Мое детство пришлось на пору, которую политики брезгливо назовут «периодом застоя». Возможно, потому то время ассоциируется у меня с ощущением покоя и безмятежности. Никто еще ничего не перестраивал, не ускорял. Это было то нереальное время, когда дети безбоязненно выходили на улицу не опасаясь маньяков, наркоманов и серийных убийц. Моя бабушка охотно отпускала меня гулять на весь день с уговором: вовремя приходить обедать и ужинать.
Летом часть моих подружек разъезжалась на каникулы. Я же не любила ездить ни в пионерлагерь, ни в деревню, а в экспедиции и турпоходы родители и сестра меня почему-то не брали. Для меня были все радости жаркого большого города. К тому же летом к бабушке, живущей в нашем доме, приезжала из Черниковки моя любимая подруга Юлька, а она стоила всех уехавших на каникулы ребят, вместе взятых!
Двор и его окрестности таили бесконечно удивительный мир. В доме было сто квартир. Я знала всех обитателей дома и их краткую биографию. Я дружила со всеми уличными собаками и кошками. Ставила дворовые спектакли. Исследовала все близлежащие стройки и частные фруктовые сады, тайком пробиралась в районную музыкальную школу – помузицировать на фортепиано. Была «классным ассом» - замечательно играла в классики всех размеров и форм, лечила и кормила зверей, наблюдала за жизнью насекомых, сажала цветы и воровала с грядок морковку в соседнем детском саду, дралась с противными девчонками из деревенского интерната и бегала в ближайший продуктовый за ежедневными ирисками...
Летом начинался сезон дач. В августе поспевали помидоры. Папа приносил корзины бычьих сердец. Спелые плоды он относил на кухню бабушке, а зеленоватые и розовые укладывал на свой широкий старый шифоньер. Там, наверху хранились кипы старых журналов. там была моя и только моя территория! Я забиралась на деревянную теплую поверхность шифоньера, удобно укладывалась на живот и принималась поглощать неспелые, но сладкие плоды, листая сухие пыльные страницы «Юного натуралиста». Здесь меня находил мой кот Васька и запрыгивал наверх, победно задрав хвост, как бы говоря: видишь, я тебя нашел!
Ваську в виде грязного худого комочка шерсти я когда-то отняла у пацанов на улице и принесла домой. Он неусыпно охранял свою территорию. Время от времени наглые чужаки через соседский балкон нарушали границы дозволенного и оказывались в нашей квартире. Здесь их ждала смертельная схватка с Василием. И всегда хвостатые вторженцы вопя и теряя клочки шерсти позорно улепетывали восвояси. Лишь однажды Василий растерялся при виде нарушителя. Это был воробьиный птенец Чив, которого мы с сестрой подобрали во дворе под кустом на улице. Кот выбрал момент, пробрался в комнату к воробью и захотел поближе познакомиться с гостем. Желтоклювый птенец воинственно растопырил крылышки и пошел в атаку. Кот удивился и отступил. Он никогда не обижал маленьких...
В детстве у меня было любимое дерево - старый тополь, он рос за нашим домом и верхушкой достигал небесных высот. Каждый день летом я приходила к нему, допрыгивала до нижней пологой ветки и забиралась наверх. Там я уютно устраивалась между стволом и толстыми ветвями на высоте четвортого или пятого этажа и принималась наблюдать течение жизни вокруг себя. Внизу подо мной шли люди. Иногда они поднимали взгляд вверх, обнаруживали меня высоко в листьях и с ужасом призывали «немедленно слезть», грозя пожаловаться родителям. Я снисходительно смотрела на них сверху и качала головой: им был неведом тот восторг, что охватывал меня на дереве. Мысли обретали высоту и беспредельнось и в какой-то момент даже окончательно исчезали... Насладившись видом и неземным состоянием, я аккуратно спускалась вниз, одергивала платьице и бежала по своим делам.
Время от времени тишину наших дворов пронизывала душехватательная мелодия: где-то двигалась похоронная процессия. Тягучий вой духовых, прерывающийся металлической россыпью ударных, таил неодолимый призыв бросить все и бежать на эти манящие звуки. Похороны вызывали у нас, ребят, живой интерес: краснолицые музыканты со значением дули в трубы и энергично ударяли в тарелки, лица усопших выражали отстраненность и умиротворение, а за процессией тянулся длинный след из притоптанных свежесрезанных цветов.
Атмосфера ритуала прощания с незнакомыми нам людьми увлекала, не побуждая задуматься о связи жизни и смерти, но однажды мне было дано ощутить зыбкую грань, отделяющую одно от другого.
В нашем дворе жил мальчик Сережа. Он любил бегать на соседнюю стройку – наблюдал за работой подъемных кранов. И вот в один страшный день с крана оборвалась и полетела вниз бетонная свая...
Мы, дети, узнали о происшествии в день похорон мальчика. Люди стояли у подьезда, ждали: «Сейчас его вынесут!» - услышала я. Из его квартиры на втором этаже несся плач. «Это Сережа плачет?» - простодушно спросила я. «Вот глупая! - посмеялись более взрослые ребята. – Как же он может плакать? Он же умер!» «Понятно, подумалось мне, смерть – это когда ты вроде бы еще здесь. Но уже никогда не сможешь плакать...»
Нам, детям, строго-настрого было запрещено даже думать в сторону строек! А район был молодой и стройка практически окружала наш дом. Более того, в какой-то момент от нашего просторного двора оттяпали солидный кусок и возвели на этой территорией детский сад улучшенной конструкции: три корпуса, цветники, беседки и различное оборудование для детского спорта. Так как это учреждение возвели на территории нашего двора, я считала справедливым, если мы, дворовые дети, будем пользоваться всеми этими замечательными вещами. Но как видно, руководство сада так не считало: его обнесли черным чугунным забором и наняли злобных сторожей. Однако соблазн был непреодолим. Оснащение нашего двора оставалось... никаким, не считая разбитых качелей и песочницы, которую одинаково часто посещали дети, кошки и собаки. Чугунный забор не был для меня препятствием. Я его перемахивала четырьмя различными способами и шла осваивать спортивный инвентарь. Турники я освоила очень хорошо и крутилась на них даже в тяжелой шубе. На турнике-то меня и подкараулил вероломный сторож, притаившийся за высоким сугробом. Он выскочил неожиданно и набросился на меня, но я не напрасно упражнялась в силе и ловкости: какой-то вихрь подхватил меня, я в три прыжка очутилась у забора, перемахнула через него и уже мчалась по направлению к подъезду! А вдогонку неслись крики этого ужасного дядьки, охранявшего детский садик от детей...
Посещать территорию детсада стало небезопасно: рассказывали, что страшные сторожа хватают детей и тащат к еще более страшной заведующей, и что они там с детьми делают – никто не знал... Приходилось удваивать бдительность, но отказаться совсем от этого замечательного места было невозможно, особенно летом. Весной почву у забора засеивали семенами, и все лето из земли торчали манящие чубчики свеклы, редиски, морковки. Мы как-то сразу поняли: на этих грядках растут самые вкусные на свете овощи!...
Летом в садике не было детей, а вот сторожа, увы, оставались, нам удавались лишь короткие набеги, и мы с трофеями возвращались во двор.
В соседнем доме жила Тома, которая мне очень нравилась. Это была уже взрослая, очень уверенная в себе модная девушка. У нее были высокие каблуки и короткие юбочки, все это страшно шло ей. Она регулярно выгуливала свою огромную серьезную собаку – мраморного дога. Хозяйка и пес одинаково царственно ступали по тротуару и притягивали всеобщее внимание. В один из дней старшая сестра Томы выходила замуж. В открытые окна неслись крики «горько», из подъезда попеременно выходили нарядные веселые люди - покурить. В какой-то момент гости с молодоженами высыпали на улицу. Заиграли гармонисты, Тома пустилась в пляс. Ее каблуки так задорно отстукивали по асфальту, а юбочка так зовуще кружилась, что все вокруг забыли о женихе с невестой, обступили Тому и восхищенно хлопали ей в ладоши... всем было ясно, кто здесь самая красивая девушка.
Я приходила домой, накручивала из своих длинных кос на голове башенку «как у Томы» и тайком доставала мамины туфли на шпильках. Эти туфли были сказочно хороши! Тонкой бордовой замши, с золотой строчкой, с узким длинным носом, мама надевала их очень редко, а я украдкой вынимала их из коробки - просто полюбоваться! Туфли, увы, были мне велики, да и в любой момент могли появиться взрослые. Я возвращала сокровище в коробку, шла в детскую и заталкивала в колготки кубики. Я помещала кубики под пятку - имитировала обувь на каблуке. Ходить было неудобно и больно, зато на минуту можно было ощутить себя взрослой интересной дамой...
В соседнем подъезде нашего дома жил Урал. Это был высокий молодой человек неземной красоты. Он всегда был тщательно выбрит и носил белую рубашку. Он всегда возвращался домой в одно и то же время, и я конечно, всегда оказывалась рядом – играла в классики. Урал окликал меня по имени, подхватывал на руки и подбрасывал в воздух. Сердечко обмирало от высоты и восторга, я радостно смеялась и понимала абсолютно четко: вот она - настоящая любовь!
В жизни любовь обычно заканчивается свадьбой. Так получилось и у нас: Урал в конце концов женился и переехал куда-то.
Урал уехал, но жизнь продолжалась, и в ней порой случались увлечения. Я частенько выходила на балкон и с высоты третьего этажа наблюдала за происходящим на улице. Нередко под балконом на большой скорости проносились велосипедисты – это резвились мальчишки из соседнего двора. Один из них, Толик, мне нравился. Но на меня обращал внимание не он, а его приятель. Приятель казался старше и, кажется, был у велосипедистов заводилой. Он выписывал захватывающие пируэты и мчался обычно впереди всей компании. Он подолгу стоял на своем балконе и смотрел в мою сторону. Но мне все равно почему-то больше нравился Толик, который был увлечен только своими гонками, и я с трудом удерживалась от желания бросить что-нибудь под колеса его велика... ну хотя бы самодельную водяную бомбочку.
Детские годы, как и положено, были наполнены волшебством. Но однажды наступило лето, и я вручную перешила свой сплошной купальник на раздельный.
Так закончилось детство и началась новая пора в жизни. Но это, как пишут в исторических романах, совсем другая история.
на фото: наша дворовая команда(неполный состав))