Августовский тайфун вздыбил нашу спокойную обычно речку. Побушевала она с недельку и оставила на память о своём бешенстве замятые клочковато-щетинистые берега, да огромные завалы древесного хлама. Мутная неукротимая вода раскопала, перебрала и уложила по-своему содержимое поймы – поди теперь разберись – зачем? Приволокла норовистая речка откуда-то с верхних урочищ и этот громадный ильм. Поверженный гигант лежал теперь в зарослях ивняка, в сотне метров от тихонько журчащей скромницы, лицемерно делающей вид, что она тут ни при чём.
Ильмак был в два обхвата. Первым обнаружил его не я – передо мной лежал лишь гигантский выворотень с трёхметровым комлем. Всё, что было выше забрал тот, кто нашёл его раньше меня. На дрова. Такими дарами природы у нас не принято пренебрегать.
Почему не забрали всё бревно до корня? Потому что у бензопилы не хватило длины шины, чтобы достать до середины ствола. Отпилили – сколько смогли.Остаток, впрочем, тоже впечатлял. Я не удержался и понёсся в деревню за бензопилой.
Первым делом отпилил самую нижнюю часть корневища – ту, что росла вертикально вниз. Получилась метровая шишковатая палица. Точно такая же булава, как у Ильи Муромца на картине. Наверное, так раньше и изготавливали русское народное оружие. Внушительная вещь получилась – бейсбольная бита отдыхает. Отшлифую, покрою лаком – не стыдно будет на ковёр, рядом с саблями повесить (со временем и саблями разживусь, или мечами какими-нибудь).
Потом принялся отгрызать от ствола то, ради чего и ездил за пилой. Давно я хотел поставить в садике, около дома оригинальный столик – чтобы можно было, не заходя в хату перекусить на свежем воздухе. И вот передо мной штук двадцать круглых шикарных столешниц, соединённых в один гигантский цилиндр. Дело за малым – отделить их друг от друга.
Отпиливать высокий чурбак не имело смысла – такую тяжесть я не смог бы закинуть в кузов. Поэтому решил пилить пластами – сантиметров по пятнадцать – двадцать. Первый кусок снял довольно быстро. А вот со вторым пришлось повозиться – ближе к корню юбка дерева расширялась, и шина пилы никак не доставала до центра бревна.
Пласт уже покачивался на какой-то «сопле», держащей его в середине ильмака. Я бегал вокруг торца с визжащей пилой, засовывая в пропил шину, тыкаясь в рельеф ствола и стараясь отсечь эту самую «соплю» - тщетно!
Пришлось ещё раз съездить домой за топором и кувалдой. Засунув топор в пропил, я стал бить по обуху кувалдой и через несколько ударов разорвал двухсантиметровый кусочек древесины, на котором болталась отпиленная чурка. Добыча упала к моим ногам.
Из одного пласта я сделал, как и планировал, садовый столик. Собственно и усовершенствовать ничего не понадобилось - массивная столешница легла на столь же массивные валуны и очень здорово вписалась в окружающий ландшафт. Эдак по-простому, нарочито грубовато и монументально. В-общем, как я хотел.
Второй пласт оставался невостребованным, пока не приехала из города моя дочка.А она – дизайнер. Графический, правда. Но если уж человек изображения создаёт, то и окружающую действительность он стремится творить своими руками.
Одним словом, Света заявила, что давно ломает голову, какой бы оригинальный подарок сделать своей подружке на новоселье. Столик из моего ильмака, на её взгляд, подошёл бы идеально.Я пытался объяснить, что садовая мебель – это не элемент комнатного интерьера и что сделать из грубого чурбана журнальный столик будет трудновато.
Она канючила.
Уж больно красив был ильмовый спил, бесхозно валявшийся в дровянике.
Душа моей дочери жаждала прекрасного. И я повёлся. Пришлось вновь заводить бензопилу и снимать с ильмакового пласта целую массу лишних неровностей. В результате пенёк ещё схуднул сантиметров на пять. Из другой чурки – дубовой и уже не такой толстой, была вырезана массивная нога – подставка в виде усечённого конуса. Потом в ход пошла шлифмашинка. Тут уж Света взяла инструмент в свои руки – тонкую работу мастер должен делать сам. Ну а окончательная отделка – нанесение рисунка, лакировка и полировка придали изделию вполне цивилизованный вид.
Света оказалась права. Массив дерева, даже после примитивной обработки, выглядел вполне достойно городской квартиры.
Через неделю дочка с мужем уезжали домой в город. Столик едва поместился в багажник зятевой «Тойоты», и то в разобранном виде. Зять ворчал - по прибытии в город ему предстояло собрать столик и затащить его на третий этаж, чтобы вручить сюрприз Светиной подружке Алёне. Но даже в зятевом бурчании слышались довольные нотки – он тоже любил делать приятные подарки друзьям.
Я, конечно, сомневался – понравится ли наше рукотворное изделие Алёне и её мужу. Но, как оказалось, зря. Друзья моей дочки тоже художники и оценили наши старания положительной оценкой.
Прошёл год. Мой экземпляр «дикой» мебели хорошо прижился на своём месте. Мы неоднократно успели покушать шашлычков, пользуясь его надёжной поддержкой, и каждый раз любовались могучей, рельефной поверхностью, остававшейся невозмутимо внушительной и основательной под палящими лучами солнца и хлёсткими струями дождя. Лишь нежно-розовый младенческий цвет свежего спила постепенно менялся на более солидный серо-коричневый.
Как-то раз на этом мрачноватом пятне мой взгляд уловил свежее ярко-жёлтое пятно. Лимонов кто-то купил и на столик положил? – первое, что пришло в голову. Я подошёл к столу поближе и закричал восторженно: «Ильмаки-и!!!»
Прибежала Света, и мы принялись ходить вокруг и удивлённо разглядывать чудо стол из дерева ильмака и выросшим на нём урожаем грибов – ильмаков. У нас и то и другое частенько называют одинаково, так что и не поймёшь сразу – о чём речь.
А грибы эти и впрямь достойны восхищения. У них более мягкий, чем у опят, нежный аромат. Хороши они в грибном супе или жареные с молодой картошкой, но особенно вкусен грибной салат с ильмаками и сладкой кукурузой.
Мы с дочкой долго восторгались чудом, появившимся на нашем столе, как на скатерти-самобранке. Потом вдруг замолчали на пару секунд, посмотрели друг на друга и согнулись от смеха – одна и та же мысль пришла нам в голову. Сдерживая хохот, Света принялась набирать на мобильнике Алёнин номер…