Мы познакомились в СССР, стране, которой больше нет на карте. Эта девушка выделялась из толпы абитуриенток своим необычным нарядом : в то время как другие бывшие школьницы праздновали освобождение от школьной формы яркими модными прикидами, она была одета в белую блузку и строгую черную юбку. А на груди комсомольский значок! «Та еще карьеристка!»-подумала я.- »Уж если не знаниями, то комсомольским значком возьмет!» Она будто прочла мои мысли:
-Утопающий хватаeтся за соломинку!
Что же, хоть с чувством юмора у нее все в порядке!
Не знаю, что именно ей помогло, но выйдя из экзаменационной комнаты, она спускалась по лестнице с сияющим лицом. Значит, сдала. Подойдя поближе, она протянула ко мне руку — на ладони лежал ее значок!
- Возьми! Чем черт не шутит, может поможет!
Тот , кто учился или работал в женском коллективе, знает, что это нелегко. Женщины всегда рассматривают друг друга, как потенциальных соперниц. Спор о том, кто на свете всех милее, да к тому же всех умнее, начинается с первого дня, с первой минуты знакомства. И вдруг эта странная девушка, имени которой я не знаю, протягивает мне кусочек своей удачи ! Невероятно!
Мы встретились снова 1 сентября. И были рады друг другу, как давние знакомые. Так началась наша дружба. Иногда мы не могли дождаться конца лекции, чтобы обменяться стихами, которые мы друг другу посвятили. Я -ей, она -мне. Иногда мы не виделись много дней. Как корабли , мы уходили в плаванье в поисках приключений, чтобы вернуться в гавань нашей дружбы с трюмами полными новых ощущений и эмоций. Сейчас, думая о том, какими словами описать наши отношения, я прихожу к выводу , что выражение «святая дружба» подходит, как никакое другое. Мы были откровенны, но не лезли друг другу в душу. Мы говорили о многом, но никогда не переходили грани, за которой начинается очень личное. Порою мы спали в одной постели, но я не помню, чтобы мы говорили о сексе. Есть такая английская пословица - «Фамильярность порождает презрение». Мы были близки, но никогда «слишком близки». Между нами оставалась некая нейтральная полоса, которая , вероятно, зовется уважением. Мы слишком ценили друга , чтобы врываться в душу без стука и в грязных сапогах.
В субботу, когда ее соседки по комнате в общежитии уезжали, мы сидели до полуночи при свете свечи и говорили, говорили, говорили... Ахматова, Цветаева, Волошин были с нами до тех пор, пока не догорала свеча. А потом мы ложились спать на ее узкую общежитскую койку. Каждая из нас старалась быть поближе к краю. Так мы лежали и долго не могли уснуть, боясь придвинуться слишком близко и нарушить личное пространство другого.
Нам было 17 лет, и мы считали себя взрослыми. Мы не знали, что взросление - это когда судьба треплет тебя, как собака старый носок, когда любовь возносит так высоко только для того, чтобы больнее было падать, когда разлука отделяет тебя от всего мира траурной вуалью...
Однажды на семейном совете ее мама сказала , что не может больше жить без старшей дочери и внуков. А это означало сборы и эмиграцию в Израиль. Родители ведь всегда знают, что лучше для их детей. И начался обратный отсчет дней. Для мамы - до радостного воссоединения на земле обетованной, для моей подруги — до конца света. Мама ведь не знала, что для ее младшей дочери лучшим местом на земле была наша общага, потому что с балкона можно было видеть, как любимый идет из института. А потом с замиранием сердца слышать ЕГО шаги в гулком коридоре. Вкус его поцелуев заглушал даже нестерпимую горечь от того , что дарились эти поцелуи всегда украдкой , и тайное не имело права стать явным. И пусть у этих отношений не было будущего, в общаге у них было иллюзорное настоящее. Невозможно, просто невозможно добровольно расстаться, убить в сердце свою грешную любовь, как невозможно убить свое дитя.
Чем занимаются люди в ожидании конца света , когда знают, что через полгода слово «завтра» перестанет существовать ? Кто-то пускается во все тяжкие, кто-то молится...
Она перепробовала все, о чем хорошие девочки говорят только шепотом, не забывая при этом учить английский , а потом решила принять крещение в православной церкви. Что из этого вышло, я так и не узнала, потому что однажды в субботу секретарша нашей кафедры вызвала меня с лекции:
- Вам срочно надо идти в четвертую больницу! Ваша мама там в хирургии в тяжелом состоянии!
Я подумала, что произошла ошибка, потому что вчера вечером мама была весела и полностью здорова.
Когда я вошла в палату и увидела отекшее, распухшее до невероятных размеров существо оранжево-коричневого цвета с обезумевшими от боли глазами, существо больше похожее на живую тыкву из ужастиков про хэллоуин, но... с локонами моей мамы , я поняла, что секретарша не ошиблась... А еще я осознала , что именно в этот момент мое детство кончилось.
- Ожог 60 процентов тела самой тяжелой степени. Если доживет до завтра, отправим в Центральный ожоговый центр самолетом санавиации. Вы с ней полетите?
Странный вопрос. А для хирурга просто формальность. Работа, десятки тяжелых пациентов, боль стала рутиной, сочувствия на всех не хватает.
Через день мы оказались в самом крупном , оснащенным самой современной техникой ожоговом центре. Находился он в красивом здании дореволюционной постройки. Уже вначале 20 века там был госпиталь. Вероятно с тех пор здание ни разу не ремонтировали. Вместо окна в туалете зияла огромное дыра. Оконная рама с остатками разбитого стекла стояла в углу . Хотя она и была уже полностью сгнившей, ее не выбрасывали , потому что надежды на получение новой не было. Больных без родственников в отделение не клали, так как ухаживающий персонал состоял из одной старенькой раздатчицы на кухне и одной санитарки, которая, редко выходя из запоя, иногда мыла пол в центральном коридоре.
Итак, дружный коллектив ухаживающих родственников радушно заключил меня в свои объятия. Меня отвели в кабинку со сломанным унитазом, где хранились матрасы, на которых ухаживающие коротали свои тревожные трудовые ночи. «Старички» «забронировали» матрасики почище. Новичкам доставались экземпляры не для слабонервных - почти насквозь пропитанные кровью и мочой тяжелых пациентов. И началось... Бессонные ночи, бред тяжело больных, тумбочка полная наглых тараканов, с наслаждением обсасывающих мою зубную щетку, по средам из перевязочной душераздирающие животные вопли пациентов , которым, не отмачивая, отдирали присохшие к кроваво-гнойным ранам повязки, приставания дежурного врача по ночам и панический страх, когда на дежурство заступала «команда смерти» - три медсестры-алкоголички, которые в ночное дежурство закрывались на ключ и никому не открывали... Правда некоторые наивные ухаживающие пытались звонить ночью по номеру 03. Но когда там узнавали, что звонят из центральной больницы, просто матерились и бросали трубку. Что нам оставалось ?... Только запасаться зажимами для капельниц и переписывать друг у друга тексты молитв...
А еще был запах гниющего человеческого мяса из открытых ран, который я никогда не забуду!
Думала ли я о своей подруге в это время? Честно скажу, нет. Ночью, куря в уголке под широкой , почти дворцовой лестницей, вся покрытая нарывами от больничной инфекции, дрожащая от лихорадки, я представляла себе этот огромный город с высоты птичьего полета. Непроглядная чернота и множество огоньков внизу. Тысячи людей, и у каждого свой огонек в окне. С высоты он маленький, но Бог его видит. А у меня был только огонек от сигареты , и его не было видно с высоты. И все же я надеялась , что Бог знает, где я. Знает, что мне очень плохо. И когда он поможет всем жертвам природных катастроф, войн, финансовых кризисов и неразделенной любви, то и до меня дойдет дело. Я очень -очень на это надеялась. Нет, я не думала о своих друзьях. Потому что знала, что только Бог сможет мне помочь.
И Господь услышал мои искренние молитвы и мои бессильные всхлипывания под лестницей, где я пряталась от сексуально-голодных братьев дагестанского пациента. Через пару месяцев, вопреки всем прогнозам, глубокие, нуждающиеся в пересадке кожи мамины раны, стали зарастать! В феврале врачи заговорили о выписке. Они устали от моего недавания. Я не давала денег, не давала подарков, да и просто ночью в ординаторской не давала! Это всем действовало на нервы!
«Слишком мало денег и слишком много гордости !»
Главный врач подтвердил этот диагноз, поставленный горячим дагестанцем, и дал распоряжение выписывать, не дожидаясь, когда мама начнет самостоятельно ходить, а наши родственники привезут ей теплую одежду.
Февраль в тот год был холодный, на улице было минус двадцать...
А что же моя подруга? В то время, когда я в больнице ухаживала за мамой и вела с тараканами из тумбочки переговоры о ненападении, объясняя , что сто против одного — это нечестно, она оказалась в кибуце в цехе по засолке огурцов. В целом там было не плохо. Соленые огурцы даже стали одним из ее любимых блюд, но когда наступала ночь, вспоминались друзья детства, пьянящие, ошеломляющие поцелуи на лестнице общежития, бурлящий студенческий муравейник во время перемен и всегда веселое стояние в столовской очереди. Тогда она начинала плакать. Стоило ли уезжать, чтобы поменять все это на соленые огурцы? Выучит ли она когда-нибудь этот сложный непонятный язык ? Станет ли снова частью студенческого братства ?
Полюбит ли она эту невыносимо жаркую страну? Найдет ли она в ней свое место где-то за границей кибуца? И она молилась так же как я, зная, что только Бог может ей помочь.
Но, как поется в моей любимой песне, после дождя должно быть солнце, а после боли — смех. Весной минные поля раскрасились яркими пятнами цветов, которым было наплевать на то,что под ними притаилась смерть. Потому что жизнь всегда сильнее смерти . А молодой организм не может бесконечно печалиться. Он хочет дышать полной грудью, любить и ничего не бояться. Она собирала букеты на краю минного поля вместе с новым симпатичным знакомым. А потом,слабея в его объятиях, роняла цветы к ногам, погружаясь в кайф под наркозом его поцелуев... Прошлое теряло очертания, ностальгия отступала... Думала ли моя подруга обо мне? Скорей всего, нет. Слишком много было нового, слишком много надо было суметь и успеть. Господь нам обеим судья.
А потом? Мы обе снова стали студентками. Учились, работали, искали свою любовь. Она в Хайфе, Иерусалиме, Риме , Париже... Я в русской глубинке, где парни приходят на свидание не с розами, с березовой веточкой, чтобы отгонять комаров.
«От одной любви до другой
Не дышать, не думать, не петь...
От одной любви до другой
Я хотела бы умереть...»
Так она писала, когда ей было семнадцать лет. Так мы и жили. Становились старше, но не менялись, оставаясь идеалистками , которые все время вглядываются вдаль в ожидании алых парусов. И каждый раз казалось, что именно этот - тот самый ! А когда он оказывался просто одним из многих , каждый раз хотелось умереть.
Моя тетушка, у которой я жила в студенческие годы, обижаясь за мою неубранную постель, говорила со свойственным ей черным юмором :
- Господи! Ходит же какой-то дурак по свету ( мой суженый-ряженый) и не знает, какое горе его ожидает!
А дурак этот оказался за тридевять земель в тридевятом царстве. Наблюдая за тем, как я собираю чемоданы и необходимые документы, тетушка приговаривала:
- Поезжай ,милая, к нему, поезжай! Пусть узнает кузькину мать!
И я уехала.
Прошло десять лет. У меня не было русских подруг и русских каналов ТВ. Я не сидела на русских форумах и стала постепенно забывать русский язык. Изредка приезжая на родину , я видела, как меняются мой город и его люди, с болью осознавая , что мне уже не пройти по аллеям моей юности. Их просто застроили, убив последнюю надежду окунуться впрошлое. Что ж … Пусть будет так. Я закрыла двери в прошлое и выкинула ключ. Так мне казалось . И вдруг...
Однажды теплым весенним днем я сидела на балконе с чашкой кофе и ноутбуком. Проверяла почту. Среди разного спама вдруг письмо со странным заголовком «Никогда не говори «никогда».» Отправитель с неизвестной мне фамилией и таким до боли знакомым редким именем...
«Никогда не говори «никогда»! Все эти годы я искала тебя на просторах интернета. Нашла в «Одноклассниках» нашу общую однокурсницу и вот «Я Вам пишу...» «
В моей душе поднялась настоящая буря эмоций ! Ведь все было так хорошо, так спокойно, так аккуратно разложено по полочкам ! И вдруг БАЦ! Хочу ли я снова все ворошить, все вспоминать? Я не могла ответить на этот вопрос самой себе. И на письмо я тоже не сразу ответила. Ночью я не могла уснуть. Вспоминалась общага — вечернее шипение сковородок под гитарные аккорды,
скрипучий обшарпанный пол , длинные коридоры, всегда наполненные музыкой, как вены кровью, и потрясающий вид с балкона девятого этажа — голубое небо, а внизу бело-розовое зефирное море фруктовых садов! И все это было у нас с ней на двоих ! Как и узкая койка, где мы не могли уснуть, боясь соприкоснуться худыми попками...
Утром я снова открыла ее письмо. А потом ее страничку на фэйсбук. Потрясающе! Между нами были 16 лет разлуки и тысячи километров, но наши вкусы по-прежнему совпадали! Моя любимая музыка на ее страничке!
Я написала ей ответ. И вот новое письмо:
- Я тут разбирала свои старые блокноты и нашла твои стихи...
Не может быть! Я никогда не записывала свои стихи. Они, как птицы, вырывались из сердца и разлетались во все стороны. А она их сохранила !
И тогда я поняла, что ТЕХ, КОГО СОЕДИНИЛ ГОСПОДЬ, НЕ РАЗЛУЧАТ НИ ЛЮДИ, НИ РАССТОЯНИЯ!