Рассказы Борисыча

Николай Белых
Есть у меня друг. Много лет мы вместе ходим в лыжные походы. А летом наши дороги расходятся. Я еду на велосипеде, а он уходит на сплав. Друзья зовут его просто – Борисыч. В дни юбилеев – Сергей Борисыч. Краткая его характеристика: Добрейший, умнейший, щедрейший и старейший в нашей группе. Нашему командиру он по возрасту годится в отцы, хотя и учился с ним в одном классе. И он великолепный рассказчик. Многие его истории, на мой взгляд, так и просятся быть напечатанными. Вот я и сижу, печатаю, стучу двумя пальцами практически диктофонную запись его рассказа:
«В начале восьмидесятых годов в туристических журналах прошла информация, что в связи с завершением строительства БАМа появилась возможность заброски во многие, ранее недоступные районы Восточной Сибири и, соответственно, возможность освоения туристами - водниками многих новых рек.
Мы тогда уже хорошо походили по Якутии. Прошли Гонам, Нижнюю и Подкаменную Тунгуски и теперь вот спланировали  сплав по Витиму. По описанию в журнале мы забрасывались из Улан-Удэ самолетом на речку Амалат, проходили ее, затем известная спортивная речка Ципа с пятерочными порогами, затем Витим, и выход из района путешествия на БАМовской станции Витим.
Речь в рассказе не о самом походе, а только о вылете в район путешествия и о возвращении домой. Поэтому логично будет разделить рассказ на две части. Итак, первая часть рассказа.

Досмотр.

Почему-то у нас в стране действует такой глупейший закон, что нельзя провозить холодное оружие. А как туристам, скажем, без ножей? И милиция знает, что у туристов обязательно есть ножи и шмонает их безбожно. Ценнейшие, иногда прямо произведения искусства, ножи конфисковывают. На работу виновному шлют милицейские протоколы. Вылет или выезд группы задерживается, а иногда поход вообще срывается. Короче масса неприятностей. Вот и прячет бродячий народ свои самоделки, кто как придумает.
Тогда в Улан-Удинском аэропорту только-только появились на досмотре багажа телевизоры. И это было для нас неожиданностью, мы готовились к обычному шмону. Стоим ночью в очереди на досмотр, чтоб загрузиться в АН-2 и улететь на Амалат. Вся группа благополучно прошла досмотр, и наша куча рюкзаков лежала сразу за пропускным ограждением. Я иду последним. А в рюкзаке у меня, в мешке с сухарями были спрятаны два великолепных ножа, и они четко высветились на экране  монитора. Милиционер, предчувствуя добычу, радостно заявляет: «У вас в рюкзаке ножи».
Что делать? Во-первых, жалко ножи, мне их делал под заказ знакомый умелец. Ножи – ценные. Во-вторых, и главное, вылет, а значит и весь поход под угрозой срыва. Я нервы в кулак и начинаю играть дурака, улыбаясь, говорю: «Нет, ваш телевизор ошибается, никаких ножей нет. Это, наверное, конструктивные железки от рюкзака». Меня приглашают к столику, и я начинаю распаковывать рюкзак, трясти тряпками, отвлекать внимание от мешка с сухарями, задвигаю его подальше. Милиционер устало командует укладывать все назад в рюкзак. Я тяну резину, запихиваю все, кроме мешка с сухарями. Тащу рюкзак назад к телевизору и незаметно даю товарищам знак. Они быстренько, пока милиционер стоит спиной, хватают мешок с сухарями-ножами и бросают его в общую кучу. Процедура сканирования повторяется. На этот раз на экране ничего не высвечивается. Милиционер моргает и трясет головой, лицо его вытянулось и пошло пятнами, чувствует, что как-то его надули. Зовет старшего офицера. – Вот, говорит, - Только, что в этом рюкзаке были два ножа. Снова, уже вдвоем и сами лично перебирают мои манатки. Естественно ничего не находят. Заставляют меня пройти через магнит. Чисто. Надо было видеть их сердитые физиономии. Но видно, неплохие были мужики. Говорят: «Ну, парень, ну, ты фокусник, расскажи, Кио, что сделал. Клянемся, не отберем ножи, ничего не будет, только скажи». – Да, не было, говорю, - никаких ножей, клянусь, говорю им в тон. Улетели мы, в общем. А ножи эти в том походе мы по халатности завхоза утопили в первый же день.

БАМ – бам – бам.

Сам по себе тот поход не был ничем примечателен. Так, среднее путешествие, ни особой рыбалки, ни порогов с адреналином. А вот выход из района сильно врезался в память. Много в то время в прессе шумели о завершении строительства БАМа, о забивании золотого костыля, поэтому  никаких сюрпризов мы не ожидали
Вот, значит, возвращение. Сплав закончился недалеко от станции Витим. Представления у нас были такие: что придем мы на станцию, дождемся поезда до Красноярска, сядем и уедем. Ждать поезда планировали не больше суток, максимум двое.
Вылезаем с реки на «железку» и идем к станции. Никакой, в нашем понимании, станции нет. Есть простая будка. А в будке сонная женщина нам говорит: «Какой поезд? Сейчас «окно», 15 суток никаких поездов». Оба-на. Мы в панике, всем надо вовремя вернуться на работу. Идем искать начальника станции. Находим его в такой же типовой будке. Начальник нас немного обнадежил. Через четыре часа на станцию Таксимо идет тепловоз. Бросаем рюкзаки на площадку у перил вдоль тепловоза, сами взгромождаемся на рюкзаки и едем. Запомнилась дорога. Красивейшие, дикие места. Скалы, курумники. Косули бегают, уток тысячи.
На следующий день в Таксимо в столовой узнаем, что вечером в Северомуйск пойдет тепловоз с тремя пустыми платформами. Располагаемся на одной из платформ и катимся по недоделанной, расхристанной дороге. Поезд бросает и швыряет, мосты недостроены, никаких ограждений нет. Приехали ночью. Темнотища, ничего не видно, но какая-то жизнь вокруг слышится. Выбрались на технологическую автодорогу рядом с «железкой». Сидим, меркуем, как дальше быть, куда ломиться? А надо нам на ту сторону Северо-Муйского хребта, сквозь который сейчас уже, вроде бы пробили многострадальный тоннель.
 Откуда-то подкатывает автобусик КАВЗик, дверь распахивается. Явно пьяный водитель, орет: «Мужики, водка есть?» Объясняем: «Какая водка в конце похода». Расспрашиваем, как перебраться через Северо-Муйский хребет до станции Ангаракан. – А садитесь, говорит, - Отвезу. Куда деваться? – садимся. Фары высвечивают валуны, скалы, обрывы, пропасти. Водила, кажется, путает газ с тормозом, машина дергается, то ревет, то глохнет, рюкзаки, и мы вместе с ними взлетаем до потолка. Время от времени  он кричит: «Ну, как мужики, нормально?» - Нормально, - откликаемся. Переехали перевальную точку, внизу огни поселка Тоннельный. На спуске по серпантину автобус задергался еще сильней, что-то совсем с водителем неладно. Но спустились все же. Катимся по долине реки Ангаракан. Дорога упирается в мост. Перед мостом табличка: «Мост обвалился. Объезд». Выходим, осматриваем мост. Две доски под колею, между ними пустота. На середине моста доски провалены. Застелить провал, в общем, пара пустяков, но нечем, и искать в темноте какие-то доски невозможно. Очень странно, что мост не отремонтирован, работы-то немного. Поставить знак «Объезд» намного сложнее. Пробуем искать объезд. Ничего похожего на дорогу не находим, нигде не проехать.
Тут водитель, кемаривший на руле, сам выходит из автобуса посмотреть мост. Мягко сказано: «Выходит» Он просто вывалился, немного очухался и на карачках, шатаясь и болтаясь, пополз к мосту. До нас дошло, что он не просто пьян, а пьян в умат, в хлам, в сиську, в дугу, в драбадан, и едет только на рефлексах. Стало по-настоящему страшно, ведь ехали не по шоссе, а по разбитому серпантину, по камням и ямам, по краям пропастей. Тут и трезвому – экстремальное вождение. Это же он уже частично протрезвел. Каков же он был, когда садился за руль?
Без разговоров, выгружаемся и решаем идти дальше пешком. Переправляем через обломки моста рюкзаки и идем по дороге. Слышим сзади, мотор взревел, автобус рванул, на скорости по двум досточкам перелетел провал и едет рядом с нами сигналит непрерывно, дверь открыта, мол, прошу садиться. Рисковать с таким сумасшедшим мы больше не хотим, поэтому категорически отказываемся садиться, и продолжаем идти пешком. Водила поливает нас матом, ругая самыми страшными ругательствами. Едет рядом и материт. Предложили ему денег. А на БАМе всю его историю брать деньги за перевозку пассажиров было страшно западло. Людей возили бесплатно на гигантские расстояния. Мы об этом знали, но ляпнули про деньги от безысходности, лишь бы он от нас отстал. Тут шоферюга взвился ещё сильней. На наши головы посыпалось такое, о чем и придумать невозможно.
Нас было много, все здоровые и смелые. Утихомирить его силой ничего не стоило. Но мы этого делать не стали. Все-таки обязаны мы ему сильно, поэтому терпели и шли дальше. Наконец он и сам устал от своих ругательств, плюнул на нас и стал разворачиваться. А дорога узкая, выше поймы Ангаракана метра на два. С обеих сторон дороги глубокие кюветы. При развороте автобус сразу же ушел задом в кювет. Слышим: «Дыр-дыр-дыр, дыр-дыр-дыр» - пытается  выбраться. Раза с сотого выполз и сразу же опять, уже носом ушел в противоположный кювет. И снова: «Дыр-дыр-дыр» Вылез, наконец, и вот уже огоньки его видны вверху на серпантине. Надо отдать должное его шоферскому мастерству. Ну, думаем, хоть доедь благополучно, каскадер.
Дошли мы до станции Ангаракан. Оттуда раз в сутки ходит состав в три вагона, называется бичевоз, до Северобайкальска. А мы уже и ощущаем себя полноценными бичами. Ну, думаем, последний рывок. Уж из такого мегаполиса, как Северебайкальск, мы точно уедем без проблем. Большой ФИГ ВАМ. Там сутки мотаемся, маемся на вокзальчике. Наше психическое здоровье уже давно не стабильное. Случайно услышали, что на Северо-Муйском перевале перевернулся автобус. Пассажиров не было, водитель жив. (Слухи на БАМе распространяются молниеносно.) Вероятнее всего, это был тот самый наш автобус. Оказывается все у нас не так уж плохо, могло быть значительно хуже.
Потом был недолгий переезд на рабочем поезде до станции Кунерма. Только там, еще через сутки, мы сели в нормальный пассажирский паровоз и прямиком доехали до Красноярска. Такой вот Трам-БАМ. Так функционировала новая, с иголочки, вся в золотых костылях и серебряных звеньях Стройка Века. На работу все равно все опоздали. И эта передряга, эта эпопея никогда не забудется.


Путешествие дилетантов.

Эта история была рассказана Борисычем в одном из походов, когда много с нами было неопытных новичков, и начались между ними какие-то мелкие ссоры- раздоры. А историю эту ему в свою очередь рассказал другой человек, непосредственный участник тех событий.
В начале семидесятых годов в нашем городе сколотилась стихийно группка рыбаков. Люди рыбачили в одном месте по выходным. Сначала просто здоровались, затем постепенно общение сделалось более плотным, стали они иногда вместе выпивать. Все разговоры крутились вокруг рыбалки, и после второй стопки чувствовали эти люди глубокую взаимную симпатию. И предложил как-то во время одной из таких выпивок один из них: «А чегой-то мы все здесь, да здесь на одном месте толкемся. Может, рванем куда-нибудь на настоящую рыбалку». Сразу и предложение поступило ехать на Казыр Саянский. Заброситься на моторке вверх до порогов, построить плот и сплавляться потихоньку с рыбалкой. Хоть и были все между собой мало знакомы, идея всех захватила, как-то быстро организовались, собрались и поехали. Ни опыта пеших походов, ни опыта сплавов, ни у кого не было. Даже о способах рыбалки в горных реках знали они только понаслышке.
Командиром себе они выбрали человека, который в обычной жизни занимал самую среди них высокую должность. Первые раздоры пошли у них, когда начали строить плот. Делать этого никто не умел, и все плохо представляли, как это делается. Командир при строительстве плота допустил много ошибок, и потому подвергся жесточайшей критике со стороны, возникшей оппозиции. Появился неформальный лидер, и группа раскололась. Что бы ни предлагал один из лидеров, другой его высмеивал. Плот построили неважный, но плыть на нем все же было можно. Начались тяготы и лишения походной жизни, которые настоящим туристам и рыбакам приносят радость и удовольствие. Этих же героев раздражало и приводило в уныние все: холод. сырость, необходимость напрягаться, а главное быть в обществе друг друга. Даже в плохой погоде обвинялся кто-нибудь персонально. Поймать рыбу долго не получалось, и инициатор программы все время вынужден был выслушивать, что о нем думают настоящие бывалые рыбаки. Споры о месте стоянки доводили их до истерик. Все усугублялось большим количеством водки. Еще недавно интеллигентные люди начали корчить из себя приблатненных. Подгребали на стоянку и «блатная» оппозиция, разлив по «стопкам», садилась играть в карты. Установкой лагеря, приготовлением пищи пусть занимаются изгои. Были в группе два ружья. И настал момент, когда ружья оказались направлены на людей. Все могло кончиться трагически. Только благодаря тому, что сам рассказчик, предвидя такой оборот событий, уничтожил все боеприпасы, дело закончилось недолгим маханием кулаками.
В один из дней подплыли они к островку, делящему русло реки на две части. Одна протока была быстрая, другая совсем тихая. Опять мнения разделились. Командир настаивает, что надо идти по быстрой воде, неформалы гребут в тиши. И залетели они по спокойной воде в большой завал из поваленных деревьев. Успели на ходу побросать вещи на завал, сами на него спрыгнули. А плот протащило под завалом, перевернуло, и застрял он на выходе из завала. И в эти критические минуты взаимные упреки достигли апогея.
Один из участников не выдерживает и заявляет, что дальше он на этом плоту, с этими людьми не поплывет. Он сказал, что самостоятельно вплавь доберется до берега и пешком дойдет до ближайшего поселка. Удерживать и уговаривать его никто не стал. Каждый был враг каждому.
Остальные вытаскивают плот. Опять загружают его вещами и на перевернутом плоту плывут дальше. К счастью, деревня оказалась совсем близко. Иначе, разбежались бы все. В поселке основная часть группы находят машину, быстро договариваются и уезжают. Оставшиеся двое хотят дождаться идущего пешком товарища. Товарища все нет. Народ в деревне поднимается на поиски. Его быстро находят утонувшим, он застрял в следующем завале. Почему он не доплыл живым до недалекого берега навсегда останется неизвестным. Его завернули в палатку и похоронили в камнях там же, где нашли. Больше эти люди не общались и вообще, никогда не встречались.
Делом этим долго занималась прокуратура, но так оно и закончилось ничем. Вот такая грустная история. В конце все умерли. Какое ещё тут может быть резюме? Люди, не ругайтесь, слушайтесь вождей, учитесь ловить рыбу и будьте счастливы.



Розыгрыш.

А это рассказ не Борисыча, а о нём.
Совсем недавно, собираясь в лыжный поход по Восточному Саяну, просматривали мы фильм наших товарищей, побывавших в этом районе за год до нас. В фильме они ловили рыбу в речке Хэлгин, в яме сразу за водопадом. Выдергивали из струи трепещущих хариусов и бросали на снег. Мы тоже планировали побывать в этом месте. Поэтому наши заядлые рыбаки Борисыч и Константин Дмитриевич Главков, по прозвищу Главком прихватили с собой все необходимые снасти.
И вот предпоследний день похода. С утра мы проходим по очереди сначала озеро Дэдэ-Хухэ-Нур, затем озеро Доде-Хохэ-Нур, чувствуете разницу? И благополучно к обеду приходим к водопаду на Хэлгине, в километре от впадения Хэлгина в Тиссу. Рыбаки собирают снасти и уходят добывать рыбу, не рыбаки занимаются установкой лагеря.
Лагерь поставлен, дрова напилены, и мы любопытные тоже идем к водопаду посмотреть на рыбалку. Рыбаки наши хмурые, нет никаких признаков, что рыба вообще здесь водится. Борисыч бормочет, что никак тут рыба зимой стоять не может, обязательно скатится вниз. Весь его рыбацкий опыт об этом вопиет. Испробовали всех мух, сотни забросов, результат ноль. Обидно, да. Столько дней тащили лишний вес, страдали напрасно. Наконец рыбаки бросают это бесполезное занятие, и мы все, кроме Борисыча, отправляемся на экскурсию к десятиметровому водопаду на Тиссе, который находится километрах в пяти от нашей стоянки. Борисыч по-стариковски остается в лагере.
Возле красивейшего Тиссинского водопада мы слышим шум мотора, а затем показывается снегоход с двумя вагонами-санями и экипажем из шести бурятов. Все с винтовками, вылитые Дерсы-Узалы. Это возвращается с озера Кара-Балык Николай Будаев с товарищами. Пятнадцать дней назад он завез нас из Орлика на Сенцу, а завтра должен вывезти нас отсюда в Орлик. Здороваемся, обнимаемся, смеемся. Они нам свои приключения рассказывают, мы свои докладываем. В санях у них под полиэтиленом куча рыбы, которую они добыли в озере Кара-Балык. И они угощают нас десятком рыбешек. Мы возвращаемся в свой лагерь, буряты катят в свою избу на Обо-Голе.
По пути в лагерь, спонтанно решаем разыграть Борисыча. Приходим и Главком так равнодушно, спокойно говорит: «Пойду еще покидаю, пока светло, может, повезет. С час он отсутствовал, а у нас гонцы бегают к нему и назад, вести приносят: «Главком рыбу поймал, потом еще одну» Борисыч от таких известий начинает нервничать, зуд рыбацкий в нем просыпается по новой. Он тоже хватает свои снасти, собирается бежать, рыбачить. Тут Главком показывается, добычу гордо демонстрирует. «На какую муху?» - Кричит Борисыч. Главком сует ему якобы уловистых мух.
Борисыч уходит, а мы советуемся, как дальше быть, розыгрыш наш далеко зашел, мы так не планировали. Борисыч в группе самый уважаемый дед. И уже не знаем, как из ситуации выйти, чтоб было смешно и не обидно. Темно уже, Борисыч, понимаем, не хочет ронять свой статус профессионального хайрюзиста. Пока мы решали, как поступить, из темноты показался Борисыч с налобным фонарем. И как ни в чем не бывало, кидает в общую рыбную кучку приличного хариуса. Эх, говорит, времени не хватило, в последний момент, почти в темноте схватил муху.
Тут мы ему рассказываем, какую злую шутку мы с ним сыграли. Вот, подытоживает командир, уже в палатке, уже с разлитыми кружками в руках, что вера с человеком делает. Если будет твоя вера, хоть с горчичное зерно, и из унитаза тайменя выловишь.
Вера верой, смеется Борисыч, а профессионализм профессионализмом.