Наверное, у многих – как у меня – есть предчувствие, что мир вступает в эпоху потрясений. Как относиться к этому? Как теперь жить?
Все, наверное, помнят строки Ф.Тютчева: «Блажен, кто посетил сей мир / В его минуты роковые! / Его призвали всеблагие / Как собеседника на пир. / Он их высоких зрелищ зритель, / Он в их совет допущен был/ — И заживо, как небожитель,/Из чаши их бессмертье пил!»
Красивые стихи. А сам их автор прожил очень благополучную, тихую жизнь. Видимо, ему не хватало как раз роковых потрясений.
Я же думаю, что больше всего не повезло тем, «кто посетил сей мир в его минуты роковые». Но не считаю, что счастье человека зависит только или главным образом от внешних обстоятельств. Не это главное. Главное – в нас самих.
Я родился в Кишинёве.
Хорошо помню наэлектризованные толпы на улицах города в первые годы перестройки. Наша соседка, молдаванка, тоже бегала на митинги Народного Фронта, где в распалённую толпу бросали жгучие лозунги, называя русскоязычных «мигрантами» и «оккупантами». Соседка была в восторге, что не мешало ей дружить с нами, семьёй «оккупантов».
Я помню, как мы с моим другом Мишей (он молдаванин) ходили на митинг Народного Фронта. Сцепившиеся локтями крепкие ребята не пропускали меня на площадь, почуяв во мне «оккупанта». Но Миша их убедил, что я хороший. Потом его куда-то унесло людским течением. Оставшись один, я продрейфовал ближе к трибуне, где стояли мои знакомые молдавские писатели. Меня окликнули. Я поднялся туда. Огляделся.
Громадная площадь представляла собой что-то вроде буйной палаты сумасшедшего дома. Искажённые лица, странные жесты, дикие выкрики. А на трибуне, в шаге от меня, стояли, самодовольно улыбаясь, солидные люди. Они ощущали себя Победителями.
И я подумал: «Что я здесь делаю?» И ушёл.
Помню, как я шёл по тихим, пустынным улицам родного города. Был летний вечер, солнце уже садилось. Так красиво, светло. И – ни одного человека во всём городе. Он будто вымер. Молдаване – на площади. Русские – попрятались. Я шёл по городу совсем один. И мне было хорошо.
Помню гигантские очереди в продуктовых магазинах, нервно-раздражённые, злые: тогда сахар давали по 1 кг , масло – по 200 г. Помню странное ощущение оторванности, отдельности от людей в очереди (я совсем не чувствовал того, что они) и в то же время жалости и близости к этим людям.
Помню, как стоял у окна Дома Печати – а мимо текла бесконечная человеческая река с молдавскими флагами. Все лица сияли, глаза блестели.
Помню пустые улицы города, по которым ветер мёл бумажки и мусор.
Потом люди стали уезжать. Сейчас из моих одноклассников там остались 2 человека.
А победители… Большинство из них теперь - гастарбайтеры: в Москве, Италии, Греции.
Молдова – самая бедная страна в Европе.
Я помню, как однажды вечером гулял по своей улице. Рядом остановился троллейбус, вышел человек, стал озираться по сторонам. Я догадался, что он из села. Кроме меня, никого не было рядом. Он подошёл и сразу ощетинился, услышав русскую речь. Будто ждал удара или оскорбления. Но я, не обращая на это внимания, спокойно объяснил ему, как найти то, что ему было нужно. Интересно было видеть, как он менялся на глазах, успокоился, улыбнулся, стал благодарить.
Нет, не было такого момента, ни одной минуты – чтобы я кого-то ненавидел, был озлоблен на кого-то. Так меня воспитала моя мама.
Тяжело жить в такое время, когда всё рушится. Но для человека главное - не то, что снаружи, а то, что внутри.
Мне очень помогла любовь к детям и своей профессии. Важно, чтобы человеку было чем жить, ради кого жить.
Мы никогда, ни одной минуты не выживали – мы жили. Трудно, тяжело, иногда мучительно. Но всё-таки жили.
Мне кажется, в «минуты роковые» особое значение приобретает всё то, что придаёт устойчивость нашему внутреннему миру: близкие, семья, друзья, любимые книги, дети, вера в Бога или какие-то высшие ценности (если это подлинные ценности). Но и в «нероковые минуты» - это тоже главное.
Человек, по-моему, может быть счастлив и тогда, когда земля горит под ногами.
А может быть несчастлив – в самое что ни на есть благополучнейшее время.
А ещё - может помочь понимание того, что это неизбежно, и не выпади этот ужас нам, пришлось бы пережить его нашим внукам и правнукам. И что это справедливо: мы не сумели сделать мир таким, чтобы в нём можно было долго и спокойно жить без войн и потрясений.
Хорошо сказал об этом Василий Гроссман: «Кое-что простится человеку, если в страшном мире он всё-таки Человек».
В этом смысле – нет разницы: мир или война, стабильность – или перемены. Стать Человеком и им остаться – всё равно трудно.
Не тираны и агрессоры придумали смерть и страдания. Ничего нового тут нет.
Когда умирала моя мама, я как-то заговорил с ней об этом. О том, что она больна безнадёжно, что нам нужно попрощаться, потому что она умирает. Ей показалось, что я её успокаиваю – чтобы она не боялась – и она сказала с великолепным презрением: «Я не боюсь смерти!»
Что может испугать того, кто не боится самого страшного?
Она ненавидела войну. И я её ненавижу. Но она пережила 2-ю мировую, - не испугалась бы и 3-й.
Мы, видимо, станем другим в ближайшие десятилетия.
Наверное, многие из нас не увидят, каким будет мир через 20-30 лет. Но всё в нашем мире по-прежнему зависит от нас, от людей. От того, какие мы.
И, как бы ни безумствовали люди вокруг нас, важно не забывать: они люди. Они заблуждаются – но они люди. И мы должны оставаться людьми.
В одной из книг Талмуда сказано: «Стремись быть человеком там, где нет людей». Где это? На необитаемом острове? Нет: там, где люди в массе своей потеряли человеческий облик. С ними ведь это часто случается.
Что ж: были уже столетняя война в Германии, истребление европейскими колонизаторами целых народов в Америке и Австралии, две мировые войны, Холокост и бесчисленное множество локальных войн.
А мы по-прежнему люди - и живём на Земле. И наша задача – не изменилась.