Революционер

Революционер



Волк – самый поэтический зверь
 В понятии горцев. Лев, орел
Изображают силу – они идут
На слабого; волк идет на более
                Сильного, чем он сам, недостаток
                Силы заменяет отвагой, дерзостью,
                Ловкостью; в темную ночь бродит
                Вокруг стада, вокруг аула, откуда
                Ежеминутно грозит ему смерть.
                Попав в безвыходную ситуацию,
                Волк  умирает молча, не выражая ни               
Страха, ни боли. Эти свойства
Характеризуют настоящего героя
По горским понятиям. В чеченской
Песне говорится, что волчица
Щенится в ту ночь, когда мать
Рожает чеченца.
( П.К. Услар )



- Значит, вы считаете, господин Стон, что «глобализация» является главным бичом человечества? Не могли бы вы пояснить вашу мысль? -  Защелкали фотовспышки камер, звери с человеческими лицами и значками корреспондентов смеялись и  нагло лезли на него. Они плотоядно кусали губы, заранее радуясь тому резонансу, который должно было создать шокирующее выступление теперь уже бывшего главы массмедийной корпорации CVN Роберта Стона.

Маленький человечек в последний раз сидел перед десятками микрофонов. Свет почти ослепил его. Он задумался на несколько секунд. « Паблисити. Популярность. Как все это глупо. »

- Да, господа. – Он улыбнулся. « Вепря затравили. » - Я действительно думаю, что мы живем в очень трагические времена, когда на смену так называемым «христианским» ценностям пришли общечеловеческие ценности. И Запад умер.

Жидкие аплодисменты, частые яркие вспышки. Папарацци торопились снять некогда могущественного человека в момент падения с пьедестала.

- И Запад умер, а сейчас мы наблюдаем разложение трупа. Мы видим, что нет больше мужественности, нет долга, нет иерархии, нет чести. Мы видим одну картину – его - великого человекобога во всей его славе. У него много имен, а как он прекрасен, не правда ли? Мы хотим быть похожим на него. Но в своей толерантности и политической корректности мы не замечаем, что видно невооруженным глазом.  Его беспредельный эгоизм, его равнодушие к настоящим человеческим ценностям. Вечным ценностям. Мы млеем от его индивидуальности. Нам нравится слушать про жизнь как становление личности, как нескончаемую вереницу удовольствий. Потребляй – командует он. И мы превращаемся в стадо потребителей. Стремясь к прогрессу….
- Что побудило вас так радикально поменять свои взгляды, господин Стон? – допытывались они. Чутьем охотника они понимали - Стон находится в состоянии сильнейшего душевного стресса, и жадно ловили каждое слово приговоренного.
- Я устал. – Он морщился, тщетно стараясь сдержать себя, но не выдержал и чихнул. Корреспонденты засмеялись. – Я устал, господа. Я прожил долгую и интересную жизнь, собственными руками создал телевизионный канал, и только недавно понял, что жил впустую. Я стремился к тому, чтобы создать нечто доброе, но вижу, что  сейчас все мои передачи кормят народ помоями. Я не принес ничего хорошего, только зло. Если есть Бог, то я прошу Его простить меня.
- Что вы предлагаете, господин Стон?

Маленький человек оживился, он на мгновение вообразил, что зверям с человеческими лицами действительно интересна его программа, но, взглянув на равнодушные фотокамеры, вздохнул и опустил глаза.

- Делать все для создания многополярного мира. Помочь нищим государствам в их борьбе против эпидемий и голода, совместно бороться против насилия на экранах…..
- Если он верит в то, что он говорит, то…….. - покачали головой папарацци, - Нелепый маленький человечек действительно сошел с ума.
- Каковы ваши планы, господин Стон? – Корреспонденты насытили свой голод, осталось задать несколько дежурных вопросов.
- Я хочу посвятить остаток своей жизни жене и детям.
- Но у вас больше нет жены и детей, господин Стон.

«В своем стремлении добить меня они безжалостны»,-  сморщившись, подумал он, остатки былой неуемной гордыни вызывали сухие спазмы бессильной злобы. - «Кусают, как шакалы».


Черноглазый моджахед выключил портативный телевизор, не дожидаясь окончания выступления Стона, который, казалось, вот–вот расплачется. Душа его пела. Исламская революция приближается, и единственный серьезный враг – постхристианский запад - умер.

- Аллаху акбар, - засмеялся он. Он вскочил и заулыбался, хрустя суставами. - Нам осталось всего чуть – чуть.

Он вновь представил себе великую, упоительную картину – Исламский Халифат, раскинувшийся на необъятных просторах шести континентов. Возможно ли это, зашептал червь сомнения? Все возможно истинно верующему.

Он подошел к группе бородатых моджахедов в камуфляже, окруживших человека с рацией. Те глазами показали - неопределенность. Спустя мгновение человек с рацией кивнул головой.
 
- Делла са вашь ( идем, братья  ), - сказал он, - Дъец1иа урус дела бота     ( скоро здесь будут русские собаки ). Дъерцах иншаалах ( встретим их как полагается, иншалла. )

Его отец был генералом. Казалось, вся жизнь лежит перед ним, единственным и неповторимым Андрюшенькой, полная удовольствий. Женщины, пьяные вечеринки, наркотики, деньги, общение с такими же, как он - детьми дипломатов, политиков, военных, работников крупных банков - золотой  молодежью - как их завистливо называли те, кому не удалось родиться под счастливой звездой. Но он не обрел эту жизнь. Он обвенчался с матерью – землей, и обручальным кольцом для него стал железный крест с выгравированными на нем датами рождения и смерти.
 К власти пришел Цезарь с отметиной, и все изменилось. Пришла свобода, и заволновались улицы городов, зашумели на вытянутых шестах транспаранты, из уст исступленной толпы зазвучали, заверещали, загрохотали призывы к переменам. Упали под ноги бесновавшихся поверженные боги, их топтали женщины с горящими глазами, их давили танки и бронетранспортеры, ангелы  гражданской войны закрыли небо, и слезы радости и горя перемешались в один сплошной соленый океан, суровыми волнами обрушившийся на великую некогда империю.
Все его предки были дворянами, все военными. Они рождались, служили и умирали. За что, спрашивали их? За веру, царя и отечество. Так было всегда. При Александре Освободителе, при Николае Кровавом, при Ленине, при Сталине, при Брежневе они рождались и надевали военную форму. Наверное, Провидению угодно было сделать его военным еще прежде рождения.
Сменились идеалы, но его идеалом был человек, беззаветно преданный своей Родине, любящий Ее, как можно любить только свою возлюбленную - единственную и неповторимую. Он задумывался о том, почему его взгляды столь непопулярны. Что случилось? Дух лицемерия и пошлости заполонил сердца людей, превратив их в жалких и трусливых потребителей. Почему? Разве в этом заключается подлинный смысл свободы? В превращении людей в рабов стяжательства? И Андрей не мог ответить на этот вопрос. Он грустно улыбался, склонившись над своим мелко исписанным дневником.

« Когда я пишу эти строки, моя душа разрывается от обиды и горечи за свою Родину. И клянусь, я сделаю все, чтобы Она вновь стала величайшей в мире державой, чтобы русская нация воспряла и стала достойна своих героических предков. Я глубоко убежден, что русский народ, избранный Богом - самый добрый, честный и вместе с тем самый сильный, храбрый, мужественный. В мире нет больше народа, который так бы любил свою великую Родину, и я клянусь, что умру за Россию, не задумываясь и не сожалея ни о чем.  Я знаю, что все остается людям. Прекрасные слова. Ничего нельзя взять с собой туда. Надо оставить свой след в жизни. Так оглянись назад: что ты сделал для людей, родины, земли? Будут ли помнить тебя?»

Школьные годы, учеба в Общевойсковом командном училище в Санкт – Петербурге пролетели быстро. Потом она - его маленькая добрая девочка, не побоявшаяся связать свою судьбу с нищим офицером российской армии.
Когда он вызвался добровольцем на Кавказ, дома остались родители – пенсионеры, да больная жена с грудным младенцем.
Зачем он сделал это? Скептики убеждали его в том, что он совершает страшную ошибку, что он не должен превращаться в игрушку грязных политиков…

Его прозвали Скарабей.  Классный снайпер, двухметровый богатырь, он попал в разведку. В его взводе все ребята были настоящие профессионалы, он был самым младшим, да еще командиром. Но его приняли, он был свой, свой в доску. А потом...
Однажды в районе большого села группа обнаружила засаду на пути движения полка – несколько сотен моджахедов. Андрей успел доложить командиру об этом, но сканеры противника обнаружили группу, и они были атакованы многократно превосходящими их силами.
Бой был недолгий, очень ожесточенный. Упал пулеметчик, и тогда он приказал отступать, взяв раненых. Пулемет, как послушный ребенок, выполнял все его команды. Очереди были очень короткие, но точные настолько, что моджахеды не стали рисковать идти на него в лоб. Русский уже положил слишком много воинов.
Развязка наступила, когда меткая пуля снайпера раздробила ему правую руку повыше локтевого сустава. Среди моджахедов раздались ликующие возгласы, но они плохо знали своего противника. Он и не думал сдаваться, как советовали ему лукавые горцы. Круг постепенно сужался, тогда он взял пулемет, как дубинку, одной уцелевшей рукой и пошел на них, выпрямившись во весь свой гигантский рост. Он был ранен вновь, и сил осталось только на то, чтобы зубами сорвать чеку с гранаты. Андрей зажмурился и почти бегом устремился к Встрече.
 Спустя мгновение после взрыва к останкам шахидов и неверного подошел черноглазый моджахед. Склонившись над неглубокой воронкой, он с удивлением заметил уцелевшую голову русского. Он протянул руку, чтобы закрыть  широко открытые голубые глаза, но они упрямо не закрывались. Взгляд моджахеда скользнул по лицу погибшего, он вздрогнул, увидев навеки застывшую складку рта, похожую на улыбку. Он вздохнул и поднялся. Предстоял бой, быть может, последний.

 Федералы составили простой и эффективный план наступления с целью ликвидации противостоящего им крупного отряда. В рациях загрохотал приказ о наступлении, и толстые удавы колонн бронетехники поползли справа и слева от села, планируя взять его в плотное кольцо. Затем оно должно было постепенно сжиматься, чтобы захватить всех моджахедов и превратить их в одну большую группу вооруженных военнопленных. Затем расчленить село на несколько частей и при поддержке штурмовиков, тяжелой артиллерии и армейской авиации разгромить основные силы противника. 
 Группа Адама укрылась в лесном массиве с правой стороны, ожидая. Они с помощью новейших японских радиосканнеров внимательно слушали переговоры, которые вели группы федералов, постепенно приближающихся к ним. На последнем заседании эмир Гелаев, объяснив своим командирам план сражения ( в штабе оккупантов было несколько предателей ), и, указав все пути передвижения войск с точным временем прохождения, приказал разместить на пути движения войск оккупантов несколько засад. По ожиданию моджахедов колонны должны были быть растянутыми и маломобильными, что значительно облегчило бы их уничтожение. Затем – контрнаступление, которое неминуемо должно было окончиться очередной блестящей победой.
Все спутала маленькая группа разведчиков. Она была рассеяна, но основные силы федералов узнали о скрытых засадах. Тогда  эмир огласил директиву – приступить к реализации запасного плана, предусмотренного на всякий случай. Сражение началось.

В группе Адама – он был гранатометчиком, было двадцать человек. Несколько снайперов, гранатометчики, минометчики, пулеметчики и радист под началом опытного и закаленного в боях Азиза.
Первый танк колонны, миновав петлей вившуюся тропку, выехал на прямую и угрожающе запыхтел, гусеничные траки, взрезая на остывшей промерзшей земле уродливые шрамы,  медленно перебирали комья сырого суглинка, перетирали в порошок залежалую траву. До цели оставалось всего сорок метров, когда Азиз молча кивнул головой. Все знали, что это значит – подбить первый и последний танки, а затем уничтожить остальные машины. Раненых не брать.
Адам аккуратно положил снятую с предохранителя «муху» на правое плечо. Сердце дико стучало, направляло кровь в руки с взмокшими ладонями, трясущиеся от нетерпения губы, глухо отдавались удары в висках, на которых застыли капельки черного от грязи пота. Он ждал, танк, подрагивая огромным бронированным пузом, шел на него.
 Зачем все это?
 Вся страна лежала в руинах,  противным ржавым налетом покрывались  заброшенные тракторы и комбайны, дерном и буераком зарастали пашни, истлевали убитые собаки и овцы, зимняя дымка мягко и властно окутывала поседевшие разрушенные города и аулы, тускло мерцали по ночам сполохи луны на медленно покачивающихся пиках, установленных на могилах шахидов. А сколько искалеченных судеб? Убитых, умерших от ран, голода, заражения крови? Изнасилованных заневестившихся девушек, потерявших кров немощных стариков?
 Адам дрожал. Могучий океан ненависти жадно впитывал в себя ручейки кровавых  воспоминаний, взволнованно шумел, поглощая крохотные островки сомнений. Варвары разрушили его мир, убили все самое дорогое, что у него было. На миг перед глазами встал образ улыбавшегося солдата, но Адам не спускал глаз с громадной бронированной туши танка. Она сумеречно грохотала, густой серый шлейф окутал покачивающуюся сзади рацию. На память пришли слова песни:

Рай под тенью сабель, ты на священной войне, ты – мусульманин.
 
Он раздул ноздри, усилием воли отогнал от себя стенающих призраков и прицелился. Сотворив краткое бисмилля, он выстрелил, и через мгновение душа его затрепетала, он увидел, как с головной машины взрывной волной сорвало башню – кумулятивная струя удачно попавшей гранаты подорвала боекомплект танка. 
На колонну обрушился смертельный шквал из пуль и гранат, который буквально смыл сидевшую на броне пехоту. Крики «Аллаху акбар», радостные взвизги попавших в цель, пулеметы, как разъяренные звери, бившиеся в руках обезумевших моджахедов, сладостные для ушей страшные предсмертные крики федералов.
 Несколько машин, объятых пламенем и густым дымом,  сломали строй. Ураган огня крошил колонну, превращал ее в груду бесполезного мертвого металлолома. Не ожидавшие нападения федералы падали один за другим, поражаемые наповал длинными пулеметными очередями и одиночными выстрелами снайперов. Адам мельком заметил, как его двоюродный брат Резван, высунув язык, с усилием выстругивал тупым ножом на прикладе снайперской винтовки очередную зарубку.
Адам перевел взгляд на агонизируюшего врага, заметил, как граната из чьего – то подствольного гранатомета с силой бросила на землю уцелевшего танкиста – она пробила тому голову и застряла, запутавшись в мозговых тканях и костях черепа. Адам стал ждать взрыва, но граната так и не взорвалась.

Нохчи не спешили, осматривая место боя. Из-за щиплющего ноздри, въедливого перегара сожженных бронемашин было трудно дышать, на глазах выступили слезы, но они по – прежнему терпеливо  высматривали раненых.
 
- Адам, ты как?

Он рассеянно обернулся, заметил брата, кивнул головой. На лице того багровели длинные борозды – Резван случайно смахнул пот рукой с обломанными пластинами ногтями, догадался Адам. « Никогда не пострижет ногтей». Адам был чистоплотен.

- Сегодня я положил шесть собак, - начал врать без всякого удержу Резван, – Вот это была битва!

Он принялся рассказывать, как убил офицера, но Адам услышал шум – нашли раненного. Они подошли.

- Приехал? – Азиз стоял перед контуженным парнем с сержантскими нашивками, поигрывая Стечкиным.

Моджахеды стояли и скучающе смотрели на федерала. Они ожидали затравленных воплей, слез, хотели услышать мольбу о пощаде, но солдат молча мотал головой и кряхтел, не поднимая слезящихся глаз. Один из моджахедов присел перед ним на корточки, заскорузлой клешней схватился за подбородок и поднял тому голову. Адаму стало любопытно, он подошел вплотную к пленному. В глазах солдата страха не было, это неприятно поразило Адама. Он подошел еще ближе, и ему стало неприятно. Показалось, что глаза федерала улыбались.

- Как тебя зовут? – спросил Азиз.

Солдат продолжал кряхтеть, скреб голову почерневшими по краям пальцами. Он поднял голову:

- Антон Туманов, сержант 245 мотострелковой бригады.
- Давно ты здесь?
- До дембеля оставалось три месяца, - он закашлялся.
- Контрактник?
- Нет.
- Яя Алла, чего эту собаку слушать, - потянул Резван, но, заметив взгляд Азиза, замолчал и чуть – чуть попятился. Азиз потерял на войне всех родных. Адам посторонился, пропуская брата, тихонько ткнул его в бок. – Мне на него пулю жалко потратить. Лучше порежем эту свинью.
- Ты не случайно здесь, Аллаху угодно было привести тебя сюда, заблудшего, чтобы наставить на путь истинной веры, - зачастил Руслан. Он до войны учился на муллу. – Если ты примешь Ислам, то станешь нам братом, и будешь жить.
- И разрушать без конца, как вы? – спросил солдат.
Спокойные нотки в голосе федерала всколыхнули моджахедов, они заговорили тише, щелочки глаз заблестели. Адам вздрогнул, его ответ оскорбил, как пощечина.

- А вы не разрушаете? – побледневший Азиз старался говорить спокойно. –  Зачем вы пришли? Если мы хотим жить без вас, зачем лезть насильно?
- Но мы мир вам несем.
- Мир, особенно в Грозном, которого больше нет?
- А ты забыл про тысячи заново отстроенных школ, больниц, вернувшихся людей? Все устали от этой гребаной войны. И скажи мне одну вещь! Скажи, что вы создали? Или что создаете сейчас? Я тебе отвечу! Ни! Че! Го!

Взгляды Азиза и Антона скрестились. « Как шашками рубятся» – подумал Адам.
Моджахеды прекратили разговоры и смотрели на Азиза.

- Послушай, солдат, я – не палач, и никогда не убивал просто так, но сейчас Руслан предложил тебе принять Ислам. Если ты это сделаешь, ты станешь мусульманином и будешь нам братом, и будешь создавать настоящее шариатское государство, но если ты это не сделаешь, - голос Азиза заклокотал, - Клянусь Аллахом, я сам лично убью тебя. Ну?

Моджахеды терпеливо стояли, ожидая развязки. Адам боялся перевести дух - против ожидания храбрость русского ему была приятна. И сейчас он страстно шептал про себя, мысленно посылал солдату нужный ответ – «прими Ислам, прими Ислам, прими Ислам».

- Я не могу, - Антон говорил очень тихо. – Не могу предать родину, братьев... И пошел ты на…

Завораживающе медленно Азиз поднял пистолет на уровень лба солдата. Затаив дыхание, Адам смотрел, как палец Азиза нажал на курок. Адам перевел взгляд, наблюдал, как тело федерала конвульсивно вздрагивало. Он вздрогнул, поймав странно блестевшие глаза Азиза, искавшие поддержки, и невольно опустил голову. Азиз, раздувая ноздри, топал ногами. Тяжелой складкой застыли  его спрессованные губы, на щеках перекатывались желваки. Все смотрели в стороны и молчали.   

С каждым днем война приобретала все более и более ожесточенный характер. Несмотря на потери, федеральные войска продолжала наступление на всех фронтах, выдавливая разрозненные отряды моджахедов в горы. Росли потери и у правительственной армии. Практически все герои первой войны за независимость стали шахидами, Шамиль потерял ногу при бегстве из Джохара через минное поле. Адама там не было, но по свидетельству его друзей шахидами в одночасье стали сотни воинов. Яркая, контрастная жизнь, состоящая из двух частей – дневной и ночной. Подчиняясь приказу главнокомандующего – президента Масхадова, моджахеды легализовались, в дневное время зализывали раны. Ночью наступало время охотников. Отважные воины нападали на блокпосты, ставили фугасы на дорогах, отстреливали контрактников и предателей.

Адам по распоряжению эмира отправился в Джохар, где должен был продавать фрукты на рынке. Там у него были друзья.

Однажды к ним в ряд зашли несколько федералов. Они были срочниками, зелеными мальчишками, ничего не знающими об уловках волков Ичкерии. Спустя мгновение самый храбрый ( или глупый, что одно и то же ) подошел к соседу Адама, опытнейшему гранатометчику, награжденному именным оружием за уничтожение нескольких танков во время осады Джохара. Салага приветливо заулыбался и вытянул руки, ощупывая товар. Мгновение спустя Адам с изумлением заметил, как со спины федерала вырос незнакомый моджахед и ловко пронзил оккупанта острой, как иголка, вязальной спицей.

Период открытых битв лицом к лицу постепенно заканчивался. Началась партизанская война, время засад, минирования дорог и трасс, одиночные точечные операции. 

Ежедневно отважные моджахеды устраивали дерзкие атаки на бронетанковые колонны оккупантов, сжигали Т-72, БМП И БТРы, но федералы, невзирая на потери, упрямо продолжали вести войну.

Он очень хорошо запомнил тот день. Накануне моджахеды понесли большие потери в Ножай-Юртовском районе – большая диверсионная группа попала под удар федеральных штурмовиков. Адам внешне спокойно воспринял эту новость, хотя душа у него тягостно заныла, предвещая беду – в группе должны были быть дядя Шамиль и Резван.

- Они умерли сразу, без мучений, Адам, - сочувственно говорили ему друзья. – Ты не должен переживать, сейчас они с Аллахом.
- Нет, я спокоен, - задумчиво отвечал он, - Просто меня удивила воля Аллаха, который забрал к Себе сразу отца и сына.

  Поминки были очень скромными, денег почти не было, а от тети толку было очень мало, она лежала в больнице с приступом. Почетным гостем для него был Тимур Муцураев, великий ичкерийский певец, прославляющий свободу и независимость их любимой родины. Адам знал его песни наизусть, и с радостью пожав ему руку,  дал почетное место за столом. Тимур был очень скромным, если не сказать застенчивым человеком. Он не участвовал в общем разговоре, но внимательно слушал, иногда качал головой, и трудно было понять, о чем думает Орфей Кавказа.
Повинуясь просьбам гостей, он взял в руки гитару, чтобы почтить павших песней, и во рту Адама пересохло от волнения. Куда подевалась застенчивость и робость Тимура? Он весь преобразился. Прекрасный, сильный и выразительный голос, ранее звучавший уважительно и тихо, поднялся, как орел, и загремел, как рокот бури,  властно наполнил большую гостиную. Все притихли, очарованные. Потом еще песня, и еще одна. Тимур пел, и перед глазами собравшихся проплывали величавые горы, окутанные кровавой дымкой, разрушенные памятники, мертвые деревья, мужественные воины, отдавшие себя во имя долга. Адам чуть не плакал, ему врезались в душу несколько строчек.

И молча жертвуя собой, в бессмертие ушли они
Чечня, обретшая покой, пред ними голову склони.

Тимур перестал петь, и гости, завороженно молчавшие, не удержались и стали громко хвалить автора. Тот молчал и улыбался. Адам возмущенно зашевелился, ему было неприятно, что они, живые, недостаточно внимательны к павшим шахидам.
 
- Резван был такой веселый, - не удержался он, - все шутил, как ребенок. Для него и война была как игрушка.

Все тактично замолчали. Адам повел ухом и поморщился – кому в этот горький день внушил шайтан стать диким вепрем? А шум не прекращался, чуткое ухо Адама уловило в нем радостные нотки. Его это удивило и расстроило. Наконец к ним в дом вихрем принесся Абдулла – знакомый Резвана. Он не говорил, а кричал, захлебываясь:

- Быстро, быстро, включайте телевизор.
- Что еще? - Все встрепенулись и с ожиданием смотрели на перекошенное от радости лицо товарища.
- Путин умер? Русские решили уйти? Да говори же, сын шайтана? – загалдели гости.
- Нет, вы включайте, там сами все увидите, - ревел от восторга Абдулла. – Яя Алла, вот это да, вот это арабы, вот это да.

В один миг все прилипли к экрану телевизора. По всем каналам передавали новости. С неописуемым изумлением смотрели они, как в Америке в два гигантских дома врезаются два самолета. Адам обернулся – на лицах гостей было столько радости, что у него зарябило в глазах.
Он отчетливо помнил беспрерывный сухой треск автоматных очередей в воздух, сияющие лица знакомых арабов, визги женщин. Все словно сошли с ума в эти дни триумфа Ислама. Но он вспомнил, еще мальчишкой все отмечали также радостно восстановление независимости. Ему пришло в голову – чем все кончилось? И на секунду ему стало плохо. Все кончилось страшным кровопролитием. Он догадывался, что крестоносцы не оставят дела без последствий. Обязательно отомстят. Ему стало страшно, а стоило ли дело того? Он спросил об этом знакомых арабов, те засмеялись.

- Как ты можешь говорить о подобных глупостях, мальчик? Большой Сатана стоит на коленях, ты увидишь скоро, как честные американские мусульмане захватят власть в свои руки, и тогда нам останется только возблагодарить Аллаха Всемогущего за дарованную победу.
- Но подобного еще никогда не было, крестоносцы будут мстить? – Его сердце глодал червь сомнений.
- Лучше пойдем с нами, послушаешь речь человека, который не боится никого на свете, кроме Аллаха.
- Усамы?
- Наъам.

Адам никогда не видел лично человека – легенду Ислама, но, как и каждый моджахед, был наслышан о подвигах этого человека. Усама бин Мухаммад бин Авад бин Ладин был благословением Аллаха для Уммы и проклятием неверных.
Усама был 17-м ребенком строительного магната Мухаммада Авада бин Ладина. После учебы в Эр-Рияде и работы над святынями ислама в светозарных Медине и Мекке он ушел из мира, чтобы полностью посвятить себя борьбе с евреями и крестоносцами. С самого начала он зарекомендовал себя как доблестный мусульманин в Афганистане. Потом он организовал собственную Армию Ислама. Цель его была – распространение Джихада по всей вселенной, принадлежащей Аллаху. Трусливые саудовские власти выслали его в 1994 году с родины Пророка за призыв очистить землю Ислама от евреев и крестоносцев.  А потом Судан не смог защитить самого святого борца за веру, и Усама ушел в 1996 году в Афганистан.
 Именно там в 1998 году он организовал « Всемирный исламский фронт борьбы против иудеев и крестоносцев ». Великие дети Уммы – Айман аз Завариха и Абд ас Салям Мухаммад  из   « аль Джихад »,  Абу Ясир Ахмад Таха из « аль Гамаа аль Исламийя », шайх Мир – Хамза из   « Джамиат и Улама и Пакистан », Фазлуль ар Рахман Халиль из               « Харакат аль Ансар » протянули ему свою руку.
Великий суданец Хасан Тураби – идеолог Джихада из                « Национального исламского фронта » благословил его на великий подвиг – начать Революцию Ислама.
Он еще переваривал в себе воспоминания об Усаме, когда один араб щелкнул кнопкой. Это была речь героя.

         «Аллах Всемогущий ударил Америку в одно из ее самых уязвимых мест, ее величайшие здания были уничтожены. Хвала Аллаху. Америка объята страхом с севера на юг и с востока на запад, хвала Аллаху за то, что Америка испытывает то, что испытывали мы.
Наша нация испытывала страх и несправедливость в течение 80 лет. Но Аллах благословил группу мусульман, которая является передовым отрядом ислама, на разрушение Америки. Да пребудут они за это на небесах, и только Аллах способен вознести их туда.
Мы боремся. Мы боремся и за тех людей, которые пострадали и продолжают страдать в Палестине и других мусульманских странах. Убивают невинных людей в Ираке. Каждый день мы видим израильские танки в Рамаллахе, Рафахе, Байт – Джалле, но никто никогда не говорит ни слова об этом, мы не слышим ни одного слова поддержки в адрес этих людей. И ни одно правительство об этом не говорит. Но когда несчастье пришло в Америку, весь мир закричал, весь мир увидел, и весь мир захотел мести.
Каждый мусульманин после того, как политики в Америке во главе с президентом Бушем официально заявили, что начинают войну против нас и посылают войска, должен бороться за свою религию.
В Японии погибли сотни тысяч людей. И они не посчитали это преступлением. В Ираке гибнут дети, и они тоже не называют это терактами. Я говорю им, что все эти события разделили мир на два лагеря: лагерь, в котором есть вера, и тот, где ее нет. Да защитит нас Аллах от них. Каждый мусульманин должен подняться на защиту своей религии. Ветер перемен повеял над полуостровом Мухаммеда, да пребудет с ним мир.
Что касается Америки, я хочу сказать американскому народу несколько слов: клянусь Аллахом, что американцы никогда не будут ощущать себя в безопасности, пока на палестинской земле не установится мир, и все войска не покинут землю Мухаммеда.
Велик Аллах и хвала исламу!»

Пленка зашипела и остановилась. Сердце Адама разрывалось на части,  он с трудом разлепил запекшиеся губы и выдавил:

- Кто стал шахидами в Америке, вы знаете, братья?
- Наъам. Слушай и навсегда запомни эти святые имена героев Ислама.- Он достал бумажку и развернул. - Мухаммад Атта, Ваил Альшири, Абдулазиз Алумари, Сатам аль Суками, Марван аш Шахи, Фаиз Ахмад, Мухальд аш Шихри, Хамза и Ахмад аль Гамди, Ахмад аль Хаянави, Ахмад аль Нами, Зиад Джаррахи, Саид аль Гамди, Халид аль Мидхар, Маъид Макъид, Навак и Салим Альхамзи, Хани Ханьюр. Наши братья теперь с Пророком, да будет над Ним мир и благословение Аллаха.
- Яя Алла, как бы я хотел быть на их месте, - Адаму было завидно, что на этих счастливцев пал выбор Аллаха навсегда вписать их имена золотым пером веры на скрижалях сердец истинных мусульман. Валляхи, я тоже отдам свою жизнь во имя Аллаха, и никогда ни о чем не пожалею.

Адам плохо помнил, что говорили братья потом, его переполняли эмоции, нужно было все обдумать. Он встал поэтому, и, извинившись, вышел. Сердце его ликовало. Исламская революция? Исламская революция... Исламская революция!

Однажды в лагере для подготовки моджахедов пронесся слух, что к ним в гости должны приехать друзья из « Ансар аль Ислам ». Слух оказался верным. Он был в лагере уже вторую неделю – залечивал небольшую сквозную рану, полученную от дурацкой шальной пули. Сердце его радостно забилось, когда он впервые услышал об этом.  Словно почуяло небывалую перемену в жизни. Он вихрем пронесся к большой густой толпе моджахедов, окруживших нескольких арабов в непривычной для глаза одежде.

- Помолимся, братья, - внушительно произнес небольшого роста араб с глазом, сверкающим, как раскаленный уголек под казаном с бараниной. На месте второго красовался лиловый шрам.

Бисмилляхи ррахмани ррахим

Во имя Аллаха Милостивого Милосердного

Иtha джаъа насрулляхи wаль фатх,

Когда пришла помощь Аллаха и победа,

Wа райтаннасу ядхуллюна фии диинилляхи афwаджан,

И ты увидел, как люди входя в религию Аллаха толпами,

Фасаббих би хамди раббика wастагфирху иннаху кана таwабаа

То восславь хвалой Господа твоего и проси у Него прощения!

Поистине, Он обращающий

Аамиин

Аминь.

- Да, братья, пришла помощь Аллаха субхана ва таъаля, и Его победа. По всей вселенной идут слухи о том, насколько храбры ичкерийские моджахеды. Вся умма в восхищении от того, как вы разгромили и громите сейчас иванов.

( По толпе прошел шепот. Еще свежи была в памяти блистательные победы моджахедов над федералами )

- И мы, зная остроту ваших сабель, хотим пригласить вас на великий джихад против Большого Сатаны. – Вся толпа дружно охнула и заволновалась. Адам на мгновение вспомнил, как несколько лет назад к ним точно так же приехала группа мусульман, чтобы пригласить их на охоту за Ахмадом – нечестивым паншерским псом. С пуштунами из подлинно исламского Афганистана ушли несколько сотен отважных моджахедов. Где они сейчас? Крестоносцы быстро сокрушили Ищущих Знания, и эта мысль была для него очень горькой. Отвлекшийся Адам раздул ноздри, прислушивался. На сердце почему – то стало тяжело.

- Мы понимаем, братья, что сейчас, когда собаки вновь вторглись на вашу землю, правительству президента Масхадова дорог каждый моджахед.

 По мере того, как одноглазый продолжал свою пламенную речь, гул нарастал все больше и больше. Воины Аллаха забыли о дисциплине, они вышли из шеренг, кто с гранатометом, кто со снайперской винтовкой, кто просто с АК – 74, и с напряженным вниманием ловили каждое слово оратора, догадываясь о концовке.

- Но мы вам клянемся Аллахом, субхана ва таъаля, что наступит великий момент, когда наш главный враг – Большой Сатана, будет сокрушен и навеки падет в пропасть ада. Он уязвим как никогда. Их президент, да проклянет его Аллах, будет скоро похоронен, так нам сказал Усама. – Моджахеды одобрительно заулыбались и зашумели. – Помните нашу блистательную атаку на их символ могущества?

«А потом позорное поражение в Афганистане », отметил Адам про себя.

- И таких побед будет очень много, перед Аллахом, не лгу. Сейчас они в Афганистане и Ираке, и весь мир проклинает высокомерных и заносчивых глупцов, бросивших вызов Исламу. Нет среди них единства, и в этом наш плюс. Все больше и больше честных мусульман из Ирака горят желанием отстоять честь своей исламской родины и уничтожить злодеев, топчущих их святую землю. Мы призываем вас прийти на помощь мусульманам из Ирака защитить их страну и прогнать крестоносцев. И как только, иншалла, мы это сделаем. – Крики восторга на мгновение заглушили оратора. – Так вот, когда это случится, то я клянусь вам Милостивым и Милосердным, что все воины Аллаха почтут за великую честь разгромить орды проклятых русских оккупантов. Помогите нам сейчас, благородные кинжалы пророка Мухаммада, аляхи салям, и мы, иншалла, поможем вам в вашем джихаде.

Раздался рев. Все присутствующие чеченцы, кумыки, даргинцы, башкиры, казахи, татары, узбеки, таджики, арабы и пуштуны дружно подняли вверх ладони и громко принялись скандировать вечный лозунг Ислама.

- Аллаху акбар. ( Всевышний больше )


В грузовике было пыльно и душно. Ночь. Адам закрыл глаза, чтобы попытаться собраться с мыслями, но они разбегались, как всегда. Он по привычке стал читать шахаду, но вскоре мысли опять спутались, и он в рассеянности забыл про свое благочестивое занятие. Дорога была ужасной, постоянные толчки мешали ему сосредоточиться. Тогда он поднял голову и огляделся.
 Взгляд его упал на уродливый шрам вместо глаза человека, который месяц назад приехал в их лагерь искать добровольцев. Тот спал. Из дряблого старческого рта с сеточкой морщин над уголками верхней губы стекала пузырчатая тягучая струйка слюны. Адам раздул ноздри и перевел взгляд направо. Шамиль. Этот юркий, веселый азербайджанец на мизинце правой руке носил длинный заточенный ноготь. Сперва Адам, по простоте душевной, даже не подозревал, зачем эму это. Но потом увидел – ковырять в носу.
 Адам, брезгливо сморщившись, резко выдохнул, прошептал краткое бисмилля, и посмотрел дальше. Двое лакцев из разгромленного дагестанского села Чабанмахи. Когда федералы стали применять вакуумные бомбы, неустрашимые воины Аллаха испугались настолько, что все поголовно впали в оцепенение. Они сидели вместе, как стадо баранов, затравленно ожидая конца.
Адам тогда был переводчиком для группы арабских инструкторов. Группа попала под удар армейской авиации, но ему повезло – он уцелел. Адама, находящегося бессознательном состоянии, подобрал знакомый и отнес в подвалы села Тандо.
 Он видел сквозь полуприкрытые веки вспышки осветительных ракет. Глухие разрывы бомб, торопливый шепот до смерти напуганных моджахедов – все перемешалось, словно повисло тяжелой бахромой на невысоком растрескавшемся потолке. Он заметил, что свет лампы без плафона был очень тусклый.  Адам чуть повернул голову и хмыкнул, качая головой. Он заметил, как пулеметчик Ахмад, больше похожий сейчас на рыболовный крючок, тщетно пытался прикрыть руками расползающееся мокрое пятно на ширинке штанов.   
Адам усмехался, вспоминая этот случай. Он, как собака, потянул носом. Неужели опять отвратительный запах? Кто на этот раз? Померещилось. Мысли его понеслись дальше, он вспомнил начало войны.
 Многие с ликованием надевали камуфляжную форму, не сомневаясь в успехе. Но больше было тех, кто открыто проклинал безумную авантюру Шамиля, с оружием в руках вошедшего в лоскутной Дагестан. Адам справедливо оценил искреннее негодование братских народов, их единодушный порыв защищать Родину.
Он тщетно пытался доказать им, что они несут освобождение, но снова и снова с горечью наблюдал неприкрытую ненависть, горящую в глазах некогда преданных союзников. Это был не джихад, потому что противостояли им такие же мусульмане, как он. Это был не джихад, потому что среди федералов было много мусульман. Это был не джихад. Чтобы ни говорили инструкторы.
А смерть? Что, если бы он умер от рук даргинца, или кумыка, защищавших землю своих отцов? Или татарина – федерала? Стал бы он тогда шахидом? Арабские братья уверяли его, что да. Но….у Адама на душе скребли кошки. И когда в лагерь пришли братья из « Ансар аль Ислам », Адам с радостью согласился пойти с ними. Он знал, что там, на земле Ирака, ему предстоит великая битва, и великая победа. Как та, что одержали доблестные шахиды, уничтожившие символ могущества Большого Сатаны.
Его война станет настоящим джихадом, и он примет в ней участие. Он умрет, конечно, но цель? Слишком прекрасна, чтобы жалеть об этой суетной земной жизни. Великий Исламский Халифат. Никакой лжи, насилия, порнографии, пьянства. Весь мир, принадлежащий Аллаху. Он обещал победу, надо было только верить, и не бояться бросить вызов так называемой западной цивилизации, олицетворяющей собой «мир, процветание и прогресс». « Запад умер ». Он понял, тот маленький человек. Был ли он интересно в тех башнях?
Адам знал, что в действительности несла западная цивилизация. Нескончаемое лицемерие. Как он ненавидел эту паутину лжи, это поклонение зеленым бумажкам с изображением нечестивых правителей Большого Сатаны. Не будет мира между Уммой и домом войны. Никогда не будет.
Он вздохнул, и снова закрыл глаза. На душе у него было легко и спокойно. Ехать еще предстояло долго. Закрыв глаза, он с упоением представил себе Лондон, Токио, Нью – Йорк, Париж, читающих ас-салят. Как это было бы прекрасно. План был прост до гениальности. От Усамы к ним попал план образования « Исламского объединенного государства» ( Халифата со столицей в Саудовской Аравии). В него должны были первым делом войти 50 стран Азии, Африки и Европы, в том числе: Албания, Босния, Чечня, Армения, Азербайджан, Казахстан, Кыргызстан, Узбекистан, Туркменистан, Таджикистан, Кашмир, Сомали, Филиппины, территории Кавказа, Израиля, а затем и другие государства и территории.
 Потом  посредством захваченного ядерного оружия уничтожить Большого Сатану, подчинить себе Латинскую Америку, Австралию, Индию ( в которой свыше двухсот миллионов мусульман ) и Китай ( с помощью уйгуров ). И все. Установление исламского господства должно быть завершено к 2100 году Адам понимал, что предстоит еще много битв, но Аллах обещал победу. Он слегка покраснел, вспомнив последнее крупномасштабное боестолкновение . Была ли одержана победа?
 Все друзья уверяли его, что да – федералы потеряли не одну сотню солдат. Но, сказал себе Адам, ведь и половина людей эмира стали шахидами. Ну хорошо, уничтожили несколько вертолетов, подбили несколько БТРов и БМП. Сожгли несколько танков. Только была ли это победа?
 Адам вспомнил взорвавшего себя вместе с шахидами солдата. Он с удивлением обнаружил, что с восхищением наблюдал за тем, как вел себя тот парень во время боя. Остался прикрывать своих людей. Предложили сдаться - отказался. Потеряв руку, попытался взять в другую пулемет. У Адама вдруг защемило сердце. У того парня было такое ясное выражение лица . Он улыбался, словно знающий тайну. А тот, другой? Ему предложили великое счастье стать мусульманином, а у него глаза смеялись, когда он умер. И еще послал их напоследок. 

- Яя Алла, - тихонько сглотнул он, - И зачем я вспомнил тех нечестивцев?

Память услужливо показала ему целый видеофильм со сценами казней военнопленных, он сморщился. Сколько солдат было убито на его глазах? Он и сам не знал толком. Он вспомнил вдруг общее выражение лиц, и особенно глаз федералов.
« Как? Не может быть, чтобы это происходило со мной! С кем угодно, но только не со мной. Ведь я особенный!.»
Некоторые омерзительно ругались матом, пытаясь поддержать в себе мужество, некоторые ползали на коленях, умоляя не убивать их. Несколько человек приняло Ислам, но Адам не верил им…
Конец наступал скоро. Он говорил себе тогда, что эти собаки не заслуживают ничего другого, но был ли доволен Милостивый и Милосердный, как его верные рабы проявляли подобную жестокость? Кроме того, подло было убивать безоружных людей.
 Об этом, правда, он не говорил никому. Он на секунду расслабился, удовлетворенный своим истинно мусульманским, уважительным отношением к пленным, но вдруг сглотнул невольный комок - снова вспомнил солдата со смеющимися глазами. Какое он имел право смеяться перед лицом смерти?
А атака шахидов на башни, закончившаяся разгромом Талибана?
Огромным усилием воли он прогнал от себя призраки прошлого, и снова принялся читать шахаду, но мысли, как вольные скакуны, понеслись еще дальше. Он вспомнил мать, и посуровевшие складки его рта смягчились.

Отца Адам не помнил. Мать говорила ему, что он случайно сорвался в пропасть, от него осталось только несколько фотографий.
 Он вырос в горном ауле. Сестра Хадиджа вышла замуж, когда он был еще маленький, и мать стала для него всем. Она отвечала на тысячи вопросов, которые постоянно появлялись у щуплого беспокойного мальчугана с черными, как антрацин, глазами. Она находила время поиграть с ним, когда ему было скучно, а происходило это очень часто. Она лежала с ним по ночам под звездным небом, тихонько рассказывая истории нохчи ( чеченского народа ).
 От нее он впервые узнал про героев освободительной борьбы. Про блистательного Бейбулата Теймиева, предательски убитого царскими холуями. Про великого Байсангура Беноевского, который во время своей казни сам сбил под ногами подставку, чтобы не навести кровь на горцев, вешавших его. Про Чеченского Волка Солтамурада Беноевского – страх и ужас царизма. Про великого имама Шамиля – символ свободолюбивого народа Нохчо.
 Не успевая переводить дыхание, он зачарованно внимал историям о бесстрашном воителе. Когда царский генерал Граббе приступом взял труднодоступное дагестанское село Ахульго, уничтожив всех защитников, включая женщин и детей, казалось, что все кончено. Но нет, Шамиль с горсткой верных мюридов отступил в Беной, где в 1839 году на горе Кхеташон - Корта он был провозглашен имамом Чечни и Дагестана. Мехкан – да ( отцом страны ) и туьран – да ( отцом шашки ). Наступила очередная эпоха нескончаемого газавата ( великой освободительной войны против неверных ).

 На протяжении двадцати лет имам со своими верными наибами сражался против самой мощной военной  машины того времени. Однажды, когда на фронтах было особенно трудно, многие плоскостные чеченцы стали просить Шамиля прекратить бессмысленную войну. Имам молился трое суток в мечети. На третий день он вышел оттуда изможденный и именем Аллаха приказал палачу наказать ста ударами палок того, кто посмел ему сказать о примирении с христианами, а значит, о покорении. Это была его старая мать Баху – Меседу. Толпы людей застыли, пораженные решением имама. Палач нанес два удара старушке, которая упала бес сознания. Остальные деваносто восемь ударов принял на себя сам имам, так как он был сыном этой женщины. После истязания, встав как ни в чем не бывало, Шамиль стал заниматься государственными делами.
После плена и пребывания в Калуге Шамиль в 1870 году был отпущен совершить хадж в святую Мекку. Он шел туда, и всеобщее ликование охватывало тысячи правоверных, встречающих имама. Наконец, в Стамбуле случилось то, чего Оттоманская Порта не видела никогда за всю свою историю – сам турецкий султан в знак своего величайшего восторга и уважения поцеловал руку имаму.
Мать рассказала ему историю его тейпа и происхождение народа нохчи. Одни называли нохчи любителями сыра. Так можно было перевести название Нохчи. Адаму больше нравился другой вариант. Нух-це! Кровь Нуха ( Ноя )! Общий предок народа был потомком пророка Мухаммада салялляхи галяхи васалям.     ( Да будет с ним мир и благословение Аллаха. ) Это был Саид-Али аш-Шами из царского рода. Этот Саид-Али был сто седьмым потомком родоначальником всех людей пророка Адама аляхи салям. ( Мир с ним ). Брат Саида-Али ГазиХамзат правил в Нахичевани. У Саида-Али было три сына: Абдулхан, Рашидхан и Хамзатхан. После смерти их отца престол его занял плохой человек. Братьям пришлось бежать из Нахичевани. Они ушли в Каг1азман, где жили родственники их отца, в том числе их дядя Гази-Хамзат. Там умер Хамзатхан.   Оттуда в Арзуман. А оттуда в Халиб. Далее они по берегу моря пришли в страну абзеков, где сын Абдулхана женился на дочери абзекского князя. Затем они переселились в Нашху. Именно там от них образовалось тринадцать тейпов.

Позднее Адам с удовлетворением узнал, что упоминаемая в легенде земля Халиб в древности действительно лежала на побережье Черного моря.
- Помни, сынок, - тихонько говорила она, - Ты принадлежишь одному из самых древних народов мира, и ты должен помнить и знать, что такое Нохчалла. И жить по Нохчалла.
- Что это, нана ( мама )? – спрашивал он, бывало, тихонько целуя складки материнского платья, вдыхая такой родной запах поля и кукурузных лепешек.
- Ты уже впитал это с моим молоком, и в глубине сердца ты уже знаешь, что это такое. Как тебе объяснить? Это не шариат, это не адат, - говорила она. – Это правила жизни чеченца. Ты должен жить по Нохчалла. Гостеприимство – это Нохчалла. Уметь быть вежливым и уступчивым – это Нохчалла.
 Никогда не демонстрируй своего превосходства, даже если ты стоишь выше, иначе ты унизишь человека, оскорбишь его самолюбие. Помни поговорку : « Рана от шашки заживет, рана от языка – нет. » И это тоже Нохчалла. Дружба на всю жизнь – это Нохчалла. Ты воин, ты защитник своей Мохк ( земли ). Ты родился свободным, умей отстоять свою свободу, не позволяй никому отнять ее у тебя. Это тоже Нохчалла. Честь женщины для нохчи – святое. Поэтому всегда уважай женщин, никогда не обижай их даже в мыслях. Это тоже Нохчалла.
            - Нана, дядя Шамиль рассказал мне о том, каким должен быть воин.       .
- И каким должен быть воин?

По тону Адам понимал, что мать улыбается. Сердце его замирало от восторга, он торопливо говорил:

- Настоящий воин, кроме всего того, что ты говоришь, должен быть немногословным, неторопливым, сдержанным. 
- Он хороший человек, и он сказал тебе правду. Будь таким, и Аллах скажет тебе спасибо в день Суда.
- А Он точно скажет мне спасибо? - Адаму было тревожно.
- Да, Он скажет.
 
  Именно она взяла на себя задачу по воспитанию мальчика, чтобы стал он настоящим нохчо – воином, защитником, отцом.
 Амина была доброй настолько, что ни разу не повысила на него голос, хотя своими проказами он мог бы вывести из себя святого. Ни разу не ударила. Скромное хозяйство свое они вели очень аккуратно, считали каждую копейку. Перед тем, как пойти с овцами на улицу, Амина заботливо укутывала их в попоны с весело бреньчавшими колокольчиками, а выгуливая их,  шла впереди, даже не думая использовать кнут, который она брала с собой скорее по привычке.
 Все в ауле знали, что семья небогата, и каждый помогал, чем мог. Дядя Шамиль привозил свежую баранину, сестра Хадиджа постоянно увозила брата на шашлыки, тетя Меседа угощала племянника блюдами национальной кухни, такими вкусными, что он постоянно объедался. Адам вспомнил, как тетя готовила ему корта – когиш ( баранью голову и ноги ), аджабсанду ( мясное ассорти, приготовленное на пару ), жижиг – галнаш ( мясо с галушками ), чепалгаш ( блины с начинкой из творога ), и во рту у него привычно потекли слюньки.
  Многочисленные кузены и кузины мальчика постоянно приглашали его в гости. Они очень любили ласкового и отзывчивого Адама, и когда после окончания школы он объявил всем, что хочет поехать учиться в университет на романо – германский факультет , собрали для него целую кучу нужных и ненужных вещей и советов.

Учился Адам хорошо, потому что любил изучать иностранные языки. Кроме родного чеченского и неродного русского, он прекрасно говорил                по – турецки и немного по - арабски. Помогли знакомые. 
На втором курсе Адам поступил на факультете дополнительного образования на курсы исламоведения. Это стало для него началом великих открытий.
До учебы религия не занимала в его жизни значительного места. Он читал ас-салят, шептал бисмилля перед едой, но делал это скорее механически, без сердца.
Он улыбнулся, вспомнив первое занятие. Арабский язык. Учиться читать в детстве Аль-Куран он не хотел, поэтому письмо наоборот было для него странным и непонятным. Не буквы, а какие – то загогулины, похожие одна на другую. Но он был любознателен, а кроме того, через два стола сидела миловидная девушка, которая тоже заметила худощавого парня с пронзительными черными глазами. Это решило дело.
С каждым разом все интереснее и интереснее ему было узнавать основы религии своих предков. История пророков, вероубеждение, приближение Судного Дня, его большие и малые признаки, чтение Аль – Китаб. Ислам поглотил его.
Но ему становилось все более и более неуютно. Великий и Недоступный, Аллах, субхана ва таъаля, вызывал у него чувство страха и неуверенности. Он с детства привык быть честным по отношению к самому себе, и часто спрашивал, достаточно ли в нем святости, чтобы перейти мост Сират? А если нет? На веки вечные огненная геенна.
По спине Адама побежали мурашки, когда он представил себе барзах – в могиле, отвечающим на вопросы Мункара и Накира, двух ангелов, посылаемых Милостивым и Милосердным умершим мусульманам и немусульманам. А если он окажется плохим мусульманином, и чаша грехов перевесит чашу богоугодных поступков? Вечное проклятие! Мог ли он рассчитывать на то, что абсолютно Святой Аллах, субхана ва таъаля, смилуется над ним – жалким грешником, и приведет в райские обители? Возможно, да.  Скорее всего нет!
Внимательно изучая столпы Ислама, он открыл для себя великий Аль - Джихад, прямой путь к Аллаху. Он радостно шевельнулся, вспоминая откровения.

 « О пророк! Побуждай верующих к сражению ». ( 8:66 ). «….И убивайте их, где встретите….ведь соблазн хуже, чем убиение!…убивайте их: таково воздаяние неверным! ….И сражайтесь с ними, пока не будет больше искушения, а вся религия будет принадлежать Аллаху. »                ( 2:187,189 ). Так говорила Книга, написанная на языке ангелов, благороднейший Аль-Куран.
 Об этом сказал Пророк, салялляхи халляхи вассалям в великой битве при Бадре между ансарами и мекканскими язычниками. Мухаммад, алляхи ссалям, крикнул перед началом сражения:

- Готовьтесь в рай, размеры которого – небеса и земля.
- Рай, размеры которого небеса и земля? – воскликнул ансар Умайр бин аль Химам.
- Да, - с воодушевлением ответил достойнейший из курайшитов.
- Отлично, отлично, яя Расулюлля ( о посланник Аллаха )!
- Почему ты говоришь отлично? – спросил Мухаммад, аляхи салям.
- Я только хотел сказать, яя Расулюллах ( о посланник Аллаха ), что хотел бы быть среди его обитателей, - ответил ансар.
- Ты из его обитателей! – изрек Пророк, аляхи салям.

Тогда Умайр выбросил финики, которые ел, бросился в бой и отважно сражался, пока не стал первым шахидом. И даровал Аллах, субхана ва таъаля, великую победу!

Глаза Адама были широко раскрыты, он дрожал, как гончая, завидевшая дичь, живо вспоминая историю жизни Величайшего из людей. Как благословен Аллах, что послал им Мухаммада - Печать Пророков! Как чудесен Ислам! Он вспомнил сразу глаза солдата, и на душе у него заскребли кошки. Вот всегда так. Стоит подумать о хорошем, как коварный Иблис посылает дурное. Нет, не будет он больше думать об этих нечестивцах. Впереди у него – сражения против крестоносцев Большого Сатаны. И великая победа!

Грузовик тем временем неторопливо петлял по горным сирийским перевалам. Убаюканный сладкими мечтами о великой исламской революции и мировом халифате, Адам заснул.

- Мусульманин? Эй, мусульманин? – слышал он издалека чей то голос. Адам почувствовал мягкое прикосновение. Он попытался открыть глаза и ответить, но громко вскрикнул - пронзительная боль электрическим током прошла от пяток до макушки, на глаза выступили крупные, как горох, слезы. Все тело напоминало сплошной синяк, ныла каждая клеточка.   
               
  « Крестоносцы хорошо потрудились» - мрачно констатировал он, сплевываясь и растирая разбитые ребра. – « А я не мылся не знаю сколько, яя Алла. »

- Больно? – тот же голос.

Говорить было очень трудно, но спрашивающий его человек проявлял к нему неподдельное внимание и интерес, и Адам с благодарностью молча кивнул головой.

- Больно. Меня зовут Адам. А ты кто?
- А я Абдулла. Ну,  здравствуй,  брат. У тебя очень хороший арабский, но ты ведь не араб? – Незнакомец был проницателен.

Адам, скрипя зубами, уселся на сухой бетон камеры и огляделся. Темно, он заметил несколько блестящих металлических уголков коек. Вдруг он принюхался, и его чуть не вырвало - в нос бил сильный запах немытого человеческого тела и испражнений.

- Да, брат, здесь не курорт. – Незнакомец тихонько смеялся.

Он не мог сконцентрироваться, голова сильно кружилась, но до сознания наконец дошел смысл вопроса. Адам открыл рот, чтобы ответить, но вихрь воспоминаний закружился, как самум, перед глазами. Он словно крутил назад видеокассету, и перед ним мелькали жара и смог шумных багдадских улиц; визгливые голоса торговцев пряностями и финиками; заросшие и оборванные офицеры некогда непобедимой армии Саддама, терпеливо стоящие в очереди за месячным пособием, не способным обеспечить даже домашних животных; пение муэдзинов, призывающих мусульман на молитву; яркие вспышки взрывающихся на обочинах фугасов моджахедов; лихорадочные беспорядочные пулеметные очереди до смерти перепуганного негра в форме войск армии крестоносцев на чудом уцелевшей крайней машине; истошные вопли раненных мусульман; выплевывающие пламя и черный дым горящие американские БТРы, каски крестоносцев с кусочками обожженной кожи. Потом облава и неожиданный арест, американцы просто зашли в дом, где жили приютившие его друзья; жестоко избили и отдали тюремным надзирателям. Те в свою очередь обработали его прикладами автоматов и ботинками и бросили в камеру.
 Он закашлялся, ему показалось, что толстый американский надзиратель пнул ему в живот. Адам застонал и потрогал руками застывшую язву на затылке - там был вырван здоровенный клок волос.

- Где я? – Шепот.
- Ты по воле Всевышнего в тюрьме Абу-Грайб, мой друг.
- Нет, я не араб. – Он вспомнил вопрос. – А ты откуда?
- А я из Сирии.
- Ты воевал с крестоносцами? - Адам лег на пол и начал растирать плечи, руки и ноги, как учили его еще в Чечне инструкторы.
- Нет, я простой мусульманин. Аллах попросил меня прийти сюда, здесь сейчас очень плохо. Я ночевал обычно во дворе мечети. Американцы решили, что там склад оружия и пришли ночью. Подумали, что я – охранник склада и арестовали. Вот моя история. А ты не хочешь поделиться своими печалями?

Адам инстинктивно сжался. Четкие инструкции гласили - в случае ареста ни слова. Ни с кем. Тупо повторять, что ты Ахмад из Самарры. И все. Моджахеды знали, что очень часто крестоносцы подсылали им плохих мусульман, которые потом рассказывали каждое слово оккупационным властям. Однако в голосе человека было столько искренности, что Адам расслабился и заговорил.

- Я приехал помочь мусульманам освободить землю Ирака от  крестоносцев. Вначале я воевал в Чечне против федералов, а потом братья из « Ансар аль Ислам » пригласили меня сюда. Восемь месяцев назад. Я в Багдаде был все это время. Расставляли фугасы, отстреливали полицейских, продавшихся американцам. Много было всего.

Молчание.

- А ты кто, суннит? – Адам морщился, соскабливая с волос засохшие кусочки крови.
- Нет.
- Как это? Шиит? Разве в Сирии есть шииты?
- В Сирии много шиитов, но я не шиит.
- Клянусь Аллахом, я не понимаю. – изумился Адам. Вспомнил. – Здесь есть вода? Мне нужно совершить омовение для ас-салята.
- Нет, брат, здесь нет воды. Но ты не бойся. Аллах простит, что ты не делаешь омовения. Я не суннит, я не шиит, я – мусульманин. – Незнакомец улыбнулся.
- Разве так можно? Я не понимаю, клянусь Аллахом, - повторил Адам. Он напряг глаза, чтобы рассмотреть собеседника, но видел только белые зубы и яркие белки. Он догадался, что незнакомец весело смеется.
- Я – простой мусульманин.
- Но ты должен следовать Сунне или верить сказкам иранских аятолл, этих лжепосредников между Аллахом и человечеством.
- А разве нельзя просто любить Аллаха? – голос Абдуллы был очень плохо слышен – в соседней камере раздался шум, послышалась бранная американская речь.

 Полоска света решетчатым снопом упала на квадратные плиты общего коридора. Адам поднял голову и посмотрел на сирийца. Яркие губы, небольшая курчавая бородка, висячий нос, очень спокойные карие глаза. 
Крики усилились. Адам давно не говорил по английски, но понял, что пленников избивали. Спрашивали про Махмуда. Между собой надзиратели весело шутили. Искали главного. Потом он с ужасом расслышал торопливое придыхание и дикие исступленные стоны жертвы. Адам похолодел. « О Всевышний, неужели американские ублюдки насилуют там мусульман? »
 Он повернул голову, чтобы спросить Абдуллу, но его поразило отсутствие гнева в глазах сирийца. Абдулла грустно покачивал головой и что – то тихонько бормотал. Он встретил взгляд Адама и утвердительно кивнул.

- Да. Это самое.
- Неужели мужчины - мужчин? – Пот бисером выступил на его лбу.
- Да. Мужчины – мужчин.
- Яя Алла, неужели они насилуют всех мусульман здесь? – Адам задохнулся. « О Всевышний, я хочу умереть. Пожалуйста ».
- Нет, не всех. Я тебе посоветую сейчас лечь и отдохнуть немного. Ты сам многое увидишь завтра. Тебя будут допрашивать. Отдохни сейчас, успокой нервы. – Сириец был спокоен, как удав. – Я понимаю, тебе хочется поговорить. Но поговори лучше с Всевышним. Скажи Ему спасибо за то, что ты здесь живой. Спроси у Него совета. Кто знает, может быть, Он тебе скажет что. Мир проси, тебе здесь легче будет.

Адам послушно лег на свободную койку и закрыл глаза, но не мог успокоиться. Он поневоле прислушивался к тому, что происходило рядом. Вздохи и крики со стороны соседней камеры не прекращались еще долго. Он молча трясся от ужаса, слыша постепенно замирающие стоны, и вздрогнул, когда услышал последний торжествующий животный вопль насильника. Наконец мучители с громким хохотом вышли, лязгнул затвор. Слезы, щекочущие его щеки, были едкие, как раствор соляной кислоты. 

- Яя Алла, что же это? – Внутри странная опустошенность. – Яя Алла, прошу тебя, не дай мне быть на месте того несчастного, убей лучше. А если окажусь, Аллах, я жить не смогу после такого. Если убью себя сам, Ты простишь меня? Простишь?

Богатое воображение рисовало ему настолько омерзительную картину, что его тошнило. Со странным нездоровым интересом представлял он себе, как в камеру заходят крестоносцы, подходят, в нос бьет затхлая вонь испорченных зубов, резкий запах дешевого американского виски. Потом эти исчадья ада подходят все ближе и ближе. Он видит самого главного. Высокий и здоровенный, как бык. Он видит, как глаза его словно подернуты дымкой. Этот иблис тянет к нему свои лапы. Все ближе и ближе.

Адам дико закричал, когда почуял на плечах чьи – то руки, но, открыв глаза, он увидел участливые глаза сирийца.

- Успокойся, успокойся, ты всю ночь бился и стонал. Это всего лишь кошмар шайтана. – Абдулла успокаивающе поглаживал его плечо.
- Где я сейчас? - Адам вскочил. Повел воспаленными глазами. Сердце перестало рваться, как птица в клетке, когда он увидел, что в камере их только двое. Он облегченно перевел дух.
- Ты в тюрьме Абу – Грайб. Тебя вчера привезли ночью.
- Мы вдвоем здесь только? – Он понемногу успокаивался.

 Привычно затошнило, организм различил запахи, идущие от блестящего эмалированного большого ведра для нечистот. Адам осторожно повернул голову влево, потом вправо. Никого. Утренний шум просыпающихся узников, брань надзирателей окончательно разбудили Адама.
Он внимательно посмотрел на сирийца. Красивое бледное лицо. Волосы уже седые, хотя по виду ему не дашь больше сорока. Вместо нормальной мусульманской одежды – оранжевый балахон. Он опустил голову, припоминая. Исключительная память, которую хвалили все преподаватели института, помогла ему вспомнить до мельчайших подробностей вчерашний разговор. Сириец Абдулла. Не суннит. Не шиит. Странно, как это бывает? Допрос. Адам вдруг вспомнил – он не совершил намаз. Спал.

- Что за несчастья, яя Алла, прости меня, - испуганно косясь по сторонам, зашелестел он. На первый взгляд, опасности не было.
- Ничего, ты молись сейчас, Аллах простит.

Он услышал и вздрогнул от кощунственного предложения сирийца – совершать намаз в неположенное время, с укором посмотрел на него. Адаму показалось, что Абдулла издевается над ним. Разом вспыхнули все подозрения.

- Благодарю, не надо.-  Вежливо. Очень холодно.

Абдулла внимательно посмотрел на него и улыбнулся.

- Не подозревай меня, брат, я не буду говорить ничего американцам. Самое важное, ты не бойся быть здесь. В конце концов,  разве нет в этом воли Всевышнего? И если Он послал тебя сюда, то на то были причины. Может быть, Он хотел тебя научить чему? Или меня? Кто знает? – Абдулла говорил очень рассудительно.
 
В голосе был столько тепла, что Адам взволнованно задрожал. Он вспомнил свою мать, блеяние овец, вкусную алычу. Зачем он здесь? Великая исламская революция – вот зачем! Последняя мысль вернула ему бодрость и мужество. Кроме того, странный сириец был прав. В том, что он был здесь, была воля Аллаха.

- Какой здесь распорядок?
- Сейчас принесут еду, потом тебя отведут на допрос. Потом – душ для тебя. Потом – обед. Потом – не знаю. По - разному бывает.
- Извини, но я не могу забыть, что ты сказал вчера, - сдержанно заговорил Адам. – Как это так? Не быть ни суннитом и не быть шиитом? Ты из ахмадийа?
- Нет, моя вера очень простая. Я – мусульманин. Читаю Ас Салят, совершил святой хадж. Аз Закят и Ас Саум для меня святое. Но самое главное и важное в моей вере то,  что….я люблю Аллаха и во всем, что происходит, учусь видеть Его. Ты меня понимаешь?
- Ты суфий? - Адаму показалось, что он понял.
- Да нет же. Я люблю Аллаха слишком сильно, чтобы быть суфием. А ты любишь Аллаха?

Адам вздрогнул. Странный вопрос, он никогда об этом не задумывался. Он привык с благоговением относиться к Величайшему из Хитрецов. Он трепетал от волнения, когда воздавал Ему хвалу во время святого салята, плакал от умиления, когда собственными глазами увидел Каабу. Но любить Аллаха? Наверное, да.

- Я – мусульманин, - заговорил он, пытаясь найти правильный ответ. – Я люблю Ислам. Да, я люблю Аллаха.
- И я люблю Аллаха. Люблю Его, как самого лучшего друга, как отца, как мать. Для меня Аллах – все в моей жизни. Очень хочу увидеть Его во всем Его великолепии и сказать Ему – я люблю Тебя.

Адам взволнованно слушал. 

- И сюда я пришел, чтобы помочь мусульманам и немусульманам увидеть, как прекрасен Аллах, какой Он добрый и милостивый. Как Ему приятно, когда Его любят просто так, за Него Самого, - Абдулла не говорил, а радостно пел, глаза его сияли от восторга.

Адаму пришла в голову одна мысль. Все было очень просто. Сириец был обыкновенным сумасшедшим. Он засмеялся про себя, это объясняло многое.

- Я понимаю, сейчас ты думаешь, что я – сумасшедший? Да? – лукаво улыбнулся Абдулла. Адам смущенно наклонил голову.
- Завтрак сейчас будет, - переменил тему сириец, и Адам невольно оценил его деликатность.

Действительно, надзиратели принесли еду. Адам был голоден, поэтому он с удовольствием проглотил несколько ложек овсянки, и только потом заметил, что ест ужасную мерзость. Он поднял голову, его неприятно поразило, что сириец с удовольствием, как ему показалось, глотал ложку за ложкой, урча и двигая ушными хрящами. На завтрак им также принесли замороженные фрукты. Обманутый красным видом яблока, он вонзил в него зубы, и черная жидкость забрызгала ему лицо. Фрукты были напичканы химикатами.
Сириец закончил есть и посмотрел на почти нетронутую тарелку Адама. Он покачал головой.

- Если не будешь есть, сил не будет совсем. Я знаю, - продолжал сириец, заметив брезгливую гримасу Адама, - я знаю, что это отвратительно. Но надо есть. Я вот когда ем, представляю себе, что принимаю самую изысканную пищу на свете.
- Как ты держишься тут? – рассеянно спросил Адам. Потом более осмысленно – А ты сколько здесь?
- Уже четыре месяца. Аллах дает силы, как еще?
- Да? – Он с чутьем охотничьей собаки поймал грустную нотку в тоне сирийца.
- Тяжело здесь, я – обычный человек, и сил почти не осталось. Если бы не Аллах, давно бы сошел с ума от отчаяния.

Адам открыл и закрыл рот. Ему приятно было видеть, что сириец не ломался, не строил из себя святого, а говорил просто и искренне.

Допрос проходил в большой комнате. Стул, на который посадили Адама, находился в углу прямо напротив окна. Резкий свет почти ослепил его. Он краем уха слышал, как американцы переговаривались между собой. Их было несколько человек. Все в военной форме. Обычные, ничем не примечательные саксонские лица, красный загар, желтые от сигаретного дыма зубы. С ними будет легко.

- Ты говоришь по - английски? – Тяжелый квадратный подбородок, рыжие волосы, сочные мокрые губы человека, который привык ни в чем себе не отказывать. Американец грыз карандаш и рассматривал  его без особого интереса.
- Я не понимаю, – по-арабски забормотал Адам.

Американец что – то сказал, и рядом с ним вырос небольшого роста человечек с большими оттопыренными ушами.

- Кто ты такой? – по – арабски спросил его переводчик. Очевидно араб с американским паспортом, догадался Адам, арабская речь была с заметным американским акцентом.
- Я Ахмад из Самарры, приехал искать работу в Багдад, остановился здесь у  моих родственников, - забубнил свою мантру Адам, краешком глаза внимательно наблюдая за американцами и переводчиком.

Те сидели и зевали. Они, очевидно, слышали эту историю не одну тысячу раз. Потом пошли стандартные вопросы, Адам, внутренне усмехаясь, с готовностью отвечал, всем видом показывая, как он напуган и как невиновен. Наконец американец с квадратным подбородком махнул рукой.

- Сейчас ты пройдешь обработку от вшей и микробов, потом тебя отправят обратно в камеру. Нам надо выяснить, правду ли ты сказал, - с важностью без улыбки сказал переводчик
- Хорошо, господин, - смиренно ответил Адам. « Тупые идиоты, а думают, что умнее их нет никого на свете. »

Допросы происходили каждый день. Американцы всегда задавали одни и те же вопросы. Адам знал эту уловку, и с легкостью выдавал свою сказочку. Кормили всегда одинаково ужасно. Обычно давали овсянку, потом жидкость, которую они называли « похоже на молоко », и пойло под названием « похоже на чай ». По утрам давали фрукты, но Адам, вспоминая яблоко с черной начинкой, их не трогал. Раз в неделю разрешали помыться. Вода была очень грязная. Гулять разрешали один раз в день. Десять минут во внутреннем дворе тюрьмы.
Первые дни пребывания в тюрьме прошли для Адама без происшествий, хотя все заключенные рассказывали ему о несчастных, пострадавших от рук шайтанов в другой секции.
После молитв Адам лежал и слушал стихи Абдуллы. Они прославляли Аллаха, и Адам не успевал перевести дух, настолько прекрасными они были. Голос у сирийца был глуховатый, но читал он с таким подъемом, с такой страстностью, что в радиусе двадцати метров справа и слева от их камеры все узники прикипали к решеткам, жадно ловя каждое слово, каждый стих. Потом Абдулла рассказывал им смешные истории. Все смеялись, как одержимые.
С каждым днем Адам все больше и больше привязывался к этому человеку. Он видел его доброту, искренность, простоту, глубочайшую набожность – все свободное время сириец читал молитвы или негромко разговаривал сам с собой. Как – то раз ночью Адаму не спалось, американцы специально по ночам выключали вентиляторы и кондиционеры, чтобы заключенным не хватало воздуха. Он лежал, и слышал странный шепот со стороны Абдуллы. Он приподнялся,  прислушался:

- Ты такой прекрасный, Ты такой  добрый. Я люблю Тебя, я хочу слушаться только Тебя. Трудно мне, очень трудно. Пожалуйста, помоги. Ты так нужен мне.

Возникла пауза, у Адама возникло ощущение, что Аллах что – то тихонько шепчет сирийцу в ответ, отвечая. Он молча сел, потом снова лег, потрясенный. Сперва его сбивало с толку, что тот не называет себя суннитом. И правда, он действительно очень сильно отличался от всех суннитов, которых Адаму довелось увидеть на своем веку. Он не мог понять, как это так – быть просто мусульманином и любить Аллаха? Он спросил однажды Абдуллу про шестой столп Ислама.

- Послушай, мы взялись за оружие, чтобы весь мир принадлежал Аллаху. А как иначе?
- Ты счастлив на своем пути Джихада? – тихо спросил его сириец.
- Да, - соврал Адам без запинки. Подняв голову, он увидел ясные глаза собеседника, и понял, что он читает в его душе, как в раскрытой книге. Видит его сомнения, неуверенность, растущее беспокойство. У него заныло сердце, он торопливо продолжил:
- И сколько людей, достойнейших и мудрейших, богатых и сильных, отказались от всего, чтобы идти по стопам Аллаха. Какие они великие люди.
- Это удивительно, - голос Абдуллы был очень мягок. – Это удивительно. Но знаешь, брат, мне очень нравится не быть великим, а самым обычным человеком. Мне очень нравится слушать Аллаха, служить Ему и каждый день принимать от Него маленькие подарки любви.
- Ты не хочешь быть великим в Исламе?- удивленно переспросил его Адам. – Ты против Джихада?
- Я не говорю, что я против Джихада, нет. Я люблю просто слушать Его. Он учит. Очень важно правильно понимать Его уроки. И в последнее время Аллах учит меня чему – то важному, но я пока не могу понять, чему.
- Ты разговариваешь с Ним? – Спазм в горле мешал ему говорить отчетливо.
- Я не знаю. Кто – то говорит мне порой хорошие вещи, может быть, это джинн, может быть, это ангел, а может быть…..- Абдулла замолчал.
- Что? Ну говори же, - от нетерпения он даже вспотел.
- Я не знаю.

На десятый день его пребывания в Абу – Грайбе  к ним в камеру зашли охранники.

- Уау, какая симпатичная мордашка, - восхищенно воскликнула некрасивая полная охранница с короткой стрижкой. Адам похолодел, он понял, что говорили о нем.
- Давайте для начала узнаем, как на нем будет смотреться нижнее белье, - высокий усатый охранник подмигнул Адаму, не подозревая, что тот понимает английскую речь с ужасным калифорнийским акцентом.
- Звучит неплохо. За дело.

Сразу несколько рук схватили Адама и грубо повалили на землю, стаскивая тюремный балахон. Он молча сопротивлялся, но стальные наручники, оказавшиеся словно по - волшебству на руках и ногах, мешали. Он все же ухитрился до крови укусить усатого. Тот заревел от боли, схватил за волосы и с силой ударил несколько раз головой о пол. Адам потерял сознание.
Очнулся он от холода в нижней части тела. Он молча опустил глаза и увидел на себе прозрачные женские трусы. К ним сейчас один из охранников прикладывал ружейный ствол. В голове у него все перемешалось. Он смутно помнил потом, как охранница жадно ощупывала его ягодицы, облизываясь, как группа охранников со смехом повалила ее на пол, снимая одежду. Один из охранников держал видеокамеру. Потом к голой охраннице подошел усатый надзиратель. Глаза его налились похотью, он отвратительно ругался, пытаясь снять с себя брюки, молния заела. А потом….

Он был один в холодном безбрежном океане. Небо нахмурилось, Адам понял, что надвигается шторм. С криком над головой летали чайки, пенные барашки щекотали шею, на губах запеклась едкая соль. Ему нестерпимо захотелось пить. Но соленую воду пить нельзя, он знал это еще со школы. Значит, нужно добраться до берега. Он  попытался определить, в какую сторону ему плыть.
Повел глазами. Берега не было видно. Адаму пришла в голову мысль, что вся земля утонула, и находится сейчас на дне. Но горы, разве могли утонуть горы? А что скажут друзья, когда он им небрежно бросит, как касался рукой высочайших пиков Кавказа? Адам принял решение. Он глубоко вздохнул и медленно опустил голову под воду. Она колола глаза, забиралась в рот, щипала его за ссадины на висках, но он упрямо продолжал свое погружение. Давление на глубине было очень большим, уши заложило сразу. Адам широко раскрыл глаза, но он не увидел ничего, кроме бездонной толщи воды - мрачных черных стен, которые вновь и вновь вставали перед ним, как неприступные крепости. Они не хотели пускать его дальше. Тогда ему пришла в голову мысль, что он, возможно, ошибся, и не разглядел тонкой полоски берега. Слишком далеко заплыл. Он развернулся, чтобы вернуться на поверхность, но в легких было слишком мало воздуха. Руки и ноги сводило судорогой. В отчаянии он бешено забился, пытаясь освободиться и вынырнуть, но воздух заканчивался слишком быстро.      « Мама, мама. Я так не хочу умирать! Как ты будешь без меня одна? Яя Алла, спаси меня, спаси. Ради матери! Зачем я пошел на эту гребаную войну, зачем вообще взял в руки оружие? Послушался кровожадных фанатиков, а теперь мне конец. Ну, кажется, все. Я умер. »

Адам отчаянно вскрикнул, просыпаясь. « Я жив? ». Внезапно появившийся сухой кашель цепкими щупальцами вцепился во внутренности, стал раздирать их на части. « Как голодный волк дерет стельную овцу. Вот глупо будет умереть от нехватки воздуха.» Во рту был противный несвежий запах. Откашливаясь, он попытался поднять голову, но чья – то властная рука придавила его за лоб.

- Лежи.

Он упрямо дернул головой, стукнулся затылком. Ухватил зубами козырек верхней губы, сдерживая боль, глянул на нахмуренное лицо сирийца. Тот аккуратно разбирал его спутавшиеся волосы и вытирал с лица пыль чуть влажной серой тряпкой.

- Что было? – Адам схватился за руки сирийца и жадно заглядывал ему в глаза. – Что было, скажи?
- Ты несколько дней провел в тюремной больнице. Тебя только что привели обратно.
- А тогда?
- Аллах спас тебя и устыдил мучителей. Тебя они не тронули, успокойся.
- Яя Алла, мне показалось, что я тону.

Он резким рывком поднялся на пол. От слабости и истощения его качнуло в сторону, он лег на бетон. Ему пришла в голову одна мысль. Он давно хотел спросить, но все забывал.

- Скажи мне, брат, за что они так сильно нас ненавидят?
- Может быть, они нас не понимают?  Может быть, они уверены, что их мир самый лучший? Может быть, они боятся нас? Я не знаю.
- Но скажи, разве мы как мусульмане должны это терпеть и прощать? Разве не должны убивать их без жалости? – Он вспомнил потные руки женщины на своих ягодицах, и от гнева у него защипало в ноздрях, кровь забурлила, как просыпающаяся от зимнего сна горная река.
- А разве мы лучше их? Кто знает, если бы они оказались в нашей тюрьме, то, возможно, мы поступали бы еще хуже? Разве мы судьи, которым дано право судить их?
- Но скажи, почему они приходят в наш мир и ломают его? Кто дал им право так поступать? – Адам от гнева заскрежетал зубами, язык заплетался. « Проклятые ублюдки, гореть вам вечно в аду. Никогда вам не прощу моего унижения. »
- Мне кажется, что они не полные шайтаны, они несут доброе тоже.

У Адама пересохло во рту. Меньше всего на свете он ожидал услышать такой ответ.

- Скажи, ты шутишь сейчас?
- Нет.
- Крестоносцы пришли сюда, на землю Ирака, и сейчас они насилуют мужчин, убивают невинных женщин и детей, крадут нефтяные богатства мусульман. – Адам не говорил, а вопил от ярости.
- С другой стороны, брат, они избавили землю от безумца, который травил и уничтожал собственный народ. – спокойно ответил Абдулла.
- Что ты хочешь сказать, глупец и сын глупца? – закричал Адам. – Клянусь Аллахом, я не понимаю тебя.
- Скажи мне, брат, ты счастлив тем, что выбрал путь Джихада?

Адам вздрогнул, сириец знал правду.

- Ну хорошо, оставь меня, а ты сам? Ты сам, дурной, приехал, а тебя бросили сюда, в темницу.
- А кто сказал тебе, что я жалуюсь? – Абдулла говорил очень тихо. – И еще…..
- Что? Что? – Адам испугался. Ему пришло в голову, что Абдулла прощается с ним. Настроение резко упало.
- Ничего, просто Аллах мне говорит в последнее время что – то очень важное, а я не могу понять. Не могу понять. Одно знаю, это случится очень скоро.
- Да что случится, не томи меня, во имя Аллаха? – взмолился Адам.     « Если Абдулла уйдет, я умру. »  Только сейчас он понял, как дорог ему сириец. Представив на мгновение, что его не будет рядом, он затрясся. « Я умру, Ты слышишь меня, умру. Не отнимай у меня эту последнюю радость. »
- Не плачь, не плачь, брат. Ты всегда помни, что Аллах очень добрый и Он хочет нам только любовь Свою дарить. А ты не плачь, ты лучше молись и прославляй Его.

После обеда их секцию выпустили во внутренний двор. Нападения моджахедов случались каждый день, и американские охранники в Абу – Грайб решили использовать заключенных как живой щит, заставляя их гулять в промежутке между высокими стенами и местом  расположения охраны. Позднее он понял это.

- Как хорошо быть на улице, никогда бы не подумал. – Февральское солнце ласково припекало, и Адам жадно подставлял лицо под обжигающие лучи. Ему с детства нравились жаркие солнечные поцелуи.

Абдулла засмеялся. Смех у него был бесшумный, как выстрел из пистолета с глушителем.

- Ты чего?
- Вспомнил, как меня на работу охранником брали в Дамаске.
- Расскажешь?
- Да, слушай….

В воздухе раздался свист, Адам один из первых угадал его зловещий смысл.

- Мины, братья, мины. Минометный обстрел, - от волнения Адам сбился на чеченский, но к счастью, никто этого не заметил. – Мины, братья, мины. Минометный обстрел.

Во дворе началась паника. Американцы растерялись и попрятались в укрытиях. Первые мины упали рядом с оградой, но следующие снаряды попали в большую группу узников. Глухие хлопки разрывающихся среди заключенных смертельных подарков, фонтаны крови, взметаемые на воздух разорванные останки мусульман парализовали узников – они  стояли, как стадо баранов, и кричали от ужаса.
 Адам дико оглянулся, в глаза ему случайно бросилась горящая в воздухе человеческая ступня в старой кеде. Жалкие крики умирающих в двух шагах от них небольшой группы несчастных подействовали на охранников отрезвляюще быстро. Они открыли ворота тюрьмы и криками через громкоговорители стали звать заключенных вернуться в тюрьму, чтобы спастись от обстрела. Над тюрьмой поднялись боевые вертолеты и угрожающе захлопали стальными крыльями. Адам машинально посмотрел на Абдуллу - тот был очень бледен, губы его тряслись.

- Уходим, уходим, - бросил он сирийцу.

Тот послушно кивнул головой и бросился следом за ним. Первые несколько метров дались им с неимоверным трудом, мешали скользкие кровавые лужи с намешанными кишками, похожими на огромные противные сосиски. Перед Адамом рухнул, как подкошенный, высокий узник и он, не успев перепрыгнуть, споткнулся и больно стукнулся головой. В глазах потемнело.
Вырвавшийся за долю секунду Абдулла резко затормозил. Он заметил упавшего товарища, остановился и нагнулся, протягивая руку.
И тут прилетела Смерть. Адам зачарованно наблюдал, как минометный снаряд вонзился в пыль в трех шагах от него. Лицо американца с квадратным подбородком, улыбающиеся глаза русского солдата, бледное лицо маленького человека в телевизоре, летящая башня подорванного танка, экзамены, визит дяди Шамиля, блеяние больной овцы, которую мама взяла на руки. « Все ». Он вздохнул и закрыл глаза.
Абдулла увидел, как позади него глухо шлепнулась мина. Бледный, как привидение, он развернулся и коршуном бросился на Адама, прикрывая его всем своим телом.
Взрыв был похож на выстрел большой праздничной хлопушки, отметил про себя Адам, сплевывая кусочки крови, внезапно забившие ему рот и ноздри. « Вот Смерть. Никогда не думал, что она такая. Думал, будет торжественно все, а тут так глупо. Хлопок, и конец. Прости меня, о Всевышний. Я хотел, как лучше. Если хочешь, прости меня. Ой, а мама? Она как теперь? »

- Мама! - не своим голосом завопил он. – Мама, мама, мамочка!
« Стоп, я вроде живой? Только что на мне сверху делает Абдулла? Легкий какой. »
- Я жив…… Я жив! Абдулла, пронесло, вставай давай, - он поднес руку к голове сирийца, и пальцы его провалились в пустоту. Внутри у него все похолодело. У Абдуллы отсутствовала шея.

Адам медленно и осторожно освободился и перевернул тело человека, который только что спас его ценой собственной жизни. Взрывная волна вспахала, как весеннюю землю трактор, спину сирийца. Он, очевидно, умер сразу.
- Прощай, прощай, самый обыкновенный мусульманин. Хочешь, я пообещаю тебе кое-что? Я буду таким, как ты. Простым, обычным мусульманином. Ты был прав, не встав на путь войны. Джихад – это поганое зло! Он разрушает! Но ведь Аллах – созидает!.... И еще одно, Абдулла. Я каждый день буду молить Аллаха, чтобы Он дал мне такое же огромное жертвенное сердце, как у тебя. Прощай, и молись за меня Аллаху, которого ты так сильно любишь. Мне трудно будет. Но я справлюсь, иншаалла.. Слушай, я давно хотел тебе спеть мою любимую песню:

В темном том лесу с холма высокого
Волчий вой услышав, думали,
Что воет он, изнуренный голодом от горящей утробы,
Для добычи вечера страстно дожидаясь.
Нет, не выл он, изнуренный голодом,
Для добычи вечера страстно дожидаясь,
А выл он, от стаи отбившись.
Так и молодцы тоскуют, от друзей оторванные.

Мимо них, сквернословя, ходили американские охранники, осматривая место нападения. Один из них  равнодушно скользнул взглядом по грязному арабу, который ползал на коленях перед мертвым узником. Потом до сознания американца дошла информация об увиденном, он остановился, как вкопанный.

- Тони, эй, Тони, посмотри сюда, - громко заговорил американец, тыкая пальцем на сумасшедшего. – Смотри, что он делает. Целует руки мертвому, разговаривает с ним, заглядывает в глаза, поет даже. Ведь понимает, что тот умер, а делает. Или не понимает? Господи, как я хочу домой.