Прости, мама

 
                Все мы знаем, что когда-то придёт время и мы уйдём в мир иной. Когда и как - никто не знает, не ведает. Будучи молодыми, мы об этом не задумываемся вовсе.

                С возрастом и  нашим взрослением, старением родителей вспоминаем о неизбежности чаще, но надеемся на чудо, что нас эта участь минет  или всё произойдёт внезапно, вдруг.И безболезнено. Для всех. Каждый, я думаю, мечтает о такой смерти.  Хочется верить - наши родители будут жить вечно.
 
                Моего папы не стало, когда мне было сорок пять лет и жила я  далеко от отчего дома, своей семьёй. На похороны летала с мужем и не участвовала в предпохоронных хлопотах (мы прилетели, когда всё было готово к погребению). Предсмертной агонии, всех страданий ухода в мир иной я не видела.Но боль утраты ещё долго терзала душу.

               А мама теперь жила совсем рядом, в доме напротив с семьёй младшей моей сестры.  Пять лет она уже не выходила на улицу, хотя и лифт работал, но шесть ступенек, ведущих к тротуару, к земле становились непреодолимым барьером. Раньше я её выводила походить, подышать свежим воздухом вокруг большого девятиэтажного дома.

              В феврале мы отметили её девяностопятилетний юбилей, правда, она уже ничего не видела, потому что ослепла уже как года три,  слышала всё хуже и хуже, но её пытливый ум был безупречен: она помнила все дни рождения родственников ближних и дальних, знакомых своих, наших, и наших  детей и внуков. Радиоприёмник,стоящий на столике возле кровати стал единственной связью с внешним миром. Очень любила она слушать передачу Андрея Дементьева, знала журналистов, ведущих передачи поименно, особенно ей нравились передачи Натальи Бехтиной.
             Интересовалась она  жизнью и здоровьем, делами и заботами всех нас почти до последних дней. Держала связь с родственниками и знакомыми, бывшими сослуживцами, разговаривая по телефону. Помнила дни рождения всех, всех и никогда не забывала поздравить.

            У её младшего внука Кости прошлым летом родился сын, его познакомили с прабабушкой Валентиной, приносили и клали ей на колени, она его ощупывала и " видела" как он подрастал. Самостоятельно, на ощупь передвигалась уже только до туалета и обратно, а раньше ходила кушать на кухню через всю их большую квартиру.

           Но в апреле этого года совсем отказались ходить  ноги: сухая  гангрена стала мокнуть, ноги очень сильно болели, потрескались и текли.  Участковый врач пришла, выписала обезболивающие, они облегчали состояние  одно время, затем перестали помогать. Но лежать она не хотела, старалась больше сидеть, однако ногам это было хуже, чем лежать, даже спала полусидя, говоря, что ей так лучше, удобнее, ведь очень горели пятки ( пальцев ног она уже не чувствовала) под ноги клали холодную тряпочку или капустные листы.

             Опять вызвали врача, пришёл хирург и сказал, что ампутировать ноги в таком возрасте  никто не возьмётся, бесполезно -  сердце наркоза не выдержит. Да и нам не по себе был такой вариант." Если сердце выдержит, то процесс долгий, запасайтесь терпением, "- сказал и ушёл. Ничего себе - прогноз. А нам- что делать?

           Стали выдавать еженедельно рецепт на таблетки наркотика, а для этого отстоять очередь к участковому врачу, потом подписать у заведующего отделением, затем у зав. поликлиникой, ещё не все они могут быть на месте, поставить печать, ( это сущее издевательство над родственниками) а уж потом в аптеку - десять штук на пять дней, а приходилось давать иногда каждые четыре, а то и два часа, чередуя с анальгетиками,так как были очень сильные  боли.

             Сознание от наркотиков иногда путалось, иногда её чудилось всякое, но жаловалась крайне редко, хотя боли были адские.Ей стало трудно глотать пищу и лекарства. Иногда она звала свою маму: " Ой, мамочка, помоги. Ой, Любочка, помоги." Но это происходило в последние дней пять, когда она частенько была в полузабытие.
 
           Люба была всегда рядом, и днём и ночью, ночью каждые два часа заходила к маме в комнату посмотреть и спросить, что надо, сестре она очень доверяла.Я же дежурила только днём иногда, когда Люба отлучалась, она старалась оградить меня от ухода за мамой, особенно ночью. А я сходила с ума от всего виденного кошмара и своего бессилия в невозможности облегчить страдания родного человека. Рыдала в подушку и не спала (хоть глаза выколи) ночами у себя дома.Меня съедала тревога и вина, что я ничем не могу помочь.Мамуля, прости меня, пожалуйста.

           Мамочке каждый день становилось всё хуже и хуже, каждый день, прибегая утром, я отмечала всё новые признаки угасания жизни.  Мои Неля с Ванечкой  сходили к  бабушке-пробабушке : она была в сознании и старалась  не подавать виду, что ей совсем худо. Внучка подстригла ногти на руках, к ногам было страшно прикасаться.Неля уговорила её причаститься - станет легче.

            Мама - атеистка, однако согласилась, но лучше не становилось - чудо не свершилось. Приезжала внучка Лиля из другого города, чтобы увидеться с бабушкой. Поговорили они хорошо, шутили, смеялись даже, вспоминая детство и летние каникулы, проводимые  у бабушки в О. Теперь же планировать летний отдых  нашей молодёжи было рискованно.

            13 июня исполнился годик младшему правнуку Лёве (старшему правнуку Ване  9 июля - исполнилось 15 лет), в субботу отмечали день рождения на даче с родственниками и друзьями и детишками молодых родителей. Люба осталась дома, а мы поехали на празднество. Но настроения не было никакого. Потом, на следующий день сидела с мамой и рассказывала какой получился праздник, как веселились малыши (они купались в детском бассейне) и  их молодые родители, но я заметила, что она не проявила обычного интереса. Вопросов не задавала вовсе.

           Однажды, дня за три перед смертью она что-то начала шептать, я спросила:"Что ты говоришь, я не поняла?" "Я пою,-" ответила мама. Прислушалась, она действительно пыталась петь: " Кругом стоит пшеница золотая по сторонам дорожки полевой...  ". Я, давясь словами, глотая слёзы, пыталась подпевать.

           Мы ведь и раньше с ней часто пели, я читала ей свои написанные воспоминания, рассказы, сказки, были. Я, приходя, всегда старалась её развлечь и тараторила  о внуке, дочери, муже, всех их делах и успехах в  фехтовании у внука.Она одобряла и поощряла мою писанину:  " Пиши, пиши, внукам-правнукам будет интересно, ведь это история всей нашей прошлой жизни."

         Стояла необычно жаркая июньская погода, зной днём и ночью не давал отдыха. Теперь уже она только пила водичку по глоточку, иногда ягоды клубники, черешни, абрикосы да йогурт, иногда творог со сметаной - всё по чуть-чуть. Я уже делала ей обезболивающие уколы. После первого укола обезболки она хорошо поспала лёжа, днём и ночью, ноги стали лучше, она попросила обед и мы обрадовались, решили, что она пересилила болезнь и на этот раз.

             17 июня мама отказывалась от еды, утром , а потом и вечером я сделала укол, мы её положили и я ушла домой (хотя и не хотела уходить), спала в эту ночь, не подозревая ничего. А моя самоотвержаная сестра весь вечер была около мамы, в 23.00 пришла посмотреть на маму, она пыталась встать, сесть. Люба посадила её и пошла за водой на кухню, а когда вернулась, мама склонилась низко. Люба боялась, что она упадёт и предложила положить опять. Мама согласилась, ей тяжело было сидеть, дышать.

           Люба измерила ей давление, пульс.Пульс был 140, давление нормальное, позже пульс стал уменьшаться, пока не стал 32, давление упало, дышать ей было тяжело, но выпить лекарства она уже не смогла. Люба пошла за мокрой тряпочкой, чтобы протереть лицо и хоть как-то помочь, а когда вернулась, мама сделала последний громкий выдох и всё закончилось в 23.45.

            Думаете несгибаемая, слишком уверенная в своей правоте сестра Люба сразу позвонила мне? Позвонила, но только в семь часов утра, решив что все должны выспаться и всю ночь просидела одна, думая что поступила правильно. А у меня и так был комплекс, что я ничего для мамы не сделала, а тут ещё и этот её поступок меня совсем обескуражил.

            Сыну же своему,  Косте она вообще решила сказать о кончине, когда он приедет на обед, самостоятельно утром отправив маму в морг. За всех решила всё сама, но не удалось довести задуманное до конца. Неля позвонила Косте  и он решительно и оперативно включился в процесс необходимых  предпохоронных дел. 

              Ушла в вечность наша незабвенная любимая мама, бабуля, прабабушка. Не верится. Она так любила жизнь и боролась, не сгибалась под гнётом болезней до последнего, но сердце устало и перестало биться. Навсегда.Боль утраты неописуема, она таится где-то в тебе и возникает, как только ты освобождаешься от дел, отдыхаешь.

              Мы поехали на кладбище -  в городе мертвых стали искать последний приют, где, впрочем, купили и место для всего клана. Теперь и у нас есть куда прийти, склонить голову перед усопшими родственниками. Мечтаем отвезти горсть земли в О. и оттуда,   с погоста привезти чернозёма с могил предков наших.
                Тризна, девять, сорок дней, идёт настоящее (но осознавать это не хочется,не можется) расставание с родным, дорогим человеком. Завтра 40 дней и я готовлю-пеку мамин любимый торт "Наполеон". Мы поедем к ней на могилку, повезу ей гостинец.

                Печаль неуемная и вина гнетут душу.В памяти всплывают эпизоды из разных периодов  жизни, идёт осознание, что ушёл любимый человек навсегда и больше никогда не увидимся, и никто не потревожит вас. Рухнула наша опора, наша защита, наш сателлит. Мамочка, ты всегда рядом со мной. Я  почти каждый день вспоминаю родное лицо, беседы наши. Что, что я не сделала, а должна была  сделать, чтобы не отпустить тебя от нас в вечность? И не нахожу ответа.

                Мы перестали быть детьми, правда, нам, детям всем уже далеко за шестьдесят, но как приятно быть детьми в любом возрасте.  Знать, что для кого-то ты остаёшься ребёнком навсегда - счастье. Но увы, проходит  этот период и неотвратимо приближается наш уход в небытие... Каждого. Да здравствует жизнь!
 
26 июля 2013года