В великолепие длинных штор, дымящихся и почерневших, но все ещё способных удерживать вибрации оперных баритонов и альтов, врезается несколько растерянный взгляд попугая Наполеона, который не определился - семь часов назад он стал свидетелем некоего коварства.
- Там, под фонарь, - он дернул кольцо на клюве, нервно расправил перо на хохолке, и вынул что-то из-за пояса,- падал снег, и всё, никак не могу...
Он останавливался, затягивался важной папиросой с Америки, и говорил ещё более сбивчиво и непонятно:
- Электричество, скопившееся электричество... ласточкой, больной ласточкой упала, встретила весну в коме... спряталась за звёздами...
Медведь Мэнсон Иваныч Чикатилкин, отодвинув стакан с метиловым спиртом, что-то там себе подумал, как-то по-медвежьи прихрюкнул, затем пододвинул стакан обратно, залпом выпил, занюхал спавшей рядом рыбой с дизартрией, и безрассудно заявил:
- Смерть явилась на руках ведомого. Как газета к завтраку.
Чикатилкин засмеялся с таким усердием, что перегар разбудил рыбу с дизартрией. Она махнула хвостом, уловила в комнате сырость, из-под холодильника, и побрела на неё показывать.
На смех Чикатилкина, как по заказу, пришёл интеллегентный волк Шакалич. Уже выпивший.
- Чо случилось?
- Попугай возомнил в себе пользу, - ржал Мэнсон Иваныч.
Шакалич как-то по-волчьи прихрюкнул, при этом рассыпав немного табаку из потухшей папиросы на стол, и ушёл дальше пить водку. Мэнсон Иваныч неспеша пополз за Шакаличем, пьяный и довольный. У них всегда идиллия.
Попугай Наполеон посмотрел на часы. Посмотрел на рыбу у холодильника.
- Знаешь, её тянет показать где сырость, не потому что это её привычная среда обитания.
Беспокойные мысли будто испарились. Кислокот приобнял попугая Наполеона.
- Мы все обретём другую форму, неизвестную, закрытую, непостижимую. Прими это. Прими то, что каждый умрёт, и живи. Живи! Дело, ведь, и не во времени. Дело в том, какой ты станешь энергией, когда избавишься от телесного и материального. Я хочу, чтобы ты был чист. Будь честным перед собой и другими. Это не обязательно гнев и злость. Эти факторы, условности, их необходимо предупреждать. Будь чист. Будь необыкновенным. Не стремись ко всему и сразу. Постепенно, закалённо, иногда хладнокровно. Времени много. Но времени мало. Ищи себя. Но не спеши с выводами. Выводов нет. Как из ничего появилась жизнь, так и ни во что она и не упрётся. Мы бесконечны. Но смертны.
Попугай Наполеон всё разглядывал рыбу под мурчание Кислокота. Важная папироса с Америки, не то что у Шакалича, была последней, но курить уже не хотелось. Личный же предмет вернулся за пояс, где ему полагалось находиться. Но остался вопрос.
- Так почему её тянет показывать на сырость?
- Мы все любим её. И она отвечает нам взаимностью. Выражение любви индивидуально, как почерк. Невозможно заставить любить. Но принять любовь - суть...
Кислокот не договорил всего одного слова, как раздался резкий хлопок сжавшегося в комнате воздуха.
- Ты знал, что так случится,- сказал попугай Наполеон, и ему захотелось покурить.