Любовь... и помидоры

Ирина Антипина
Помидоры удались на славу! Я выползала из теплицы, держа в руках  синюю миску, наполненную  ярко-красными с лакированными бочками огромными плодами.  Из теплицы тянуло прогретым за день, влажным  и терпким запахом паслёновых. Солнышко еще слегка пригревало, было тихо и безветренно.

За  дощатым забором, будто старое огородное пугало, маячила тетя Шура, плотная, закутанная в теплую  нелепую шаль соседка.

- Тетя Шур, смотри, какие помидоры в этом году уродились, прям граммов по девятьсот будут… Красный гигант называются. Угощайся…
Тетя Шура, повертела у виска заскорузлым пальцем.

- Вам, городским, - она смачно сплюнула на землю подсолнечную шелуху, - заняться нечем… Куда ж  такие вырастила? Они же в банку не лезут…
Однако помидориной, размером с небольшую  детскую головку, не побрезговала, взяла.

Я вошла в дом и занялась приготовлением ужина. Салат из свежих овощей получился -  пальчики оближешь. А на горячее – жареные белые грибочки в сметане. Муж с утра сбегал в соседний лесок, приволок  целую корзину. Славные такие боровички, один к одному. А ведь и  в правду хорошо иметь домик в деревне – все продукты под рукой: салатик, укропчик, кабачки-малышки, огурчики да помидорчики. Ешь, не хочу…

Мои гастрономические рассуждения прервал громкий стук в окно и старческий, скрипучий басок тети Шуры:
- Пока ты тут у плиты толчешься, там, на задах, Зинка-колдунья  твоего мужика охмуряет…

Ох, уж мне эти деревенские страсти! Зинка-колдунья, так ее кличет вся деревня, давно положила глаз на моего красавца мужа. Вернее, красавцем он был давным-давно, в глубокой молодости, когда еще служил в армии  и летал на штурмовиках: летчик-ас. А сейчас это просто военный пенсионер, бывший полковник, моложавый ухоженный мужчина. Разница в годах у нас с ним приличная: почти двадцать лет, но в супружеской жизни возраст, оказывается, совсем не главное. Важны даже не страсть и любовь, а взаимопонимание, уважение и доверие. Главное, глядеть в одну сторону. Хотя в нашем случае и любовь, и страсть присутствуют до сих пор. Не стареют…

- Да Бог с ней, тетя Шур, пусть потешится. Каково ей без мужика-то…
- Нет, ты, девка, сбегай туда. Разгони их… Ишь, повадилась. Ты ведь как уедешь, она тут как тут… Полковника баба захотела… Губенки раскатала…
Так, пришептывая и приволакивая изуродованную подагрой ногу, тетя Шура подалась в магазин за бутылкой. В нашей деревне все любят выпить «с устатку», а в такой  тихий теплый вечер  и впрямь не грех пропустить рюмочку-другую. Зинаида, наверное, тоже в магазин направлялась, но, углядев через забор предмет своего вожделения, завернула к нам на зады, с чужим мужем пообщаться.

Зинку в деревне не любили. Острая на язык, завистливая и мстительная, она уже давно перессорилась со всей деревней. Когда Зинаида входила в магазин – центр деревенской культуры – все  разговоры разом стихали. Да и детей мамаши спешили оттуда увести  побыстрее: сглазит ещё, не дай бог…

На задах муж колол дрова. Президентская программа газификации до нашей деревни ещё не дошла  и не дойдет, наверное, никогда: вот и приходится весной и осенью топить дровами печь-голландку. Да и баньку истопить,  березовые дровишки в самый раз будут. Муж, высоко взмахивая хорошо правленым топором, лихо расправлялся с березовыми чурбаками. Раз! И полено пополам. Еще – раз! И вот уже аккуратные поленца разбросаны вокруг него веером.

Зинка с завистью и  удовольствием смотрела на оголенного по пояс сильного, не старого еще мужчину. Торс у моего мужа был ну просто классический, ему  мог бы позавидовать даже какой-нибудь начинающий культ-турист: накаченные мышцы рельефно выступали сквозь деревенский загар, заставляя Зинку сглатывать слюну. Права была тетя Шура: раскатала Зинка губенки.

- Зин, пойдем в дом, помидорами угощу, вкуснющими, - ласково так обратилась я к своей деревенской сопернице.
Зинаида нехотя оторвала взгляд от созерцания моего Аполлона и, шаркая ногами, побрела за мной в дом.

- Смотри, какие  шикарные помидоры у меня в этом году выросли, просто гиганты какие-то, - похвасталась я.
Зинаида неодобрительно посмотрела на плоды моих рук и, растягивая слова, проговорила:

- Ну, и зачем они тебе такие… Они же в банку не лезут…
- Вы что, с тетей Шурой сговорились, что ли. Ну не лезут, и что? Зато смотри, какие красавцы. По килограмму каждый.

Зинаида вздохнула и села за стол.
- Налей, что ли, водички, что-то  в горле пересохло.
Еще бы не пересохнет… У меня и самой, когда я смотрю на своего обнаженного мужа, в горле пересыхает и дыхание учащается.
- Давай-ка  лучше чайку с бальзамчиком… Пока там Саша дровами занимается, мы с тобой посидим, чаю попьем, поболтаем.
Я заварила чай, выставила креманку с конфетами, достала бальзам. Зинаида внимательно, не мигая, следила за моими движениями.

- Послушай, Вер, тебе сколько лет?  - встрепенулась она.
- Да почти сорок пять. Скоро опять ягодкой  стану…  А что?
- Да вот смотрю я на тебя и не понимаю, чего ты, такая молодая, красивая, да за старика замуж вышла. Тебе бы кого-нибудь помоложе.
Ага, думаю. А тебе  бы моего Александра.
- Да был у меня помоложе, ровесник.  Так он от мамкиной юбки до сих пор оторваться не может. Сущий ребенок. А Сашино поколение совсем другое: я за ним, как за каменной стеной…
- Нет, ты не понимаешь, - ворчливо проскрипела Зинаида, - твоему Саше нужно не в Москве жить, а в деревне… Вишь, какой рукастый…
- Да не волнуйся ты так, Зин. Ему и в Москве  есть куда руки приложить. Он без дела не сидит и на диване с пивом  и газетой не валяется. Мужик, одним словом… Настоящий мужик, крепкий.

Зинаида закусила губу. Она с  шумом прихлебывала горячий  чай,  откусывая от шоколадной конфетки крохотные кусочки. Её узловатые, натруженные руки нервно теребили шуршащий  конфетный фантик. А на сморщенном, выжженном солнцем, коричневом лице читались боль и страдание.

Да, быстро стареют деревенские женщины. Зинаиде нет еще и шестидесяти, а выглядит она лет на десять старше. Замужем моя соперница никогда не была, детей не рожала, но злые языки  поговаривают, что без  абортов  и она не обошлась. Были у неё романы,  и страстные, говорят, с битьём окон и жестоким мордобитием. Приходили Зинкины товарки за своими мужьями к  молодой, крикливой продавщице, отношения выясняли на кулаках да с булыжниками. Небольшой шрам на Зинаидином лице, наверное, след от тех былых деревенских страстей.

- Ну, ладно, я пойду, - вздохнула Зинаида, - мне еще в магазин надо, за хлебом.
Зинаида ушла, а я принялась накрывать на стол и ждать Сашу к ужину...

Вечер пролетел незаметно: телевизор, книжечка, стакан кефира. Когда я в полночь стала  укладываться спать, почувствовала легкое покалывание в руках и ногах. В голове зашумело. В какой-то странной тоске заныло, затрепыхалось сердце. Александр, испугавшись моей бледности, трясущимися руками отсчитывал по каплям  валокордин, прикладывал грелку к ногам, тащил горячий, сладкий чай… Ничего не помогало: дрожь не унималась, голова раскалывалась от боли.

И здесь  я вдруг вспомнила, как в первый год моего пребывания в статусе новой жены Александра Петровича нас, на правах соседки, навестила Зинаида. Она принесла пироги, какую-то незамысловатую закуску, конфеты. Познакомились… Выпили… Отведали пирогов… Попили чаю… А ночью Александр отвез меня в районную больницу с тяжелым сердечным приступом…

- Саш, - сквозь боль и слезы прошептала я, -  помнишь,  в прошлом году, когда  я упала возле цветочной грядки, буквально на ровном месте,   а потом полгода лечила колено, тоже  ведь Зинаида приходила. Помнишь?
- Верочка, ну что ты,  не говори глупостей.  Ты же умная женщина. Что ты за Шурой небылицы повторяешь.
- Небылицы, говоришь… А  со мной  после Зинкиных визитов обязательно какая-нибудь гадость случается.
Саша гладил мою руку, поправлял одеяло, подушку – заботился, одним словом. Облегчения мне это не приносило.

- Все, Саш, не могу больше. Вызывай скорую.

Скорая примчалась на удивление быстро. Это вам не Москва с постоянными пробками и припаркованными как попало машинами во дворах. Дорога из райцентра прямая, машин ночью почти нет: фельдшер из районной больницы доехала до нас минут за пятнадцать. Померила давление, вколола магнезию с димедролом, еще чего-то и села с Сашей на кухне попить чаю. Прощаясь с докторицей, Саша все пытался всучить ей деньги за визит. Милая женщина отшучивалась и отнекивалась. Точно, не московская скорая.

- Ну возьмите хотя бы помидорчиков, посмотрите, каких красавцев я вырастила, больше килограмма каждый будет, - повеселевшим голосом предложила я.

Фельдшерица внимательно посмотрела на россыпь  овощей на моем столе и на полном серьезе проговорила:

- И зачем вы такие помидоры выращиваете? Они же в банку не лезут…