Мне встретился Толя Верболозов. Мы с ним так, чтобы сказать, тесно не дружили. Какая там дружба может быть? Мне – за семьдесят, ему – до тридцати. Но когда-то вместе работали.
- Как дела, Толя?
- Да вот… Инвалид я теперь.
- Жалко, - сказал я. – Ты был такой мастеровой парень…
- Да, жалко. Левая у меня была толчковая.
Я вспомнил, что Толя часто отпрашивался с работы на соревнования. Он был кандидатом в мастера по прыжкам в высоту.
Он поднял на десять сантиметров штанину левой ноги. Я увидел протез. Это была аккуратно выстроганная и отполированная колодка из твёрдого дерева цвета загорелого тела. Толя сказал:
- С протезами проблемы. Так я сам сделал. Из груши. Года три назад на даче спилил толстую ветку груши. Вот она высохла хорошо. И пригодилась.
- Как же ты ногу потерял? На соревнованиях?
- Соревнование, дядя Коля, было что надо. Ехал я на дачу. Занял очередь в автобус. А человек через тридцать от меня стоял в очереди Иван Гансов.
- Знаю я этого бугая, мерзавца. Он когда-то в механическом цехе работал. Был у нас нормировщик с одной рукой, Бронислав Михеевич. Так он, падлюка, схватил его за единственную руку и стал выкручивать. А он здоровенный, силища как у нечистой силы. Ну, мужики отбили Бронислава Михеевича. И сошло Ивану с рук. Он вообще людей никогда не признавал, всех ни в грош не ставил. Только себя любил. Жаднючий, как собака. Вместо десяти соток прихватил пятнадцать. За счёт лесопосадки. И на даче засовывает на леске в норы к хомякам рыболовные крючки-тройники. Потом вытаскивает бедных «вредителей» со злорадной усмешкой и с наслаждением убивает. У нас десять соток. Хомяков я не убиваю. И ты знаешь, Толя, хватает и им, и нам. Они ведь лишних едоков изгоняют с участка. Да… Так что сделал Гансов?
- Когда я зашёл в автобус, сидения были свободные. Ну, сел я у окна на одинарное сидение. Когда Гансов вошёл, свободных сидений уже не оказалось. Так он, проходя мимо меня с палкой, изо всей силы так ударил меня по ноге торцом этой палки. А там, на конце, был заострённый штырь толщиной миллиметров шесть и выступал из палки на пять сантиметров. Пробил он мне ногу насквозь выше пальцев. На подъёме. Сначала боль была адская. Потом угомонилась.
- Ну, а ты что?
- Я бы, дядя Коля, его не одолел. Я подавил в себе ярость. Сделал вид, что ничего не произошло. Хотя Гансов с трудом выдернул из моей ноги штырь. Решил не поднимать шума, не привлекать внимания пассажиров, чтобы не было потом свидетелей, так как приговорил его к смертной казни. Никто не догадался. Мирно доехали. Я прихромал на свою дачу. Промыл рану. А штырь-то у него был ржавый и грязный. Чувствую, нога начинает пухнуть. Пришёл на остановку автобуса. А там Гансов сидит на лавке. И злорадно говорит: «Ну, что, солдатик, больно? Так тебе и надо. Старшим следует уступать место». Не знал, сука, что он уже мертвец.
- Кое-как доехал домой. Жена вызвала скорую помощь. Привезли в травматологическое отделение. Ни жене, ни хирургу не сказал правду. Мол, напоролся на гвоздь. А там молодой хирург вместо того, чтобы почистить рану, уколоть какие-нибудь там антибиотики, сделать переливание крови, что ли, сказал: «Гангрена». И отрезал ногу по щиколотку…
Анатолий задумался. Замолчал.
- Казнил? – спросил я.
- Казнил, подлеца. Жуткой смертью он у меня подыхал.
- Как же это ты?
- Рана у меня зажила. Выстрогал я себе из груши протез. Шарнирно прикрепил. Пружины вставил, резинки. Короче, легко хожу. И что протез – незаметно.
- Как же ты его убивал? Он же, бугаяка, здоровый, силища там. Он мог тебя убить.
- Долго думал, какое выбрать орудие мести. Огнестрельное оружие я сразу отмёл. У меня не было ни пистолета, ни ружья, ни патронов, ни пороха. И достать перспективы не было. Да и шума много от выстрела. Смертельный яд я мог приготовить. Мама в детстве в лесу показала: «Смотри, Толя, вот ядовитое зелье великой силы. Не бери даже в руки». Но как ему дать яд? Изготовить шпагу? Не подходит. Если не убью сразу, то он меня убьёт. И тогда я сделал из стального прутка диаметром шесть миллиметров короткую стрелу длиной пятнадцать сантиметров. Утяжелил наконечник крылышками, которые при движении вперёд складываются, а при попытке вытащить – растопыриваются. Решил опробовать у себя на даче, чтобы наверняка. Вставил я стрелу в ствол самодельного пистолета, сжал пружину кривошипом, потому что рукой её не сожмёшь. Выстрелил в древесноволокнистую дощечку пятимиллиметровой толщины, сложив в два слоя. Стрела прошила двойную дощечку насквозь с лёгким шорохом. Я оделся в специально привезённую на дачу одежду тёщи, завернул в тряпку арбалет, надел тёмные очки… Подошёл к нему на полтора метра. Он меня не узнал. Ну, а там… Я рассказал об этом только вам. Даже жене не сказал. При ссоре она может меня выдать. Однажды по пустяку она меня выдала. Сосед Димка Орлов из инструментального цеха посадил яблоню в метре от границы. Говорю: "Димка, пересади, пока не выросла". "Пересажу", - говорит. Так и не пересадил. А она ко мне все ветки выгнала. Ну я срубил эту яблоню. Димка в милицию заявил. А у меня алиби. А жене сказал. Так через полгода она сказала Димке. А тот в милицию. Уплатил штраф. Жена говорит: "У себя деньги украла. Лучше бы тебя посадили". Или будет всю жизнь шантажировать.
- Зачем же ты мне рассказал?
- Месть сладка, когда о ней знает ещё кто-нибудь.
- Куда попала стрела?
- В горло. Он сгоряча рванул.
- А крылышки распороли глотку? - попытался угадать я.
- Да. Ну, бывайте здоровы, дядя Витя.
- Бывай и ты, Толя.