на весь остальной Крым.

Из диких, малолюдных, тихих блаженных мест мы  попали в достаточно большой, оживленный город, и это неприятно резануло по ощущениям. Уже ставший привычным восточный колорит и самобытность милых прибрежных городишек, живущих морем, солнцем, ветром, сменилась шумом, оживленностью, занятостью и деловитостью развитого крупного города. Хотя однозначно можно сказать, что Севастополь – не простой серый однообразный  город, каких немало по стране, у него очень четкий и однозначный характер: он предстал пред нами во всей своей гордости, славности, значительности. Я в первый же день отметила, что в этом городе люди держатся с каким-то особым достоинством, они культурны, воспитаны, благородны. Большое число не старушек, а пожилых женщин в шляпах, подтянутых стариков, со светлыми и серьезными лицами мужчин, девушек с косами и в легких платьицах, сдвигающих брови, чтобы казаться строже, юношей в бескозырках. Горожане как будто носят на себе печать славы и героизма своего города.

Есть города, которые славны историей и которые об этой истории по мере необходимости вспоминают, как будто достают из пыльного шкафа свой старый мундир, но Севастополь относится к тем городам, которые живут внутри своей истории, не снимая мундира совсем. Здесь все, каждая улица, каждый бульвар, каждый камень - история. Даже те редкие деревья, которые уцелели после Великой Отечественной, здесь отмечены памятными табличками.

Лев Толстой писал: "Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах". И это взаправду так! Где бы ни шел ты, куда бы ни смотрел, так или иначе ты встретишься взглядом или наткнешься невольно на то, что сохранило на себе отпечаток войн, через которые прошел Севастополь.

Концентрация памятников - естественных или монументальных - настолько велика, особенно в историческом центре города, что под конец нашего пребывания в городе я почувствовала все признаки интоксикации. Я сейчас не шучу, это сказано без юмора – Севастополь не город легкой круизной поездки, это город с особой, достаточно сложной, тяжелой атмосферой. Именно поэтому он выпадает из общего духа моря, радости и мирного довольства, который сопровождал нас всюду по Крыму.

По приезду нам удалось очень быстро снять комнатку за 150 грн в сутки. Квартира была далековато от исторического центра, но транспорт там ходит хорошо и стоит таких копеек (от 1 до 3,5 грн), что дальность для нас не играла большого значения. В 4-комнатной квартире жила сама хозяйка, женщина лет 60, и в 3-х комнатах - квартиранты вроде нас. Очень чистая, аккуратная квартира со всеми удобствами, так что мы даже удивились, что смогли за эти деньги снять такое хорошее жилье. В квартире был wi-fi, и по вечерам я садилась читать в интернете историю Севастополя (до этих пор я вряд ли знала больше того, что это город русского флота и что здесь была дважды героическая оборона), и это мне значительно помогало воспринимать город.
До моря было рукой подать (Севастополь весь изрезан бухтами, так что там море везде), но после Сарыча купаться в таком непрозрачном и мелком море, в толчее других людей как-то не хотелось.

Наше знакомство с городом и его историей началось с площади Нахимова! И оттуда уже пошли по Графской пристани, Екатерининскому скверу, к памятнику затопленным кораблям, бастионам и проч., проч., проч. Но я не стану описывать то, что лучше увидеть, описания будут долгими и едва ли смогут воссоздать картины севастопольских мест. Поэтому только размышления-впечатления.
День был воскресный. Светило солнце, и общее настроение было еще очень радостным от необычности места, в которое я попала. Необычным было то, что я привыкла видеть в наших городах какую-то обособленность исторических мест. Стоят памятники, старинные здания красивы, но у них как будто своя жизнь, а у людей – своя. А здесь настолько ощущалось слияние людей и мест и истории, что невольно было ощущение, что сейчас либо преддверие какого-то праздника вроде 9 Мая, либо война только позавчера закончилась, и люди еще продолжают так свежо радоваться. Ну правда! А день был обычный воскресный, и никакого праздника в календаре.

В одном из прибрежных парков играл военный духовой оркестр! Ах, как он играл!! На поставленных рядами скамьях сидели люди – пожилые и молодые, и мы тоже прошли на свободные места и сели. На лицах людей был восторг и восхищение: музыканты в белоснежной морской форме играли марши и вальсы, известные и незнакомые мелодии, сверкали золотом на солнце трубы, высокий офицер энергично, самозабвенно дирижировал оркестром. Какой-то пожилой дедок не выдержал сидеть на скамеечке, вскочил, поднял свою такую же пожилую даму и они закружились прямо у светло-деревянной сцены в радостном быстром танце! Ах как было жаль, что подошли мы уже к концу, и пропустили наверняка игранный "Севастопольский вальс". Закончил оркестр "Прощанием славянки". Аплодировали зрители стоя!

Одним из мест посещения был Владимирский собор - усыпальница адмиралов. Построен он на высоком холме, топографическом центре города. Задумка его постройки относится к 1825г, но очень уж долго шли согласование и проектирование собора. В 1851 году умер преданный строитель Севастополя и флота, долгие годы верно служивший в этом городе - адмирал Михаил Петрович Лазарев. В память о его заслугах он был похоронен в склепе на месте будущего собора. В период до первой героической обороны Севастополя заложен был только лишь фундамент храма и подвальный этаж. Во время боевых действий 1854-1855 гг.в склепе М.П. Лазарева нашли свой покой и героически погибшие его ученики: вице-адмирал В.А. Корнилов, контр-адмирал В.И. Истомин и адмирал П.С. Нахимов. Так еще недостроенный собор стал усыпальницей адмиралов. Во время оккупации Севастополя склеп был осквернен: французские мародеры взломали стену, разбили крышки саркофагов и сорвали с мундиров адмиралов золотые эполеты. Война закончилась, но собор строился еще очень и очень долго. Когда же он был достроен, то стал одним из первых памятников героям обороны Севастополя и вплоть до революции в нем продолжались мемориальные захоронения: еще 9 адмиралов русского флота нашли свой покой в усыпальнице Владимирского собора. После революции храм разграбили, останки адмиралов уничтожили; а во время Великой Отечественной войны собор вообще был почти полностью разрушен. Реставрируют его до сих пор, хотя большая часть уже приведена в порядок. В нижнем части храма восстановлена усыпальница с крестообразно выложенными надгробиями, хотя конечно же под черным мрамором уже не покоятся адмиралы.

Возле Владимирского собора на том же высоком холме, с которого открывается вид на море, простирая руку в прекрасное далеко, стоит памятник Ленину. Нелепость? Хм… а мне опять кажется, что все не случайно и очень символично. Усмешка истории и времени, которые рассудили по-своему: ярые гонители друг друга, два враждебных полюса поставлены рядом – и от этого соседства им не уйти. Правда они так и не повернулись лицом друг к другу, а остались полупрезрительно бочком. Эпохи, эпохи...

По Большой Морской и по Историческому бульвару мы поднялись к одному из очень вдохновляющих мест - Панораме обороны Севастополя 1854-1855 гг. Что я увижу внутри я примерно представляла себе – по открыткам, которые хранились у нас дома. Мама привезла их из Севастополя, когда еще по молодости путешествовала по этим местам. Больше всего мне запомнилась открытка с изображением матроса, заливающего водой из ведра неразорвавшуюся бомбу. И мне очень хотелось увидеть: моя память меня не подводит, этот матрос выглядит так же, каким я его запомнила с тех давних детских лет?

Забегая вперед скажу, что да, матрос выглядит все так же. Однако однозначно я даже не могла себе представить, какие впечатления ждут меня внутри Панорамы!
 
Стоишь в середине зала, слушаешь экскурсовода, но в какой-то момент забываешь, что находишься в помещении, что вокруг тебя только лишь картина – кажется, что ты прямо в гуще событий! Все движется вокруг, все живое и натуральное, картина настолько объемна и многопланова, что стираются границы реальности и истории. Вот стоит у входа во фронтовой лазарет приехавший на передовую Пирогов, вот первая русская сестра милосердия Даша Севастопольская поит из ведра солдат, чуть поодаль в проходе между пушками виден Петр Кошка – он ведет очередного плененного; под иконами лежат убитые солдаты, накрытые шинелями, видны только их босые ступни, а все, кто жив - все в движении, в порыве, в действии. Здесь и адмирал Нахимов, следит с высоты за полем боя, здесь он будет вскоре смертельно ранен, а чуть поодаль от него на земле выложен ядрами крест - это место, на котором совсем недавно погиб адмирал Корнилов. И все это так живо и захватывающе!

Панорама изображает события одного дня, и у вошедшего есть возможность разложить ее на отдельные эпизоды этого дня, и есть возможность одномоментно воспринять себя свидетелем некоего мгновения. Это сильно!

А потом выходишь из панорамы на улицу и видишь уже не нарисованные, а настоящие те самые места, которые только что пылали огнем на картине, где держали доблестную оборону наши солдаты и откуда открывается вид на позиции атакующих англичан. Смотришь – и соотносишь две картинки, и хотя очевидно, что они должны совпадать, воспринимается это совпадение как что-то совсем необыкновенное – как будто всё вокруг мне кивает головой и говорит: «Да-да, это всё полная правда, тебе там не сказку рассказывали; видишь, я, земля, все та же, и это всё было на том самом месте, где ты сейчас стоишь». Я как будто стала героем кино со столь популярным сюжетом путешествия во времени.
И было еще одно ощущение. Я уже вроде как поняла, что именно здесь и было все то, о чем рассказали в музее, улеглось внутри и принялось как правда, что я зашла в заколдованный мир живой истории, и здесь ходил Лев Николаевич Толстой, адмирал Нахимов… Но еще вот именно здесь, по этим улицам лет сорок назад ходила моя мама, тогда еще такая же молодая как я теперь. И наверное удивлялась тому же, и так же сопоставляла картинку реальную и нарисованную, и размышляла, и переживала. И наверное ей тоже казалось, что она попала в некий заколдованный мир вечно живой истории. Здесь, в этих местах, история не умирает, время не является прошедшим, оно всегда – настоящий момент. Сто лет назад, шестьдесят, сорок и мгновение назад. Может от того и плотность атмосферы этого города такая большая, что навечно сконцентрированы здесь все побывавшие в этих местах души. Что может быть сильнее смерти? Что может быть горячее атаки? Что может быть горче воспоминаний? А если это на протяжении достаточно короткого промежутка времени – каких-то полтора-два  столетия – происходит в больших масштабах на ограниченном пространстве, то оно просто не может отсюда «выветриться», энергия накапливается, цепляя каждого вновь пришедшего, вызывая его волнения, слезы, переживания и тем самым оставляя и его частичку в этом застывшем мгновении вечности. На этих улицах и на бастионах возле панорамы поныне живет частичка моей мамы, а теперь и моя.

На следующий день мы посетили древний город Херсонес, который лежит в границах Севастополя. Главным моим впечатлением была нестерпимая жара ;. Ну если очень коротко, то в древние времена Херсон был одним из очень развитых городов-полисов, о чем свидетельствуют в том числе и многочисленные древности, найденные в ходе раскопок. По легенде, именно в Херсоне (он же Корсунь) принял крещение князь Владимир. Но повторюсь, что у меня нет задачи дать достоверные исторически данные, а поделиться впечатлениями.

Нынешний музейный Херсонес разделен на две зоны: раскопки города под открытым небом и экспозиция в здании музея. В непосредственной близи высится златоглавый Владимирский собор в стиле византийских храмов. Под открытым небом и под палящим солнцем мы осмотрели остатки амфитеатра, оттуда отправились в прохладу здания музея, затем на раскопки древнего города и базилики, находящихся на самом берегу моря, и уже перед уходом посетили Владимирский собор.

Рассматривая все эти древности меня посетило две мысли:

1) В музее возле стендов с экспонатами были таблички с характеристикой той эпохи, которую эти экспонаты представляли. Они меня очень насмешили, поскольку их не меняли видать годов с восьмидесятых как минимум: все описания эпох были насквозь пропитаны духом про-коммунистическим, содержали в себе выдержки из Маркса, информация была настолько однобока, что это вызвало сперва улыбку, а потом недоумение: современные ученые давно переосмыслили суть этапов развития человечества, отчего же это не коснулось данного конкретного музея? А может в этом есть какой-то смысл, которого я не уловила…

2) Из умных мыслей, посетивших мой разморенный от зноя мозг, была следующая: для того, чтобы создавать совершенную по пропорции и гармоничности красоту, вовсе не нужны какие-то сложные научно-технические достижения. Вот мы видели в музее чудные огромные амфоры, красивейшие мозаики и фрески, сложнейшее шитье, замысловатые украшения, огромное число предметов быта, наиточнейшим образом выверенные, симметрически безукоризненные архитектурные произведения – резные каменные колонны, карнизы, - их не мог создать примитивный неграмотный человек, каким воспринимается нами наш древний предок. Вот все эти таблички гласят о том, как угнетался простой народ богатой знатной верхушкой общества, которая пользовалась религией как орудием порабощения людей и проч., проч., проч. Но как можно оценивать ту эпоху стандартами наших дней? У человека III в. до н.э. мировоззрение было чуть ли не диаметрально иным, чем у нас. Он мыслил другими категориями. Человек, сумевший сделать простейшее в использовании орудие труда – рыболовный крючок, ткацкий станок – он творец. Это наша эпоха все усовершенствует и усовершенствует орудия, но труд именно творца был на самом начальном этапе, когда создавались элементарнейшие орудия, которые позволили человеку выполнить поставленную задачу – поймать рыбу, сшить платье. Вот эта сложнейшая красота, которую мы видим, была создана обыкновенными инструментами, никаких электродрелей, бензопил и прочих сложностей. Только человеческая голова и руки. А если у тебя из орудий только эти, то ты обязан быть настолько талантливым, а значит любознательным, наблюдательным, познающим, внимающим, мыслящим, что не верится мне, будто такой человек понимал в этой жизни меньше просвещенного Маркса. Человек, сумевший из ничего создать красоту, поражающую своей гармонией и через века, не мог бы этого сделать, не проникни он в глубины процесса творения. А значит и мироздания? А такого человека поработить нельзя.

Ну а что же потомок? И какие задачи стояли перед ним, когда он создавал усложненные, более совершенные модели орудий труда? Задача была сделать не единичный экземпляр, равного которому нет, а задача поставить производство на поток. Получение прибыли, а не процесс творения встал на первое место. Научно-технический прогресс нужен там, где не хватает таланта (читай любознательности, познания, вникания в суть), он не создает ничего нового, более совершенного или прекрасного, он нужен лишь для того, чтобы это прекрасное можно было продавать в больших количествах. А таланту он не нужен вовсе.   

Итак, мы уже посетили места, связанные с первой обороной Севастополя, и нам оставалось посетить места, связанные с его второй обороной. На следующий день мы собирались ехать на Сапун-гору и на мемориал 35-й Береговой Батареи.
Мемориал 35-й Береговой Батареи открылся совсем недавно - буквально несколько лет назад. И в общем-то именно тогда и стали говорить об этой батарее - долгие десятилетия о ней замалчивали, о ее гибели не хотели говорить. Созданием этого мемориала занялся один севастопольский предприниматель, чей дед погиб на этой батарее. Теперь в это место приезжает несметное количество народа. Мы приехали к мемориалу утром, и застали длиннющую очередь в билетные кассы. Посещение мемориала бесплатное, но необходимо брать билеты. Это нужно для того, чтобы осмотреть батарею с экскурсоводом. Группы собираются очень строго по 30 человек, там очень жесткие правила безопасности. Когда мы дошли до кассы, билеты были только на послеполуденное время. Мы, немного подумав, взяли билеты на вечер, на предпоследнюю экскурсию, и поехали на другой край города на Сапун-гору.

По дороге в автобусе мы наводили справки, где нам выходить, чтобы попасть на Сапун-гору, и полавтобуса нам рассказывало маршрут, а узнав, что мы туристы и приехали познакомиться с историей города, нам рассказали о всех памятниках и памятных местах, мимо которых мы проезжали. В автобусе одна весьма пожилая дама стала нам рассказывать о штурме Сапун-горы, да так она рассказывала складно, четко, со всеми датами и направлениями ударов, что у меня невольно возникло подозрение, что она 1) либо сама ее штурмовала, 2) что она учитель истории, 3) что она музейный работник. Подтвердилась третья догадка - она работала когда-то в музее-диораме на Сапун-горе. Поблагодарив ее и всех тех, кто принял такое живое участие в нашем просвещении, мы вышли на конечной остановке "Сапун-гора".

На Сапун-горе есть открытая экспозиция - рвы, окопы, землянки, доты, танки, пушки, катера, мины и проч., и есть музей-диорама. Под небольшим виноградным навесом у касс играла музыка - военные песни, старинные вальсы, марши. Даже если ты пришел на гору в каком-то своем настроении, там все было сделано для того, чтобы твое настроение сменилось на подобающее месту.
 
Мы взяли билеты в диораму, и пока у нас оставалось время до входа (там тоже строго по часам), побродили по открытой экспозиции.

Наши войска штурмовали Сапун-гору по большому счету в лоб. Как? Мы смотрели на эту открытую всем обзорам долину, видели, что отсюда просматривается каждая тропинка, и удивлялись, и поражались, как удалось это нашим войскам??? Немецкие генералы рапортовали наверх: Сапун-гора укреплена несколькими оборонительными линиями, позиция позволяет контролировать весь участок по фронту, мы продержимся здесь, даже если противник начнет атаковать, не менее 8 месяцев! А наши взяли гору за 9 часов... 

Диорама - это почти панорама, только не вся, половинка. И тоже она произвела очень сильное впечатление. После рассказа экскурсовода нам было дано время просто постоять у диорамы, побыть недолгое время свидетелями застывшего мгновения боя. Все молчали, звучала аудиозапись сражения: крики людей, взрывы, автоматные очереди, и под конец - такое протяжное, неудержимое как лавина, собирающееся из разных отдаленных отзвуков, как собирается река из нескольких ручьев, русское победное "Урааа!"

 От Сапун-горы мы вышли в молчаливом, но хорошем, приподнятом настроении. И отправились опять на другой конец города на 35 батарею.

Одним описанием впечатлений здесь все же не обойтись, но чтобы мне случайно не дать ложную информацию, перепутав какие-то факты, советую посмотреть в интернете какое-нибудь документальное кино о 35-й Береговой Батарее. Есть хорошие материалы. Что же касается хороших съемок Мемориала, то мне нравится, как он показан в 7–й серии фильма «Крым. Руское море».

Кратко я все же расскажу о батарее. 30 и 35 береговые батареи были оплотом второй обороны Севастополя. На 35 батарее еще с царских времен строились мощные укрепления, советская власть продолжила это строительство. К войне Севастополь оказался готов - батарею венчали две огромные, мощнейшие, новейшие по своим характеристикам пушки, каждая в два ствола, с поворотом башни на 360 градусов, с огромной дальностью стрельбы. Система подземных укреплений, путей сообщений, инфраструктуры не знала себе равных. Однако немцы не просто знали о батарее, они подробно знали ее всю - еще во времена дружбы СССР с Германией в 30-х гг немцы посещали батарею, их подробно знакомили со всеми ее достоинствами.

С самого начала обороны города батареи были грозным, эффективным оружием, не позволявшим врагу приблизиться достаточно близко. Их непрестанно бомбили с воздуха и по возможности с моря, однако урона им практически не нанесли. Тем не менее, бои шли серьезные, пушки работали много, и в декабре 41 года, израсходовав и превысив свой ресурс, из-за износа металла вышла из строя одна пушка. Ее начали в условиях строжайшей секретности ремонтировать, хотя достать стволы для нее было очень сложно в условиях непрекращавшихся боев. А вскоре произошла беда со второй пушкой: снаряд взорвался внутри нее. Взрыв был такой мощности, что башня взлетела на воздух и была откинута в сторону, погиб весь расчет башни - 40 человек, восстановлению пушка не подлежала.
В строю осталась только первая пушка, отремонтированная и снова вступившая в бой.

Однако и немцы не страдали отсутствием оружия: к этому времени в Крым прибыла мощнейшая пушка времен второй мировой войны - пушка Дора. Она била по Севастополю из-под Бахчисарая, и вскоре тоже вышла из строя, израсходовав свой ресурс в 58 выстрелов. Однако и эти 58 выстрелов сделали свое дело: Севастополь был практически полностью разбит. К этому времени - лету 42 года - уже не велся учет погибших, потому что каждый день их число достигало многих тысяч и войска были разбросаны и часто изолированы друг от друга. С моря наш флот уже не мог прорваться в осажденный город. В этих условиях командование приняло решение эвакуироваться из Севастополя (все командование концентрировалось как раз на 35 батарее). На вопрос об эвакуации из города его защитников, они отвечали, что эвакуировать некого - осталось здесь не более 3-5 тысяч человек. Часть командования покинула Севастополь, уплыв на подводной лодке, которая смогла пройти к Севастополю, вторая часть командования улетела на самолете. Вот таким образом летом 42 года город был оставлен командованием. Кольцо осады сжималось, к батарее устремлялись те, кто еще уцелел. Эти люди мучительно ждали, что с моря придет эскадра черноморского флота и эвакуирует их, ведь при сдаче Одессы оттуда вывели все войска. Но 4 июля Совинформбюро объявило на всю страну, что город Севастополь, героически оборонявшийся, оставлен нашими войсками, а все жители и защитники эвакуированы. И все же наши солдаты продолжали защищаться аж до 17 июля... Когда враг начал захват батареи, защитники разбили и взорвали оставшуюся целой пушку.

Захватив город и батарею, фашисты пленили тех, кто оставался живым. По фотографиям видно, что колонна плененных советских солдат тянется так далеко, насколько хватает взгляда.  По разным источникам пленных было от 30 до 50 тысяч человек. Фашисты учиняли зверства, пленные умирали в жутких условиях, и совсем не странно, что в послевоенные годы мало кто вспоминал и говорил о батарее - говорить было некому, так мало осталось тех, кто прошел этот ад и остался жив, а кто прошел, наверное всю жизнь не хотели об этом вспоминать.
После войны место батареи было закрыто, оцеплено и заброшено, в 90-х здесь полазили местные жители, которые унесли все металлическое, что было можно, но раскопки и обезвреживание территории начались только в 2007 году, и до сих пор еще идут восстановительные работы в некоторых казематах, по рассказам экскурсовода, здесь все было полностью засыпано землей – ведь защитники батареи взорвали ее. 

Экскурсия по батарее длилась 1,5 часа. Она проходила в мрачных казематах, освещенных желтым светом залах и казарменных помещениях, полутемных коридорах. Спустившись вниз по крутым и скользким от сырости лестницам, пройдя по длинным узким переходам мы подходили к выходам из казематов – отвесным скалам у моря, туда, где тщетно защитники батареи ждали увидеть на горизонте чернофлотскую эскадру.
 
Всюду в залах и переходах – фотографии людей, выдержки из чьих-то дневников, письма и предсмертные записки, найденные в земле гильзы, ржавые каски, оружие, где-то – цветы и таблички, что на этом месте при раскопках батареи были найдены останки кого-то. Некоторые имена восстановлены. Останки тех, кого находят, хоронят здесь же, на территории Мемориала возле часовни.
Дышать в подземелье нелегко – толи от того, что воздух проникает туда только по вентиляционным каналам, толи от сильных сдавливающих переживаний. Там мрачно, и постоянно ощущаешь присутствие тех, кто покоится пол завалами, завалами, завалами, присутствие тех. Кто пролежал здесь в течение долгих десятилетий, здесь присутствие смерти, невыветриваемое из подземелий – это ее царство.
 
Экскурсию вела молодая женщина. Она вряд ли когда-то прочитает эти записки (может, чудом каким-то только), но мне хочется здесь ей написать «спасибо» за ее честную и такую трудную работу. Эмоционально очень тяжелую работу. Потому что этот Мемориал – это, по сути, кладбище, но не мирно упокоенных, а трагически погибших.

Завершалась экскурсия в пантеоне памяти. Я останавливаюсь тут – мне кажутся такими сухими слова о том, как там все устроено. Посмотрите тот фильм – «Крым. Руское море», 7-ю серию, там есть съемки внутри казематов и пантеона. От пола до потолка стены пантеона покрыты именами-именами-именами тех, кто остался в этой земле. Голос гулко повторял сводку Совинформбюро от 4 июля 1942 года об оставлении Севастополя… И этот голос, доносящийся сквозь годы, рассказывал потом, что они, последние защитники батареи, сражались и 5, и 6, и 10, и 17 июля… Он просил помнить об этом и не вычеркивать их, павших здесь так безвестно, из нашей памяти, как однажды их вычеркнули из списков. В центре пантеона, в круге света лежали цветы. В темноте зала звучал этот голос, и на круглом куполе пантеона зажигалось ночное небо миллионами звезд, как зажигалось оно на протяжении тысячелетий над этой благословенной землей, как зажигалось над нами в Ай-Петринскую ночь. Но что это? На небосклоне все четче и четче лица людей, одно, другое, их всё больше и больше, и вот уже с неба взирают десятки, сотни, тысячи лиц с черно-белых фотографий, и все они смотрят на нас, стоящих внизу так пристально, так вопрошающе. Мутнеют, блекнут эти лица, последними гаснут живые глаза, на месте лиц – дрожащие на ветру огоньки свечей, еще минута – и над нами вновь черная звездная крымская ночь. Ведь мне не зря так ясно было там, на Ай-Петри, что небо живо, и что живыми глазами смотрят с небес на нас звезды.

Еще немного, до закрытия, мы побродили по территории мемориала, осмотрели остатки пушек сверху, зашли в часовню. Был закат.

Мы вышли с мемориала как будто придавленные большой тяжестью… неизвестные, замолченные страницы великой войны… Неизвестный, невидный Севастополь, не только героический, но и трагический. Трагедии сотен и сотен, тысяч людей, умиравших, погибавших в нечеловеческих испытаниях. Никто не замолчал геройский штурм Сапун-горы, хотя и там были большие потери, но там был героизм, удаль, долгожданное освобождение!.. А то, как умирали последние защитники Севастополя, оставленные на произвол судьбы в июле 42, было стоптано, смято, засунуто в темный шкаф, чтобы не испачкать этим позором белого парадного мундира славного города… Позор не в том, что город был сдан, но в том, с каким обманом это было сделано. Ведь они ждали – в июльский зной, под палящим солнцем, без воды, в бреду от жажды и ран – а их просто оставили. Несметные тысячи, просто как пыль. Вот на фотографиях – лица бодрые, живые, каждое со своим выражением, своими чертами, характером, за каждым целая жизнь со всеми ее историями, отношениями… А когда пришла их страшная смерть, каждый был просто один из тысяч. И когда я думала об этом, мне казалось такой страшной эта безликая смерть! Возвращенных имен, пусть их список поражает, так мало, а остальные - … Имена их известны Богу.

На следующий день мы были в музее Черноморского флота. Встретили там ту же женщину-экскурсовода, которая была вчера на 35-й батарее. Она нам почему-то узнала, поздоровалась, что-то подсказала посмотреть особенно. В общем, в музее достаточно интересная экспозиция, посвященная  первой обороне Севастополя. А в залах второй обороны – ни слова о 30 и 35 батареях, ни слова о том, как Севастополь был оставлен. Город-герой, город в белом мундире…
 
Наверное теперь вы понимаете, почему Севастополь мне не хочется ассоциировать со всем остальным отдыхом в Крыму. Это совсем отдельная история, и она тяжелая. Может потому и письмо я это затянула – не хотелось снова это переживать. Когда мы потом ехали из Севастополя в Симферополь через Бахчисарай и другие красивые места, невольно почему-то я уже видела не эти прекрасные в своем колорите и самобытности просторы и горы, но все оценивала с позиции того, что здесь был враг, топтался, мучил, истязал, здесь стояла его адская пушка Дора… И мне стоило усилий отбросить эти впечатления и возвратиться к тому Крыму, который мне подарил чудесную красоту Ай-Петри, восточное очарование Воронцовского дворца, просторное и свободное море Сарыча.

Вот и все.

Ах да, перед электричкой из Севастополя у нас оставалось пару часов, и мы провели их, сидя на берегу в одной узкой бухточке, где на причале стояли два рыбацких кораблика и рыжий пес спасался от жары по брюхо в мутной воде. Мы крошили в воду булку и наблюдали, как мальки и большие рыбины налетали стайками на хлебные куски и в считанные минуты раздербанивали их на мелкие крошки и поглощали. Особо твердые корки они всей стайкой гнали к стенке причала и, прижав, начинали трапезничать, высовывая над водой свои крупные серо-зеленые головы. Скормили им половину хлебного припаса в дорогу ;
А в Симферополе нас ждал тот самый красивый фонтан с голубями! Ура! Мы ехали домой! И были так этому рады!
 
Сутки спустя уже за окном тянулись наши, русские поля и деревушки, не колоритные пальмы, а ивушки и березки. Будто чувствуя приближение к дому, поезд несся стремительно, как набирает непременно ход лошадь, чуя близость конюшни.

Россия! Милая матушка Россия! Возвращение в твои края отрадно, как возвращение домой, и волнения от переживания экзотичности и новизны Крыма сменяются спокойствием и умиротворением при виде родных просторов. И улегаются эмоции с внутренним ощущением: «Все в порядке!»