Глава 4. Землетрясение в природе и в душе
Передо мной город, но нигде нет света, только в доме напротив мелькают зажжённые свечи. Хорошо, что эта зима теплее прошлой. В прошлом году зима выдалась суровой – сухой и морозной. Тогда, чтобы не сильно дуло от окна, папа на оконную раму в моей комнате прибил одеяло.
Дождёмся ли мы перемен к лучшему? Один год – 1988, разрушил очень многое: веру людей в справедливость, отношения между народами, уверенность в завтрашнем дне. Закончился год разрушительным землетрясением в Спитаке.
А ведь тот 1988 год вроде хорошо начинался.
Конец 1987 года оказался сказочно приятным. В последних числах декабря выпал снег. Утром, как только я вышла из автобуса, столкнулась с коллегой по работе и он повёл меня к нашему учреждению по короткому пути через холм, заросший деревьями. С каким удовольствием я шла на работу по свежевыпавшему снегу! Вокруг всё было девственно белым. Душа радовалась красоте. Какими нарядными стояли деревья в снегу! Новогодняя сказка!
Но приятные сюрпризы только начинались. Всем девушкам и женщинам по случаю приближающихся новогодних праздников в тот день за символическую плату продали гвоздики. Точнее, мы пошли в оранжерею - собственность соседней организации, и сами выбрали гвоздики – по пять штук на руки. Работники отрезали указанные нами гвоздики прямо с куста. Конечно, мы выбирали полураскрытые бутоны. Я принесла домой: два белых бутона, два - красных и оранжевую гвоздику. Этот букет простоял в вазе больше двух недель. Гвоздики на Новый год! Роскошь для рядового гражданина в советские времена.
Февраль того года выдался эмоционально бурным: начались митинги в поддержку Карабаха. Нахичеван азерам удалось «освободить» от армян, постепенно выживая их оттуда, а карабахцы не хотели отдавать им землю предков. Наивные митингующие надеялись на пункт о «самоопределении нации» и просили центральные власти вернуть Карабахские земли Армении. Или хотя бы отделить их от азеров.
Это ведь «подарки» большевиков «дружественной Турции»: гору Арарат и Карскую область, включая Ани, отдали туркам, а Нахичеван и Карабах – азерам, создав новую республику.
На митинги я не ходила - любая толпа меня пугает. Но меня убедили, что там тихо, люди спокойно слушают ораторов. Я пошла с сотрудницей, которая тоже ещё не была на митинге.
На площади у оперы собралось много людей, но царила удивительная тишина и можно было спокойно ходить между ними – не было плотной скученности. Люди держали портреты Горбачева и лозунги, что народ ему верит. Однако мне почудилось нечто зловещее.
Это необъяснимо, просто возникло ощущение надвигающейся серьезной беды - катастрофы.
- Как тебе митинг? – спросили меня нетерпеливые коллеги на следующий день. – Что скажешь?
- Было на удивление тихо, - начала я.
- Это при том, что мы народ эмоциональный, - вставил кто-то, - любим перебивать друг друга.
- Ждите большой беды, - закончила я свою мысль.
Все рассмеялись:
- Не ожидали мы от тебя услышать такое. Оказывается, ты пессимистка.
- В данном случае я реалистка.
Горбачев – глава государства. Сначала люди ему поверили - в нашей республике.
Что он говорил? О чем говорил? Я ничего не понимала.
По-моему, это называется: воду в ступе толочь. Ни одного законченного предложения, ни одной понятной мысли – пустой набор слов, обрывки фраз.
Моя учительница по русскому языку и литературе ему не поставила бы даже тройку.
- Что за бред вы несёте? – говорила она в таких случаях сердито.
Когда Горбачев пришёл к власти, я работала в институте физики.
- Я не верю словам и обещаниям, - высказался однажды мой начальник, человек весьма почтенного возраста, обычно немногословный. - Вот когда я пойду в булочную и там в любое время есть хлеб; когда я смогу сесть в транспорт и без помех приехать на работу; когда я на работе буду думать лишь о своей работе, вот тогда я скажу, что в стране произошли положительные перемены.
Да, как же он был прав! Чтобы работал транспорт, чтобы был хлеб и чтобы на рабочем месте думать лишь о работе, нужно топливо и электричество, нехватку которых мы стали ощущать буквально с начала 1990 года.
Впрочем, забегаю вперёд, ведь конец февраля принёс ужасную весть: убийства армян в Сумгаите. На мирные митинги ответили жестокими убийствами по национальному признаку. А Горбачев заявил, что войска опоздали. Опоздали на три дня. Может, они пешком шли из Москвы?
- Ты будто знала, - сказали мне на работе.
Откуда мне было знать? Может, сработала интуиция, которая подсказала, что с властями не шутят. У них свои правила игры и им наплевать, что вы о них забыли или не знали. Власти найдут, как наказать непокорных граждан.
Однако конец 1988 года принёс ещё большее несчастье - Спитакское землетрясение, которое разрушило треть республики.
Какой был страшный день 7 декабря – землетрясение это страшно, очень.
Тогда я работала в трехэтажном каменном, добротном здании. Напротив здания, в считанных метрах расположен железнодорожный мост.
Сначала послышался долгий гул, будто по мосту движется очень длинный и тяжёлый состав. Потом всё задрожало и пришло в движение - клавиатура под пальцами, столы, стулья, на которых мы сидели. Со шкафов посыпались папки с документами и книги. Мы испуганно вскочили и выбежали в коридор.
Нас остановил мой начальник:
- Нет смысла бежать по лестнице, да и стоять под зданием небезопасно. Само здание крепкое, лучше остаться в нём, а лестница может рухнуть.
Высотки качались, люди пребывали в страхе. В Ереване сила землетрясения чуть превысила четыре балла, а в эпицентре – семь баллов по шкале Рихтера. Там, где прошла волна, дома рассыпались и земля дала трещину.
Это длилось несколько минут, потом повторилось, но с меньшей силой.
Конечно же, после того, как прошёл первый шок, все вернулись на свои рабочие места и начали вслух размышлять: что произошло? Коллеги стали выдвигать различные версии, поскольку долго ничего не сообщалось. Озвучивали версии от фантастичных, до вполне возможных: взрыв на химическом заводе – недалеко от здания, где в тот момент я сидела, известный в СССР "Наирит" – однако запахов химии мы не чувствовали; авария на атомной: Чернобыль ещё не забыли, но вроде ничего больше не происходило. И только последней версией было землетрясение.
Почти час спустя по радио передали о землетрясении в Спитаке и Ленинакане. Все сорвались с мест, потому что у многих в том районе жили близкие родственники. У меня, к счастью, там нет родственников, но и я ушла домой. Здание, в котором я живу, находится на трассе, ведущей в зону бедствия и мы могли видеть непрерывный поток автобусов и машин спешащих в том направлении - это означало бедствие.
Забрала племянника из детсада и отвезла домой к его родителям, в общежитие аэропорта «Звартноц». Вот где я поняла масштабы произошедшей катастрофы. В сторону аэропорта и обратно двигался непрерывный поток машин «скорой помощи» и автобусов. Соседка забежала к брату на пару минут и сообщила, что улетающая группа японцев сочувственно сказала: ваш город Спитак полностью разрушен.
Подземные толчки продолжались в течение нескольких дней, были среди них и серьёзные - до пяти баллов по шкале Рихтера. Так называемые афтершоки. Высотки качались даже в Ереване. Не приятно, когда кровать ходит по комнате, и люстра звенит.
А сколько погибших, ставших инвалидами или сиротами, оставшихся без крова. Полуразрушенные города, опустошённые души.
Мир протянул нам руку помощи. Впервые СССР приподнял железный занавес, чтобы принять помощь. И не прогадал.
Львиная доля помощи осела в карманах тех, через чьи руки она проходила.
Само собой, медицинское оборудование, которое в «могучей стране» не видели, осталось в «сердце родины» и перечисления в валюте практически полностью остались там же. Союзные республики прислали бригады и технику для расчистки завалов и строительства новых зданий. Но скоро у всех республик прибавились свои проблемы по случаю распада СССР и каждый вернулся в свой дом.
Некоторые «рьяные сторонники свободы» продолжали выводить людей на митинги. Народ тогда не догадывался, что это способ прихода к власти. Они искусственно останавливали предприятия – забастовка.
Центр империи нашёл способ наказать непокорных - железную дорогу перекрыли. Республика оказалась в блокаде, но самолёты летали.
Меня потрясла реакция моей хорошей знакомой - ленинградки Надежды Николаевны. Откуда она узнала о блокаде? Бывшая блокадница, ей почти 80 лет, она подумала, что у нас голод – ведь треть республики разрушило землетрясение, и прислала мне посылку с продуктами: сгущёнка, чай, кофе, какао. Добрая душа.
Потом в нашу республику хлынул поток беженцев из соседней республики, потому что в Баку последовало продолжение Сумгаита.
Если злодейство не осуждается должным образом, то оно имеет свойство размножаться.
А может, центральным властям это было выгодно? Кто знает какие цели они преследовали?
Может, власти хотели посеять страх перед физическим уничтожением за инакомыслие и непокорность.
У нас в городе появилась бронетехника. Люди встречали их цветами и это их обезоруживало. Да, собственно то были мальчики, чьи-то дети, служившие в армии.
Потом милиционеров поставили в цепочку по центру. Зачем? Чтобы остановить митинги. Но люди ходили на митинги.
Народ развлекался анекдотами, вот один из них.
Парень назначает девушке свидание:
- Придёшь к памятнику Таманяна – начало каскада. Буду ждать тебя справа - отсчитай три милиционера.
Нашлись умные люди, которые поняли что нужно серьёзно подготовиться – иначе республика утонет в крови. Решение этой задачи взял на себя Леонид.
Теперь вся надежда на тебя, Леонид, и твоё нынешнее окружение.
Глава 5 - http://www.proza.ru/2014/03/19/1290