Саймон никогда бы не подумал, что окажется в настолько абсурдной ситуации. На первых порах идея открыть общее дело со своим сродным братом Джереми не казалась такой уж плохой. Он гордо заявлял о своем намерении вести бизнес всем, кого встречал в городке. Но, все чаще наталкиваясь на странные ухмылки и смешки, Саймон стал сомневаться, что дельце выгорит.
Особенно сильно его беспокоило то, как громко и заливисто смеялся старик Эмет из парикмахерской, напротив которой они с Джереми и открыли свою кафешку. Этот откровенно издевающийся, почти безумны смех лишал всякой уверенности. Постепенно старик перестал смеяться при встрече с Саймоном, а только тихо всхлипывал, словно вспомнил какую-то старую шутку.
Первые проблемы начались сразу же, как только они с братом перешли от слов к делу. Аренда помещения, покупка мебели, подбор персонала – все это легло на плечи Саймона. Да, Джереми исправно вкладывал свою долю, но делал это как какой-нибудь король, жертвующий золото из казны на памятник себе любимому. Вся тяжелая работа волшебным образом становилась заботой Саймона, который просто не мог смотреть, когда что-то у него на глазах было готово рухнуть. При этом Саймон тоже вкладывал деньги, но инвестором себя как-то не чувствовал. Каждый раз, когда он задумывался об этом, он слышал смех Эмета.
Тем неожиданнее для него стала внезапная активность Джереми, когда дело дошло до названия и имиджа кафе. Братец решительно и безапелляционно заявил, что кафе будет называться «Пароль рыба-меч», в честь известного шпионского фильма. Саймон тоже смотрел этот фильм, и он ему даже нравился, но идея такого названия для кафе его не прельщала.
После долгих, изматывающих споров, дело сдвинулось до КОНСЕРВАТИВНОГО «Рыба-меч», и там же и сдохло, отказавшись жить дальше. Никакие намеки на сходство с рыбным рестораном, ни насмешки, ни угрозы не смогли заставить Джереми отступить дальше этого названия. Лично Саймон удовлетворился бы каким-нибудь «Саншайн», но кто бы его послушал.
Сдавшись, Саймон сманил парой зеленых пятерок ребят из местного кружка рукоделия, и они за короткое время сварганили ему вполне сносную, но крупногабаритную рыбу из папье-маше. Рыба была небесно-голубая, а нос ее скорее напоминал нос Пиноккио, когда он только начал расходиться с враньем, чем грозную пику. Ко всему прочему, рыба широко улыбалась.
Как Саймону удалось остановить Джереми от тотального уничтожения означенной рыбы, он и сам не понимал. Возможно, он просто проникся к рыбе некоторым уважением за ее добродушность, а может ему было просто жалко потраченных денег. Джереми же был просто в ярости. Он отказывался называть «ЭТО» рыбой-меч, и предпочитал использовать исключительно слова «мусор» и «дерьмо». На этот раз Саймону пришлось проявить всю несвойственную ему непреклонность и отстоять счастливое водоплавающее.
Так без фанфар и должной церемонии, под аккомпанемент язвительных замечаний Джереми, рыба воцарилась на двух столбиках перед входом в кафе, гордо задрав в небо выдающий ее нос. На какой-то момент Саймону показалось, что он может контролировать сводного брата. В этом он сильно ошибался.
Пару дней пробыв за городом, решая вопросы с поставками продуктов, Саймон вернулся в кафе без всякого предчувствия беды. Его ожидали пустующие столбики. Джереми он нашел в его гараже. Тот разрезал рыбу напополам и теперь усиливал внутренний каркас жесткой проволокой. Частички папье-маше покрывали пол, а под деревянными козлами Саймон увидел свежеприобретенные банки с лаком и иссиня-черной краской. Он честно хотел что-то сказать, сделать хоть что-то, но просто бессильно махнул на Джереми и его занятие рукой. Он ощущал, что добровольно взвалил на себя лишний груз, который только сейчас стал причинять неудобства, а в конце пути обязательно раздавит его.
Всю следующую неделю Саймон провел, погрузившись в работу. Он игнорировал тот факт, что Джереми не вылазит из своего гаража, и просто честно тянул свою лямку. Кафе от этого только расцветало. Затем, в субботу Джереми пригласил Саймона на ужин, и они весело проболтали весь вечер, почти как в старые добрые времена, когда их связывали только тонкие кровные узы. Однако от Саймона не скрылся тот факт, что руки Джереми покрыты плохо отмытыми пятнами краски и темные мешки под глазами брата, но он решил не обращать на это внимания. Выйдя от брата, он мельком заглянул в окошко гаража, но тут же отшатнулся от чьей-то кошмарной улыбки, блеснувшей в неверном свете фонарей. Саймон решил больше к Джереми не ходить.
Спустя еще неделю Джереми вернулся к своим обязанностям, и даже умудрялся не мешаться под ногами. Тему рыбы братья по молчаливому согласию обходили стороной, оставшись каждый при своем мнении. Тем временем в кафе появилась мебель, красивая вывеска над входом, работы все тех же ребятишек, против которой Джереми, на удивление, ни сказал не слова. Так же в кафе появилась пышнотелая, но миловидная официантка Дора, а так же переполненная жизненным опытом, вечно дымящая как паровоз, женщина средних лет по имени Марта. Марта воцарилась на кухне, откуда не могла достать никого своей язвительностью, а Дора очаровывала посетителей в зале.
Кафе начало приносить некоторый доход, но Джереми с каким-то детским упорством отказывался признавать его официально работающим, все время намекая на грандиозную процедуру открытия. В глубине души Саймон прекрасно понимал, что именно хочет сделать Джереми, и ждал рокового дня как висельник дня казни. Как-то раз, проезжая мимо дома Джереми, он увидел, как тот неподвижно стоит в открытых воротах гаража и смотрит на что-то в глубине помещения. Саймон обдал Джереми коротким «биб-бип» и помахал рукой, но Джереми даже не обернулся. Не смотря на яркое солнце и зной, Саймон ощутил, как мурашки бегают по его телу.
Наконец, наступил тот самый день. Саймон не выспался и в то утро чувствовал себя совершенно разбитым. Ему очень не хватало чьей-то поддержки и одиночество впервые схватило его за самое горло. Джереми не мог выбрать момента лучше, чем это злосчастное, солнечное августовское утро. Еще засветло он пригнал свой пикап ко входу в кафе и несколько часов потратил на то, чтобы в одиночку закончить установку.
Рыба была другой. Это все еще была именно рыба-меч, но она утратила всю свою жизнерадостность и веселость, утратила… невинность. Брюхо черное, как ночь, вспарывала красная молния из оргстекла, за которым спрятались ряды лампочек. Вместо глаз тоже были установлены непомерно большие лампы, а под ними скалилась зловещая, зубастая ухмылка, щедро обведенная красным, как губы джокера. Но хуже всего был нос. Длиннее прежнего раза в три, он воздух как пика – острый и прямой. Джереми что-то сделал с наконечником, возможно, он использовал тонкую жесть, свернутую в конус. У него получилось практически холодное оружие, венчающее его ужасный проект.
Саймон громко застонал, когда увидел ЭТО. Явно более тяжелая, искусственная рыба-меч высоко повисла на цепи между двумя столбиками, направив нос не вверх, как прежде, а вниз, и вся конструкция теперь казалось хрупкой и ненадежной, словно рыба – это гигантский летающий монстр из измерения «Х», явившийся чтобы поработить их несчастную кафешку. За время своего отсутствия рыба так сильно стало диссонировать с уютом и теплом кафе, что была похожа на вопиющий акт вандализма. Джереми просто сиял от счастья.
Саймон прошел в кафе, не удостоив чудовище вторым взглядом, и не удивился, не найдя внутри ни одного посетителя. Только бледная Дора сидела за одним из столиков и нервно массировала виски, как при сильной мигрени. Налив из горячего кувшина кофе, Саймон сел напротив Доры и стал задумчиво потягивать свой напиток.
К тому моменту, как счастливый Джереми вошел внутрь и стал критически оглядывать внутреннее убранство, словно прикидывая чтобы еще сменить, Саймон уже начал набирать силы для основательного и громкого скандала. Его мысли прервал хлопок и визг покрышек. В просторную витрину кафе мужчина увидел, как из-за холма показался темно-коричневый бьюик, несущийся прямо на них. Саймон ощутил, как под столом его руки коснулись холодные пальцы Доры, и приготовился умереть с благодарностью за эту мимолетную близость. В следующее мгновение бьюик дал резкий крен вправо и чудом избежал столкновения с витриной, начисто снеся при этом металлические столбики перед входом. Вскоре проследовал повторный визг – теперь уже тормозов, и глухой удар.
Саймон как во сне вскочил с места, переполненный ощущением того, что он знал о грядущей беде, но ничего с этим не сделал. Он побежал через зал и чуть не споткнулся о тело Джереми, который свернулся на полу калачиком, без конца повторяя слово «нет».
Выскочив наружу и оглядевшись, Саймон увидел бьюик в конце улицы, где та раздваивалась на узкие улочки с односторонним движением. Тот относительно мягко въехал в фасад здания комитета по благоустройству города, и теперь сизый дымок шел из-под перекошенного капота машины. Рыбы-меч нигде не было видно. Не задумываясь, Саймон побежал к машине.
Только подойдя ближе, Саймон увидел ее. Проклятая рыба лежала на капоте машины, и ее брюхо слегка сплющилось при падении, отчего бока казались раздутыми, из-под треснувшего оргстекла как требуха свисали пучки проводов. Добравшись до водительской двери, Саймон застыл. Вся решимость исчезла из его тела, а мысли сковало льдом, когда его глазам предстала картина салона машины.
За рулем автомобиля сидел лысый мужчина лет тридцати, одетый в белую рубашку с длинным рукавом и черные брюки. Рубашка была расстегнута почти до пояса, и было видно, как по бледной коже мужчины бегут ручейки пота. Голова… Она была на месте. Иначе и быть не могло, ведь острый нос рыбы-меч, пройдя сквозь ветровое стекло, прибил ее к подголовнику водительского сидения, аккуратно пронзив правый глаз мужчины. Левый глаз нервно подергиваясь, пялился на Саймона, в то время как рот кривился, издавая нечленораздельные звуки. Похоже, что мужчину парализовало, так как он одновременно подавал признаки жизни, судорожно вдыхая воздух, но при этом оставался почти недвижим. Только правая рука отбивала чечетку на приборной доске машины, медленно сползая куда-то вниз.
Саймон проследил за направлением движения руки и увидел, что между сидениями торчит какое-то причудливое переплетение из трубок и металлических стержней. Он в жизни не видел ничего подобного, но с полной уверенность распознал спусковой крючок и узкий ствол, из чего следовало, что мужчина вез с собой, пускай странное, но оружие.
В следующее мгновение внимания Саймона привлекло движение на заднем сидении бьюика. Там сидел мальчик лет тринадцати, одетый в странную серую робу со штрихкодом в области сердца. Из подола робы свисали две прозрачные гофрированные трубки, запачканные изнутри чем-то серым и грубо перевязанные жгутами.
Но самым необычным было лицо ребенка. Оно отсутствовало. Там были скулы и гладко выбритый череп, которые образовывали черты лица, но на месте рта и глаз оказалась просто гладкая кожа, а нос заменяли две узкие щели. Мальчик одной рукой держался за обивку переднего сидения, а другой дергал за рукав рубашки парализованного мужчины, словно пытался разбудить того или требовал какого-то условного жеста. Он выглядел потерянным, словно одинокий пловец, выброшенный в открытое море во время шторма.
Саймон оторопело смотрел на эту картину, а где-то по краю его сознания гулял непонятный, назойливый звук. Он мылено отмахнулся от него, пытаясь уловить какое-то странное чувство, зарождающееся в груди. Это чувство было решимостью. Он так давно ждал шанса сделать хоть что-то правильно, вместо того, чтобы запоздало повторять «Я так и знал, что этим все кончится». В этот раз Саймон был готов действовать, был готов ко всему…
Неожиданно, кто-то схватил Саймона поперек талии и потащил в сторону. Он разглядел черный официальный костюм, слишком тесный для такой жаркой погоды. В нос ему сунули какое-то удостоверение, со словами «Дальше мы справимся сами, сер. Пожалуйста, отойдите в сторону». Саймон вяло сопротивлялся, пока его грубо волокли в сторону. Краем глаза он увидел еще фигуры в костюмах и три черные, тонированные машины, вставшие поперек дороги.
Уже почти водворенный в свое кафе, Саймон увидел, как один из мужчин в штатском подошел к бьюику и достал из пиджака пистолет с уродливой насадкой глушителя на конце. Такой же уродливой, как нос рыбы-меч.
Но думал в этот момент Саймон не о парализованном мужчине и странном слепом мальчике. Он думал о малышке Сьюзи. На вечеринке по окончанию старших классов они с Сьюзи остались одни в одном из коридоров школы. Она прислонилась спиной к стене и спрятала руки, словно показывая, что отдает себя в его руки. Но Саймон колебался, он задумался лишь на краткое мгновение, которое мог потратить на поцелуй. И этого было достаточно, чтобы в коридор ворвался Джереми в компании подвыпивших друзей. В руках брата был школьный фотоаппарат с гигантской тарелкой для вспышки. Вспышка осветила его и Сьюзи, ослепила их обоих, оставив в памяти лишь неловкую сцену, достойную только стыда и сожаления.
Он успел увидеть, как вспышка дважды осветила кабину бьюика, прежде чем Саймона грубо втолкнули в зал кафе. Мужчина в костюме встал поперек входа. Его глаза закрывали глухие солнцезащитные очки, делая его похожим на робота. Внезапно Саймона снова подхватили и поставили на ноги – это был Джереми. Саймон увидел лицо брата совсем близко, и отметил, что у того полопались капилляры в глазах, отчего он стал похож на разъяренного быка.
- Вы поймали этого негодяя, что разнес наше кафе? – спросил Джереми у мужчины в костюме.
- Все под контролем, сер – автоматически ответил мужчина.
- Он испортил мою вывеску. Разбил мою рыбу-меч.
- Весь понесенный ущерб будет щедро компенсирован – отозвался мужчина, доставая что-то из внутреннего кармана. Саймон подумал, что это пистолет, но это оказалась чековая книжка. Он не ощутил особой разницы.
- Надеюсь, данная сумма вас устроит – сказал мужчина и протянул чек Джереми.
Тот схватил бумажку, несколько раз пробежал глазами по написанному не ней, а затем радостно обнял брата.
- Пять тысяч долларов! Ты можешь в это поверить, братишка? – прокричал Джереми, стиснув Саймона в объятиях. – Наша рыбка заработала нам пять тысяч долларов! Ты, небось, ушам своим не веришь!
Но Саймон верил. Не впервые он все прекрасно понимал и осознавал. Это был тот самый момент. Момент – «Я так и знал». Но все, что его сейчас беспокоило – это объятия брата. Объятия неприятные, тесные. А самое главное – очень, очень крепкие. Он боялся, что Джереми его никогда не отпустит. По сути, он уже знал, что так все и будет. Назойливый звук из задворок сознания нашел его. Старик Эмет снова смеялся.