(фото из архива Частного клуба Алекса Экслера: Ереван начала 90-х)
Глава 2. Зима 1991-92гг
Тот звонок не был похож на другие. Она различала звонки, точнее звонивших и молчавших там, на том конце провода. Наверное, многие удивятся, но она точно могла сказать кто звонил. Сегодняшний звонок, конечно же, отличался. Ей показалось, что она уже слышала это дыхание.
«Что же он молчит? Ошибся номером или передумал?
В телефоне слышен характерный треск. Неужели и сейчас нас подслушивают? От новых властей можно ожидать чего угодно. Вон о политических убийствах народ говорит. В нашей стране ничего не утаишь – всё на виду.
Как сказал наш гениальный актер - Фрунзик Мкртчян, на своем 60-ти летии: у нас переворот не возможен, потому что кто-то откроет окно и громко на весь двор, окружённый пяти и более этажными зданиями, крикнет об этом.
Если бездарный писака может стать министром внутренних дел, м.да...
Но этот шум и треск слышен не при каждом телефонном звонке. Значит подслушивают не мои, а его телефонные разговоры».
Она смотрела из окна на город погрузившийся во тьму.
«Живу так высоко. Отсюда днем город виден как на ладони, а ночью понимаешь в какую тьму нас погрузили. Больно видеть, что нигде нет света. По безлюдным улицам ходить опасно. Стаи голодных бездомных собак могут появиться где угодно и днём, и ночью. Известны случаи нападения бездомных собак на человека не только в пригороде, но и в городе.
Однажды я стала свидетелем необычного явления, к счастью для нас. На моих глазах волк пересекал площадь в рабочем районе. Как всегда, транспорт отсутствовал, кругом люди пешком шли на работу. Волк решил, что для него безопаснее пересечь площадь по прямой, а не идти в толпе. В поисках пищи голодный волк забрёл на окраину города. Надо заметить, далеко забрёл – это густонаселенный район, здесь много предприятий, хотя большинство из них уже не работают.
Теперь и в центре города средь бела дня небезопасно. Стреляют в городе открыто - убирают людей неугодных новой власти и конкурентов.
Хорошо, что простые люди, не обременённые властью, не стали хуже. Пока.
В тот день стоял густой туман. Видимость - не больше метра. Сама не знаю чего это я решила через весь город прокатиться на трамвае? Поленилась с работы домой идти пешком. А ведь знала, что электричество могут отключить в любой момент и в любом месте. Но справедливости ради нужно признаться: когда я садилась в трамвай, туман был незначительный – практически не ощущался. Зимой рано темнеет. Сумерки сгустились. Фонари не горели. Как-то сразу туман стал непроницаемый – в окно трамвая ничего не разглядеть, кроме машины, которая очень медленно ехала рядом.
- Где мы находимся? – спрашивал водитель трамвая у сидевших за рулем, проезжающих мимо машин.
В тот вечер из-за тумана весь транспорт, в том числе, трамвай ехал очень медленно.
Проехав немного, водитель останавливал трамвай и говорил пассажирам возле какой остановки предположительно мы находимся.
- Выходите кому нужно, хотя я не могу точно сказать, где мы стоим в данный момент.
И отключили таки электричество, когда трамвай ехал по мосту. Хорошо, что мост близко от моего района, а не в центре города. Все вышли из трамвая и пошли. От моста дорога идет на спуск. Спускаться легче, чем подниматься. Шла на голоса людей, которые шагали впереди меня. Где же перекрёсток?
- Перекрёсток здесь, - объявил гаишник, который стоял рядом со своей машиной и включённой мигалкой, - кому направо идите в мою сторону.
Вот так и шла еле-еле в темноте по гололёду. Голоса идущих впереди людей умолкли. Возможно, они ускорили шаг или дошли до своего дома.
Со мной поравнялись двое мужчин.
- Девушка, держитесь за меня, мне долго идти. Возможно, нам по пути. Только бы не пропустить очередной перекрёсток, - предложил тот кто шел рядом со мной.
- Перекрёсток здесь, - объявил очередной гаишник, - кому направо идите в мою сторону.
Мы рассмеялись:
- Молодцы, хоть в такие дни людям приносят пользу.
Мне тогда повезло. Те мужчины жили на две остановки дальше моего дома. Они знакомы с моим братом. Довели почти до здания. Спасибо им.
Может, когда люди в одинаковом положении, лучше относятся друг к другу?
Утром можно наблюдать такую картину: подъехал долгожданный троллейбус, люди сели. Едва троллейбус проехал сто метров, как электричество отключили.
- Мужики, чуть дальше дорога идёт на спуск. Если немного толкнёте троллейбус, он своим ходом докатится до моста. Кому выходить на следующей остановке, выходите сейчас. Если троллейбус наберёт скорость, я его остановить не смогу, - предупреждает водитель.
Мужчины согласны и выходят из троллейбуса. Водитель опускает штанги, крепит их внизу и бежит в свою кабину. Мужчины дружно толкают троллейбус. Безрельсовый трамвай медленно приходит в движение.
- Садитесь быстрее, - кричит водитель мужчинам, которые уже забегают на ходу.
Троллейбус катится три остановки до моста. Дорога выровнялась. Там тоже нет электричества. Троллейбус останавливается под мостом.
- Всё, приехали. Кому пора на работу, выходите. Дальше придется идти пешком, - объявляет водитель.
Где ещё можно увидеть такое?
Где можно увидеть милиционера висящего вне автобуса или трамвая, держащегося за окно? Кто-нибудь изнутри обязательно держит висящего человека за одежду или за руку, если дотянется до него. Страхует, чтобы человек не упал. Люди не равнодушны, к счастью для нас.
Доезжаем до «куда-нибудь», хоть как, чтобы хоть чуть укоротить свой путь.
Водители автобусов экономят горючее. Если дорога ведет на спуск, водитель выключает мотор и автобус катится вниз на холостом ходу. Водитель заводит машину, если нужно остановить автобус. Впрочем, так же поступают водители любой машины. Это опасно для пешехода зимой, если гололед. Пешеход должен держаться подальше от трассы – идти по тротуару и быть начеку.
А ещё по дороге на работу часть пути можно проехать на метро. Я могу проехать на метро всего две остановки, зато сидя, потому что сажусь с конечной станции. Правда дважды пришлось долго ждать поезда, и на перроне скопилось слишком много людей. Я испугалась толпы и поднялась наверх – вышла из метро. Пойти пешком в тот момент сочла безопаснее для своего здоровья. Одна знакомая в давке покалечила ногу. Ее нога застряла между вагоном и перроном. Молодая женщина стала инвалидом.
Тьма пугает – дети кричат от страха и плачут, когда неожиданно ночью гаснет свет. Очень трудно успокоить ребёнка. Как объяснить двух или трёхлетнему малышу, почему нельзя включить свет? Хорошо, если есть фонарь под рукой. Тогда ребёнок, играя с ним, успокаивается.
Несколько раз племянница ночевала у нас – спала со мной. Чтобы ребенок трех лет не пугался ночью, поход в туалет мы с ней превращали в игру с фонарем.
- Нажал на кнопку: есть свет, нажал ещё раз - света нет, - давала ребенку поиграть с фонарем.
Это единственный способ не травмировать психику ребенка.
Стресс. С 1988 года мы постоянно живём в состоянии стресса.
Эта тьма давит. Хоть бы где-нибудь включили электричество – у кого-нибудь, пусть «левое», как в народе говорят.
Свет, как луч надежды. Где ты луч?
Добровольно отдали себя в руки команде негодяев. Их совершенно не волнует мнение народа.
Надо мной соседи смеются:
- Зачем пешком на работу ходишь? Хочешь со «слепым Левоном» весной сфотографироваться?
Власти цинично говорят: наберитесь терпения – скоро весна.
Люди анекдот рассказывают: весной сфотографируемся – все те, кто остался жив и не покинул страну.
Действительно, зачем я двенадцать остановок пешком хожу на работу? Зачем?
То, что мой шеф называет: «зря платой», а я ему на армянском «ахкатаварц» (плата бедняку) – её даже на сухой хлеб не хватает. Да и что за хлеб продают нам эти негодяи? Это мокрое тесто из не-пойми-чего. Впрочем, и этот хлеб трудно купить – за ним очередь, давка. Нам повезло – у нас дружные соседи. Наш сосед работает на хлебном заводе. Приносит в каждую семью один матнакаш (традиционный армянский хлеб).
Брат сегодня пришел сердитый и меня обвинил в том, что я эту команду поддерживала.
- Чудовище на должности премьер-министра отправил обратно самолёт с продовольствием, который уже приземлился в аэропорту и ещё один находился в воздухе, - рассказал мне брат. – Как назвать того, кто в голодную республику не впустил продовольствие? Армяне в России купили продукты и отправили нам эти два самолета.
- «Они у меня разрешение спросили?» - заявил этот гад в аэропорту.
- Чудовища! Вот кого вы выбрали! – бросил мне брат. – Взятку негодяю не дали!
В гневе брат меня не слушает. Я не ходила на эти митинги. Толпа меня всегда пугала вообще и тогда особенно. От любой толпы – кричащей, угрюмо молчащей или молчаливо кивающей, жди беды.
Да, на выборы пошла, потому что надеялась на лучшее. Звучали красивые обещания. Мы выбирали людей с высшим образованием. Искренне радовались, что президент владеет несколькими языками.
Как сильно нужно презирать своего избранного президента, чтобы называть его: «слепой Левон»?
Даже сигареты (LM), которые он курит, народ презрительно называет: Левона Мать.
Я хожу пешком двенадцать остановок, а папа ходил в два раза больше, и зря. Он работал водителем в автобусном парке, расположенном практически за городом. Водители соглашались покупать горючее за свой счёт, лишь бы работать.
Откуда горючее? Наверно, с Кавказа. Но директор автобусного парка категорически против выхода автобусов по своим маршрутам.
- Я не хочу, чтобы меня убили, как начальника железнодорожного управления, - заявил директор.
(этот человек теперь - двадцать лет спустя, занимает более высокую должность – власти оценили его преданность: как прежние, так и нынешние – примечание автора)
И папа вышел на пенсию.
Что же получается: приказом сверху останавливали жизнь в республике?
А ведь есть люди, которые их оправдывают и во всем винят войну.
Ну да: «кому война, кому мать родна». Папа прав, вспоминая эту фразу. Наш руководитель обогащается, месяцами задерживая нам зарплату. Нас обманывает, что деньги не перечислили, а сам вместо денег получает товар от предприятия.
Весь товар ходовой: сигареты, макароны, конфеты, консервы, мыло и прочее – результат работы пищевой промышленности. Всё это товар, который никогда не залёживается, тем более, в военное время. Наша организация допотопную бухгалтерию предприятий пищевой промышленности переводит в персональные компьютеры. У меня есть работа пока эти предприятия работают.
Одно радует на рабочем месте. Чтобы компьютеры работали, там всегда есть электричество. Зимой мы иногда самодельную электроплиту включаем, чтобы согреться. На той плите готовим кофе и чай. У этого предприятия есть свой движок – генератор, на случай отключения электричества из общей сети.
Если напряжение в сети слабое, приходится отключать плиту, чтобы компьютеры работали. Так что зимой не всегда удаётся согреться.
Нужно отвлекаться от мрачной действительности, вспоминая лучшее в своей жизни, чтобы успокоиться и заснуть – завтра опять пешком на работу. Где-то нужно взять силы, чтобы дожить до лучших времён.
А они наступят?
И сегодня дотащилась до дома. Села на диван и уснула. Мама разбудила, чтобы я поела. Передо мной стояла тарелка супа – сочинение из того, что нашлось в шкафах.
Крик «ура!» в соседних домах, как предупреждение: скоро и нам дадут свет, нужно быть готовыми к этому событию.
Когда включили электричество, началась суматоха - включили мотор и пошла вода. Для высотных зданий это очень важно. Мы набирали воду во все ёмкости и включили все кипятильники. Потом я купалась, мама приносила кипяток. Пока я купалась, мама варила суп, а папа следил за кипятильниками и налил кипяток в термос. Потом и они купались, при этом в ванную набирали воду - ее должно хватить на неделю.
Так в каждом доме. Чем больше семья, тем больше суматоха. Нужно успеть сделать многое пока есть электричество.
Отключили свет и все стихло. Почти всё успели. Хорошо, что волосы короткие. Иметь длинные волосы в таких условиях непозволительная роскошь.
Когда в следующий раз будет свет? Неизвестно. Два часа в неделю уже становится нормой. Главное, воды хватит на несколько дней. Потом придётся таскать воду вёдрами. А без лифта... В нашей семье это обязанность папы, потому что мама упала и сломала кисть. Меня к этому не привлекают. Пока я дотащусь до дома уже совсем темно. Да и сил во мне всё равно нет. Утром на работу идти на спуск, а возвращаться – та же дорога идет на подъём. По пути стараюсь не вспоминать, что лифт не работает, и мне подниматься на девятый этаж.
В каком веке живём?
Зимой намного хуже – холод, на улице гололёд, а дома нет никакого отопления. Спим в одежде. Я сплю в водолазке и колготках. Зато утром почти одета – нужно лишь натянуть свитер и брюки. Мама встаёт на час раньше, ставит чайник на керосинку. Керосинка чугунная, ей не меньше ста лет. За час чайник вскипит. Пью стакан чая и пешком иду на работу.
Лёня, что же ты? Как ты мог допустить это? Почему о таком серьёзном оружии знают все? Почему мне на работе коллеги заявляют о тебе? Почему даже водители в гараже автобусного парка знают об этом оружии?
При этом ещё и анекдоты о шпионах рассказывают:
- Оника знаете? - спрашивает незнакомец, прибывшего вслед за Оником, чтобы проверить его работу.
- Который шпион? Да, он возле аптеки живёт, - отвечают жители города.
Это юмор жителей Гюмри. Вот куда докатилась весть о секретном оружии – считай вся Армения знает.
Тьма давит, будто хочет поглотить нас всех и сразу. Нужно вспомнить молитву. Нужно вспомнить и повторять её перед сном:
Отче наш...».
Глава 3 - http://www.proza.ru/2014/03/19/840