Если в сердце печаль, если тесно в душе,
Если песнь соловья слышишь чаще теперь,
Значит, тихо пришла,
За собой позвала,
Пригласила в свой дом
Гостья мира — любовь.
Если солнце слепит, если ласкова ночь,
Если мысли полны самых сказочных слов,
Если всё вдруг не так,
Всё танцует, как в снах,
Значит, всё же с тобой
Теперь будет любовь.
Я б хотела узнать это счастье любви.
Чтоб пришла, позвала, хоть на миг, хоть на миг,
И сирени чтоб цвет
Был так радостен мне,
Чтоб ласкала меня
Той любви чистота.
Счастье — это любить!
Не перечьте вы мне.
Если б было не так,
Не пришла бы весна.
Проехав по тропе и улыбнувшись цветочному лугу, Алексей поднял лицо к солнцу и закрыл на миг глаза. Казалось, всё вокруг ласкою своею обратилось к нему. Былые волнения вдруг отступили. Будто ничего беспокойного... Будто прощались спетые зори, а встречались лишь радости, заставляя забыть печаль.
Только птичьи трели среди проснувшихся весенних лугов слышались ему, пока не приблизился к виднеющемуся неподалёку имению. Белые цветы сиреневого сада будто улыбались и звали к себе, приглашая вслушаться в доносившуюся до слуха девичью песню.
Ласково гладила цветы сирени девушка, и Алексею казалось, будто белые рукава её – бархатные крылья птицы невиданной красоты. Он зачарованно следил за девушкой и не мог оторвать взгляда ни от плавных движений, ни от божественной её красоты. Даже светло-голубой сарафан казался ему волнами нежной реки, что своим теплом манила к себе прикоснуться. А золотистый свет на русых волосах виделся, как лучи весеннего солнца, которые не желали задерживаться больше нигде и легли на локоны, чтобы купаться в них...
Душа Алексея замерла и от девушки, и от прелестного её пения. Голос этой барышни звучал так ровно и гладко, словно то играла флейта. Ничего более не было заметно Алексею, пошевелиться не смел, очаровываясь красотою и наслаждением жизнью...
– Даже Антропов не смог бы запечатлеть на своём холсте это диво, – вымолвил Алексей, вдруг очнувшись от дёрнувшегося под ним коня. – Да, мой друг, – продолжал он любоваться не замечающей ничего вокруг прекрасной девушкой. – И во времена Антропова таких не было... И вряд ли уже будут...
Конь его, словно в согласие, фыркнул и закивал головой, на что Алексей, похлопав его нежно по гриве, рванул скорее к имению. Только подъехал к ступеням дома, увидел выбежавшего к нему управляющего:
– Барин, приехали! А мы ждали, ждали!
– Чего ты ждал-то? Думаешь, раз я теперь твой хозяин, что-то изменится? Я с тебя пуще отца глаз не спущу, прорва! – выдал будто недовольный Алексей и спрыгнул с коня, которого тут же принял вышедший молодой конюх.
Алексей удивлённо вздёрнул бровью на того, оглядев с ног до головы, и проводил задумчивым взглядом.
– А ну, Яшка, говори, кто эдакий богатырь? – кивнул он управляющему.
– Дак это же наш конюх, – развёл тот руками.
– И давно у нас служит такой?
– Так полгода как, – пояснил управляющий.
– Понятно, – закивал Алексей и, направляясь в дом, промямлил. – Откуда такого взяли? Вышел, словно господин... Посмотрим, что ещё здесь творится.
– Барин, всё замечательно! Батюшка ваш позаботился о том, чтобы вы получили лучшее имение! С именинами, Ваше Сиятельство! – услужливо говорил следовавший за ним управляющий.
– Заткнись, я проверю, – цыкнул Алексей и прошёл прямиком в кабинет. – Неси чаю и все бумаги!
– Да, барин, сейчас всё будет!
Оставшись один, Алексей не отрывал глаз от окна в сад. Он нерешительно коснулся бархата штор. Он осматривал сад, но только кусты цветущей сирени и молодая зелень травы улыбались ему сквозь яркие лучи весеннего солнышка.
– Убирать, убирать, скорее, – вдруг послышался голос управляющего и отвлёк от подступающих раздумий.
Алексей повернулся лицом к распахнувшимся дверям. Вошедший управляющий поставил на стол поднос с чаем и хрустальной вазочкой домашнего печенья.
– Чай для барина, – поклонился он.
Алексей покачал головой и вышел из кабинета. Оставшийся позади управляющий лишь прикусил губы и несмело отправился следом. Алексей слышал тихие голоса девиц. Он приближался туда, откуда они доносились, и остановился за полуоткрытой дверью слушать...
– Ой, девки, да кто ж знает, – говорила одна. – Ну,... бабник, кто... Слышали, как он в батюшкином имении всех перецеловал, а уж...
– Да лишь бы миловал, – перебила другая.
– Ой тебе лишь бы туда попасть, – хихикнула первая.
– Ты мой, мой, – огрызнулась вторая. – Не всё Милане делать. Не предупреждены же были, что барин соизволит сегодня приехать.
– Прям в день именин, – смеялась первая. – Ой, говорят, он строгий!
– От ваших рассказов неспокойно мне, – молвил вдруг нежный голос третьей девицы. – Что, коли он узнает?
– Попадёт нам всем.
– Ой, Милана, может выгнать даже. Батюшку нашего не любит он чего-то.
– Давайте же всё уберём. Может, так на нас не обратит внимания? – сказала Милана, и всё стихло, дав начаться девичьей песне:
Ох, ты, берёзонька,
Ох, моя душенька,
Мне теперь покоя нет ни дня.
За тем лесом, за той рекою
Мои сердце и судьба.
Где-то есть и мой любимый.
Кто он, где он — неведомо.
Расскажи ты мне, берёзка,
Где же встречу его я.
Ох ты солнце,
Солнце красное,
Разгони ж мою тревогу,
Прогони мою заботу,
И в новый путь отправлюсь я.
Где-то там есть мой любимый,
Он тоже ждёт, тоской томимый.
Укажи мне путь ты, солнце,
Где же встречу его я.
– Нет, Миланочка, барин молодой уж очень любит девиц. Говорят, не пропустит, – прервала песню первая девица и захихикала.
Алексей опустил мимолётный взгляд в пол и, сорвавшись с места, умчался назад в свой кабинет. Он громко хлопнул дверью и вновь встал у окна. Уставившись хмуро в синь неба, он молчал...
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/03/20/691