Первое, торжественное, заседание первой городской власти (городского общественного управления) состоялось в Балакове 16 июня 1913 г. (по старому стилю). В этот день в коммерческом клубе был отслужен торжественный молебен и послано 5 приветственных телеграмм: в Самару – начальнику губернии и губернатору; в Петербург – министру внутренних дел и управляющему уделами князю Кочубею; в Николаевск – исправнику. Первым городским старостой был избран купец и заводчик Иван Васильевич Мамин. Само постановление об обращении села Балакова в безуездный город было подписано Николаем II ещё 27 мая 1911 г. (по старому стилю). Так что на формирование первой городской власти понадобилось два года. Не так уж и много, если сопоставить этот срок с тем временем, какое потребовалось балаковцам на то, чтобы доказать, что они достойны быть горожанами.
Впервые о том, что Балаково необходимо преобразовать в уездный город, заговорили в начале 50-х гг. XIX столетия. С 1 января 1851 г. в России появилась новая губерния – Самарская. В этот день в Самаре состоялось торжество по поводу столь важного события. В здании будущего губернского правления отслужен обязательный молебен, дан праздничный обильный ужин, произнесены восторженные речи, произошло знакомство с первым губернатором – дворянином, тайным советником Степаном Григорьевичем Волховским. Он был уже престарелым (68 лет), но зато опытным чиновником. Работал в Главном почтовом управлении, министерстве внутренних дел, затем служил вице-губернатором в Чернигове, председателем Казённой палаты и губернатором в Вологде. На последней должности Степан Григорьевич проработал 10 лет. Этот его опыт и необходим был новой территориально-административной единице Российской империи.
Ко дню своего провозглашения Самарская губерния существовала только на бумаге. Она включала в себя 7 уездов, которые располагались на левом берегу Волги - Самарского и Ставропольского (из Симбирской губернии), Бугульминского, Бугурусланского и Бузулукского (из Оренбургской губернии), Новоузенского и Николаевского (из Саратовской губернии). Причём, последний, из-за его обширности рекомендовалось поделить на два. Центром одного из них Волховской предложил сделать Балаково. Это село находилось на главной торговой водной артерии страны - Волге и к тому времени уже стало хорошо известным благодаря хлебной торговле, с каждым годом набирающей силу: здесь было 411 хлебных амбаров, в которые вмещалось до 510 000 четвертей (около 5 млн. пудов) зерна.
А Николаевск (современный Пугачёв) как уездную «столицу» самарский губернатор предлагал упразднить. Этот город был преобразован в 1835 г. из слободы Мечетной больше из политических соображений. Он находился в центре Иргизской старообрядческой «империи» и отсюда удобнее было управлять борьбой с расколом. В остальном Николаевск заметно уступал многим сёлам уезда, в том числе и Балакову. Например, если в уездном городе вытапливалось до 20 тыс. пудов сала, то в Балакове – до 65. Да и добираться до Николаевска было нелегко: от Волги около 80 км по просёлочным дорогам – по тому времени достаточно тяжёлое испытание.
Но предложение о переустройстве Николаевского уезда наткнулось на неповоротливость бюрократической машины. Пока соответствующие документы «гуляли» по кабинетам разных министерств, началась Крымская война (1853-56 гг.), и в российском бюджете просто не было денег на подобные «мелочи»: «по случаю предстоящих в нынешнее время весьма значительных расходов по Государственному Казначейству, означенное преобразование необходимо отложить до более благоприятных обстоятельств к выполнению его».
Но «более благоприятных обстоятельств» балаковцам пришлось ждать 60 с лишним лет. Всё это время они не раз подавали прошения в вышестоящие инстанции, но ничего не менялось. Даже тогда, когда, в начале 80-х гг. XIX в. жителей в Балакове стало в полтора раза больше, чем в уездном городе: около 15 тыс. против почти 10. Росло не только количество балаковцев, но и их благосостояние, а благоустройство оставалось прежним, образовательных учреждений не хватало, мест в больнице тоже. Земская власть в Николаевске этого словно и не замечала. Единственную мощёную дорогу (дамбу – нынешняя ул. Коммунистическая) село получило только к концу XIX в. (она строилась с 1891 по 1900 гг.), да и то потому, что она вела на пристань, куда ежегодно стекались миллионы пудов хлеба и доставлялась почта из уездного Николаевска.
Когда в 1894 г. через административный центр Николаевского уезда была проложена железная дорога, многие чиновники предрекали Балакову экономический упадок. Однако этого не произошло. Даже несмотря на то, что в Николаевске количество жителей перевалило за 12 тыс., а торговые обороты заметно увеличились. В начале XX в. в самом большом селе уезда набирал обороты завод братьев Маминых, а в 1904 г. здесь открылась хлебная биржа. Биржевики и предприняли очередную попытку добиться преобразования села в город. В 1906 г. они отправили самарскому губернатору подробную докладную записку:
«Благодаря своему прекрасному географическому положению (балаковская пристань считается, по удобствам, лучшей на Волге), Балаково до настоящего времени привлекает много торговых людей, считаясь одним из крупнейших волжских хлеботорговых пунктов.
Торговые обороты Балакова несколько опустившиеся с проведением железной дороги Покровск-Николаевск все-таки будут не ниже 25 млн. руб. в год. Приняв во внимание ежегодное увеличение степной посевной площади, есть основание полагать, что таковые должны быть повышены.
К Балакову при громадности Николаевского и Новоузенского уезда (6.582.708 дес.) тяготеет известный район, из которого население ни при каких условиях не может иметь торговые связи с железной дорогой, т.к. в большинстве случаев самая местность расположена ближе к Балакову, чем к какой-либо железнодорожной станции.
Размер площади, тяготеющей исключительно к Балакову, будет около 1.500.000 дес. и площади, тяготеющей к нему и другим местам, до 1.350.000 дес.
При таких условиях ни о какой, так сказать, экономической смерти Балакова не может быть и речи.
Внутреннее устройство Балакова несли его хорошее, имеющее будущность торговое состояние, большую численность населения, - зажиточность такового, далеко не находится в благоустроенном положении.
Все, что потребно даже для небольших жизненных требований, в нем или в самом неустроенном состоянии, или совсем нет.
Суть неустройства Балакова кроется в самом его управлении.
Как село, оно управляется крестьянским сельским сходом, вполне понятно, что крестьянскому обществу, имеющему смету лишь в суме 12 тыс. р., было невозможно и невозможно в будущем справиться с общим благоустройством Балакова, и нельзя в том его винить.
Главное же ядро населения – пришлые люди, образовавшие в нем как бы особое сословие «иногородних» - не имели и не имеют никаких прав на заботы об устройстве своих нужд и места, несмотря на свое подавляющее большинство: крестьян – около 3 тыс. человек, иногородних – свыше 19 тыс. человек.
Представление им прав на заботы по благоустроению возможно лишь при изменении правового положения Балакова, т.е. при преобразовании такового в город, чем и был бы положен прочный фундамент, на котором Балаково, его благоустройство и дальнейшее торговое развитие были бы обеспечены».
Историкам ещё предстоит выяснить, каким образом повлияла на власть эта бумага, написанная в самую горячую пору в жизни России (в стране полыхал пожар первой русской революции). Но спустя 5 лет Николаем I соответствующее постановление было подписано.
Выборы первых депутатов-уполномоченных городского общественного управления новоявленного города состоялись в декабре 1912 г. К сожалению, балаковцы не проявили к ним должного интереса: из двух тысяч имеющих право голоса проголосовало лишь 650. Но, несмотря на свою немногочисленность, выборы всё равно завершились скандалом. Два бывших нотариуса, Блинов и Смирнов, подали в Самару протесты на их результаты. Наиболее резкое заявление сделал последний. По мнению Смирнова, так называемая «группа заводовладельца И.В. Мамина» оказывала сильное давление на избирателя, что и привело её к победе.
Для разбирательства по жалобе в Балаково даже приезжал представитель губернской власти, но серьёзных нарушений он не обнаружил. Да и балаковская интеллигенция иронично отнеслась к этой «неприятности». В «Саратовском листке» даже появился фельетон, в котором высмеивался земский начальник Алашеев, тоже недовольный результатами выборов. Якобы чиновника напугало преимущество в городской Думе депутатов, которые придерживаются демократических взглядов. Дело в том, что Мамин представлял интересы прежде всего хлебной биржи, члены которой активно боролись за независимость Балакова от Николаевского земства. Именно биржевики, среди которых были богатые купцы С.Г. Мельников, А.М. Мальцев и др., добились преобразования села в город, чему так противились чиновники разных мастей.
В то же время, некоторые избиратели (главным образом, иногородние, не коренные, но богатые жители Балакова) были не совсем довольны, что большинство мест в городском управлении досталось местным крестьянам, которые «полагают, что главнее всего в их будущей деятельности поменьше расходовать денег и чтобы не заводить никаких новшеств». Однако сомневающиеся в работоспособности первой городской власти не собирались настаивать на переизбрании, считая, что сложившийся расклад носит объективный характер.
Так что попытки повернуть вспять ход местной истории успехом не увенчались, и Дума всё-таки собралась. Первое, организационное заседание состоялось 17 марта. На нём был избран председатель – местный удельный чиновник С.Н. Родзевич. Он и провёл 24 мая ещё одно организационное заседание, на котором состоялось утверждение городским старостой 36-летнего заводчика и купца Ивана Васильевича Мамина, а его помощником 47-летнего довольно богатого крестьянина Игнатия Давидовича Прахова. С этого времени стала функционировать первая высшая городская власть, избранная горожанами на 4 года. В городское общественное управление, помимо старосты и его помощника, входило 13 уполномоченных и три кандидата.
Начинать приходилось буквально с нуля. Город был крайне неблагоустроен: улицы не замощены, тротуаров нет, источники водоснабжения плохи, - словом, грязное село и только. Не случайно среди первых книг, которые выписала городская Управа из столицы, были книги «К вопросу о договорах Городских управлений и концессий трамвая и освещения», «Водоснабжение и канализация населённых мест», о пожарной охране, воспитании, обучении, холере, гигиене города, муниципализации и т.д. и т.п.
Кроме того, представители города были направлены в Саратов и Самару «для ознакомления с некоторыми отраслями городского хозяйства, касающимися устройства городских боен, открытия городской аптеки и городского общественного банка, а также выяснения вопросов, связанных с возбуждением ходатайства об установлении для города Балакова попудного (с пуда – Ю.К.) сбора грузов, привозимых и отвозимых через Балаково по реке Волге».
Последнее было особенно важно, т.к. средств, какими располагала городская Управа, явно не хватало.
Источников дохода у безуездного, заштатного города оказалось немного: оценочный сбор с жилья домовладельцев, сбор с промысловых свидетельств, с билетов на торговые и промышленные заведения и налог на питейные заведения (трактиры и пивные). Причём, чтобы увеличить последний, в первые же дни своего управления, уполномоченным пришлось дать разрешение некоему Осокину на открытие «шантана» (ресторана с развлекательной эстрадной программой) в саду Отрада, который находился недалеко от завода братьев Маминых. Один из высоконравственных балаковцев сокрушался:
«Более 25 лет в Балакове не дозволялось открытие шантанов… Нечего и говорить, что он получился невысокого сорта. К сожалению, это заведение посещается не только подростками, но даже и детями (так в тексте – Ю.К.)».
В целом городской бюджет должен был составить 18 с лишним тысяч рублей, а оказался менее 17. Из этих средств больше половины ушло на содержание полиции и пожарного обоза, а остаток в 7-8 тыс. – разве это деньги для города, который жаждал вырваться из заброшенного состояния?!
В подобном положении находилось тогда не только Балаково. Налогами в основном распоряжались уездные и губернские власти (ситуация сродни нынешней), и города получали не по необходимости, а из «целесообразности». В результате средств на благоустройство не хватало повсеместно. Не случайно представители саратовского биржевого комитета и саратовского городского самоуправления инициировали перед высшей властью вопрос об улучшении финансового положения городов. Эта проблема обсуждалась и балаковскими биржевиками. На одном из своих заседаний, они разработали несколько предложений, которые должны были коренным образом изменить сложившуюся систему финансирования: «следует… говорить не об отчислении из средств государственного казначейства сравнительно небольшой суммы, а о предоставлении городам новых источников доходов». По мнению балаковцев, необходимо было выделить города в самостоятельные земские единицы, освободить их от несения общегосударственных расходов и передать им квартирный налог, 5% налога со всех недвижимых имуществ и часть промыслового налога. Эти «рекомендации» получились настолько радикальными, что не могли быть взяты государством на вооружение.
Между тем, положение первых городских депутатов усугублялось ещё и тем, что они с трудом находили общий язык с крестьянским обществом – основным землевладельцем. Попытка расширить границы Балакова за счёт отведённой, но ещё не заселённой земли была встречена в штыки. Вот как писал об этом в «Саратовском листке» балаковский корреспондент:
«…крестьяне об этом и думать не хотят, настаивая на том, чтобы новые кварталы, когда будут заселены, составляли бы из себя посёлок, от города независимый. Крестьянскую позицию, что «город там сам по себе, а мы, крестьяне, сами по себе, и нашего не трошь» (так в тексте – Ю.К.) очень энергично, но неудачно отстаивал уполномоченный Е.И. Мигалов, проливший даже слезу по поводу того, что «бедного крестьянина хотят принудить жить по-городски, а для него это совсем неудобно», на что Л.А. Кудряшов удачно напомнил печальникам об интересах бедного крестьянина, что в 1861 году балаковские крестьяне тоже упирались взять полный надел, но их заставили взять, и сейчас они благословляют судьбу и что так же будет и теперь, так как крестьяне очевидно просто не понимают выгодности своего положения. С.Г. Мельников заметил, что тут какое-то сплошное недоразумение, а именно: должны-то собственно крестьяне просить приобщить их к городскому благоустройству, город должен бы об этом ещё подумать, так как выгоды-то от этого немного, а расходу много, а тут оказывается наоборот: город навязывается с благодеяниями, а крестьяне от них и руками, и ногами.
Горячую речь в защиту доклада произнёс городской староста И.В. Мамин, который, между прочим, упомянул и очень картинно, что это в действительности-то значит, что «крестьянам очень неудобно жить по-городски», как говорил Е.И. Мигалов, и указал, где во всём этом вопросе собственно собака-то зарыта. Вопрос был поставлен на баллотировку. За доклад управы подали голоса 10 человек, а против только 3».
Ещё одна проблема, которую приходилось решать с боем, – содержание полиции и пожарного обоза. В 1886 году было решено, что эти так необходимые Балакову службы должны содержаться на средства сельского общества, иногородних жителей и Удельного Ведомства. Но в 1912 г. последнее отказалось от своей доли, мотивируя это тем, что раз Балаково стало городом, пусть само и выпутывается. Деньги удалось выбить только благодаря вмешательству самарского губернатора, но лишь на этот год и на 4 месяца следующего, 1913-го. А затем балаковцы опять схватились за голову.
Из Самары спустили новое штатное расписание полиции, предполагавшее увеличение количества городовых почти в 2 раза: с 23-х до 55. Ну, не насмешка ли над заштатным городом, который и без того еле-еле сводил концы с концами?! Но в губернском городе невозмутимо ссылались на пункты в соответствующих законах, согласно которым полиция должна содержаться на городские средства, и также невозмутимо объясняли необходимость полицейской «прибавки»:
«Постоянных жителей в Балакове по переписи 1897 года состояло 18395 человек обоего пола, а в 1912 году насчитывалось 21940 человек. С наступлением же весны и открытием навигации, численность жителей достигает до 35-40 тысяч человек, которые и остаются там до осени. Балаково считается одной из крупнейших поволжских хлебных пристаней, куда зимою, в особенности в урожайные годы, привозится из уезда хлеба до 8-10 тысяч возов ежедневно, так что хлебные грузообороты его достигают до 40 миллионов пудов в год. В связи с этим в Балакове развиты в значительной степени и другие отрасли торговли и промышленности, так, например, имеется до 10 лесопильных заводов, несколько паровых мельниц и три чугунно-литейных завода, а также казначейство, несколько коммерческих банков и множество разных торговых предприятий. По своей территории Балаково почти в три раза более уездного города Николаевска. Обращаясь затем к политическому настроению населения отмечаем, что, так как Балаково связано водным путем с губернскими городами Самарой и Саратовом, а также с соседними Вольском и Хвалынском, то оно является притоном разных неблагонадежных элементов, требующих зоркого наблюдения полиции».
Первый городской староста И.В. Мамин, при поддержке своих соратников, сопротивлялся как мог. Он убеждал губернских чиновников, что в содержании в Балакове стольких полицейских нет необходимости (здесь нет учреждений государственной власти, которые следовало бы охранять особо) и предполагаемые затраты в 23 с лишним тысячи в год непомерно велики для города, у которого нет весомых доходов. Мамин предлагал снизить штат городовых до 40 и освободить Балаково на первые десять лет своего существования от расходов на полицию. Но в Самаре и слушать не хотели. Новоявленных горожан обрадовало только то, что балаковская полиция осталась в подчинении уездной и что половину расходов на неё своевременно вышедшие законодательные поправки закрепили за губернией.
По итогам первого, как сейчас бы сказали, налогового года городская власть собрала в местный бюджет весьма скромную сумму – без малого 17 тыс. рублей. Если учесть, что только на содержание полиции и пожарного обоза пришлось потратить 8,5, то можно себе представить, какие крохи достались остальным статьям расходов. И всё же получилась экономия – в 2 с лишним тысячи. Это произошло, скорее всего, потому, что не все планы удалось воплотить в жизнь: слишком много времени ушло на решение организационных вопросов. Годом реальных дел должен был стать 1914-й.
Чтобы найти поддержку у общественности, депутаты решили открыть свою газету – «Заволжье». Её первый номер вышел 1 мая 1914 г. Редактором поставили потомственного почётного гражданина, секретаря биржевого комитета и депутата Василия Никитича Добролюбова. В редакционном обращении к читателям позиция прогрессивной части балаковцев была высказана достаточно ясно:
«Необходимо понять, что общий уклад жизни может стать более благоприятным не для отдельных личностей, а для масс только тогда, когда каждый взрослый - городской или сельский - обыватель, богатый и бедный, без различия пола, веры и национальности, станет гражданином своей родины и примет живое участие и в своей общественной (городской или сельской, волостной или земской) жизни и в жизни общегосударственной. Участие это может выразиться в выборах уполномоченных, старост, старшин, гласных и депутатов, в постоянном общественном контроле над их деятельностью в деятельной работе в общественных, политических, экономических, кооперативных, профессиональных и иных организациях, в устройстве собраний и в обсуждении на них всех насущных вопросов и т.д.
Считая своей обязанностью будить в читателях интерес к общественной самодеятельности, мы полагаем, что дверь к этой самодеятельности должна быть широко открыта. Всякое противодействие такой самодеятельности, откуда бы оно ни исходило, встретит с нашей стороны осуждение».
Увы, большинство проблем, возникших в 1913 г., осталось не решено и в 1914 –м. Сельчане упорно не хотели становиться горожанами. Это тормозило поступательное развитие городского самоуправления, но уполномоченные не сдавались. Они настойчиво объясняли сельчанам преимущества города. В газете «Заволжье» одна за другой появлялись пропагандистские статьи. В одной из них некто В. Милич (возможно, за этим псевдонимом скрывался сам редактор В. Добролюбов) терпеливо объяснял:
«…своим противодействием городу сельское общество наносит непоправимый вред и городскому населению, больше же всего - своим сочленам. И не только тем, что преграждает сельчанам пути к широкому участию в общественных делах, но и тем, что поддерживает ту исконную российскую косность и боязнь «новшества», которая служит одной из причин, в силу которых мы так далеко отстали в культурном и экономическом развитии в сравнении со всеми своими соседями». В числе главных аргументов приводился тот факт, что городским депутатам удалось добиться снижения земского налогообложения имущества на 50-60%. Было упорядочено и взимание городского налога на имущество, прежде всего на промышленные, торговые и прочие предприятия. Ставки зависели от их доходности: получаешь от своего имущества доход до 200 руб. плати 1,6%, до 5 тыс. - 4,22%, до 10 тыс. - 7,22%. «Но и эти ставки неизбежно будут понижены, так как городское самоуправление стоит на совершенно правильном пути, полагая, что бюджет города не может основываться на обложении населения, и изыскивает другие доходные статьи», - обещал всё тот же Милич.
Но, несмотря ни на что, сельское общество сопротивлялось. На одном из своих «сходов» 18 мая 1914 г. сельчане отказались платить городские налоги почти в полторы тысячи рублей и обратились с протестом к губернатору, ссылаясь на то, «что и без того с оброчных статей сельского общества взимается целый ряд сборов – государственных, земских и т.д., что сельское общество несёт много расходов, что арендаторы сельских угодий, в особенности дворовых мест, уже обложены городом, как владельцы недвижимостей».
Возможно, сельчане и не стояли бы так упорно на своём, если бы не чувствовали: проблемы новорожденного города не хотят решать ни губернская власть, ни государственная. Городские уполномоченные пытались обойти сельское общество и оформить в свою собственность хотя бы удельные земли, т.е. те земли, которые принадлежали царской семье, но, увы, и здесь ходатаи натолкнулись на глухую чиновничью стену:
«Чины удела - своеобразные чины: это не чиновники обычного типа, а скорее обычные управляющие обыкновенных помещичьих имений. И если бюрократ обычного типа тщится выдвигать на первый план «государственную точку зрения», то удельные бюрократы руководствуются одним: самой грубой «пользой» в виде наибольшего получения доходов от управляемых ими имений.
С Балакова удел собирает огромную сумму. Передать балаковские угодья городу, значит, потерять источник дохода. Что от такой передачи выиграют десятки тысяч городского населения, удел не думает и думать не хочет».
Из-за затяжки решения земельного вопроса первая городская власть не могла более основательно заниматься благоустройством. А ведь Балаково было настолько запущенным, что любой приезжий с первого взгляда не мог и представить, что это – населённый пункт с миллионным товарооборотом.
«Какой стороны балаковской жизни ни коснись, везде непорядки, везде неустройство. Нет городских школ, больниц, библиотек. Улицы в осеннюю и весеннюю распутицу грозят опасностью, в грязи зачастую верблюды тонут; а летом столько пыли, что задохнуться можно. Питьевая вода или горько-соленая, или отдает навозом. Об освещении улиц и говорить не приходится: оно отсутствует совершенно.
Но у города нет собственной земли - и вся эта работа стоит без движения.
Предлагают городу учредить средне-учебное казенное заведение, дают средства на постройку здания, но при условии, что город отведет достаточное количество земли под постройку. И город этого дара принять не может: у города земли нету.
Николаевское уездное земство, включив Балаково в сеть всеобщего обучения, наметило в нем постройку 6 школ. И, опять-таки, город должен отвести землю. А у города земли нет.
На всё Балаково, на 20 с лишним тысяч жителей одна земская больница на 20 коек. Балаковцы знают, что это за больница. Ясно одно, что медицинская помощь почти отсутствует. Люди с достатком едут лечиться в Саратов, Казань, в Москву, беднота пользуется «своими средствами», или прибегает к услугам «стариков» и «старух». Городу нужна больница, а где ее строить?
У города земли нет!
Навозу вывезти некуда: нет городских свалок.
Покойника похоронить негде: городского кладбища нет.
Словом, за какое дело ни возьмись, обязательно наткнешься на это недоразумение балаковской жизни, на этот припев ко всякой песне: - У города земли нет».
У балаковцев создавалось ощущение, что они со своими проблемами никому не нужны: вы стали горожанами, повысили свой статус – чего же вам ещё?
Но сдаваться первые депутаты не собирались. Они написали в губернскую санитарную исполнительную комиссию ходатайство о выдаче из казны 205 тыс. рублей на строительство постоянного водопровода, на очистку р. Балаковки и озёр, на новую амбулаторию. Попросили они у казны и выдачи ссуды в 200 тыс. рублей сроком на 10 лет для осушения и замощения улиц и площадей. Причём, по мнению депутатов, город смог бы расплатиться с этим долгом, если бы ему разрешили взимать небольшой сбор в четверть копейки с каждого пуда ввозимых и вывозимых по Волге товаров.
Ещё один источник доходов, который балаковцы настойчиво пытались вернуть, - это специальный капитал в 28 тыс. рублей, накопившийся в Николаевском уездном земстве из налогов с балаковских нотариусов и предназначенный для проведения противопожарных мероприятий.
Активизировались хлопоты и по вопросу строительства железной дороги до Балакова, и по уличному освещению городских улиц. Словом, шла упорная и бескомпромиссная работа по превращению «чуть не на навозе построенного степного села, о благоустройстве коего никто и никогда не заботился, в городское поселение, где, хотя бы и в слабой степени, были удовлетворены назревшие потребности».
Ситуация осложнилась с началом 1-й мировой войны. Стали прибывать беженцы, военнопленные, появилась такая категория граждан, как солдаты-инвалиды, солдатки и вдовы. Их проблемы нужно было решать в первую очередь. Всё остальное уходило на второй план. Трудно, например, представить, чем бы обернулась для Балакова возникшая весной 1915 г. среди военнопленных эпидемия сыпного тифа, если бы не помощь таких богатых балаковцев, как Кобзарь и Меркульев. Именно они на свои деньги построили так называемые «заразные» бараки. Благодаря оперативно принятым мерам тифом переболело не так уж и много – около двухсот человек.
Первый состав Городского общественного управления проработал ровно 4 года. К сожалению, в городе по-прежнему существовала всего лишь одна мощёная улица, деревья были посажены только на Дамбе, антиэпидемиологических мероприятий не проводилось…
И таких «не» оставалось великое множество.
Не смогла ничего исправить и городская Дума, избранная уже после свержения самодержавия 16 (29) июля 1917 г.: грянули очередные испытания – Великая Октябрьская социалистическая революция, гражданская война, послевоенная разруха и прочее, прочее, прочее. Благоустройством города начали всерьёз заниматься лишь при Советской власти, в 30-х гг. Тогда появились новые мощёные улицы, водопровод, какое-никакое уличное освещение, расширилась больница, были построены новые учебные заведения.
О первых городских уполномоченных, которые сражались за благополучие Балакова в первые годы его официального существования, как города, балаковцы вспомнили только во второй половине 80-х гг. XX в. Произошло это благодаря местным краеведам Анатолию Деревянченко и Евгению Трилю, в руки которых попали журналы первых заседаний городских уполномоченных. А в 1999 году на доме первого городского старосты Ивана Мамина установлена мемориальная доска.
На фото: Иван Мамин, первый староста г. Балаково