28. Завьялов напуган

 
               
Олег  Владимирович сидел на кухне и пил кофе. Жена просматривала свежие местные газеты, она интересовалась городскими событиями не меньше мужа.
Дела Завьялова шли в гору. Люди умирали еще чаще, чем прежде. Гробы было кому, и из чего сколачивать. Работников, желающих рыть могилы вручную,  столько, что хоть конкурс объявляй. Только  ЧП с Прохоровым несколько портило безоблачную картину. "Еще с Филипповым не разобрался до конца, – думал он, отпивая из чашечки ароматный "Пеле", – а тут этот сунул руку... Когда же я смогу, ни о чем не думать, просто наслаждаться жизнью?"
– Надя, когда это все кончится? – крикнул он жене. – Когда я смогу жить без проблем?
Надежда Евгеньевна ничего не ответила. Просматривая районную газету, она заметила броский заголовок "Ограниченная ответственность". Стала читать. От первых строк буквально потеряла дар речи.
– Олежек, а ну иди-ка сюда! – когда, наконец, самообладание вернулось к ней, громко позвала она. – Тут, кажется, про тебя и твоего Филиппова статья.
Услышав это, Олег Владимирович бросил свое занятие и почти бегом устремился на зов. Надежда Евгеньевна, сотрясая воздух газетой,  негодовала, лицо покрылось румянцем:
–  Ты только почитай. Яковлев написал статью в защиту Филиппова.
Она подала ему газету
– Что это? – у Олега Владимировича от волнения стал дрожать руки. – Откуда?
– Какая разница, откуда или куда? Главное – что! – с раздражением, почти с криком произнесла супруга. Теперь тебе не отвертеться.
Прочитав статью, он некоторое время сидел молча, пытаясь понять, что произошло. Ему никогда прежде не доводилось попадать под прицел журналистов. Да еще таким образом. Но вскоре взял себя в руки.
–  Ничего здесь особенного в статье нет. Прочитают и забудут, - сказал он.
– Ничего особенного. Да теперь все знают о твоем ЧП. Сейчас начнут крутить. Ведь он на этом не остановится. А если пронюхает о Прохорове?
Последние слова насторожили Олега Владимировича.
- Да уж... – задумчиво произнес он и, пройдя по комнате взад-вперед, решительно добавил: – Этого нельзя допустить. Надо ехать в морг.

 В планы Завьялова ездить в морг, где размещалось его основное производство, сегодня не входило. Он и работникам об этом сказал, но сейчас планы пришлось поменять.
 Здесь он арендовал часть мрачного заведения для не менее скорбных дел – изготовления гробов.
В отличие от прежнего товарищества с ограниченной ответственностью, в котором рабочие, хоть и формально, были защищены буквой закона, здесь не имели никаких прав. Потому что их, рабочих, ни в какой ведомости не значилось. Деньги они получали из рук в руки, естественно, не нарабатывая трудового стажа,  и, как следствие всего этого, не имели  социальных гарантий. В любое время  без предупреждения об увольнении и выходного пособия могли быть выставленными за ворота. Собственно, до этого дело редко доходило, так как Завьялов платил мало и всего лишь раз в три четыре месяца, рабочие сами сбегали.  Мало кто выдерживал. Олег Владимирович быстро усвоил выгоду от бесплатной рабочей силы, и намеренно не платил деньги. И хотя текучесть кадров была крайне высокой, вакантным места тут же занимались желающими найти хоть какую-то работу.   
В общем, Олега Владимировича такое положение вещей вполне устраивало. Дело не стояла на месте, напротив даже появилась возможность расширить производство.
– "Если приставы узнают обо всем этом, они с меня с живого не слезут", – размышлял он по пути. – Нужно сделать все, чтобы не узнали. Прохоров темный мужик, живет один, родни, сам говорил, у него в городе нет, по судам бегать не станет. А там, глядишь, все понемногу уляжется и забудется".
Завьялов остановился возле   магазина-вагончика. Нужно было что-нибудь купить Прохорову.
 Хозяйкой являлась его знакомая Марья Иванцова. В тот момент, когда он зашел, она разговаривала с молодой продавщицей, наставляя ее, как правильно вешать ценники на товар. Увидев Завьялова, она тут же поспешила навстречу.
– Олег Владимирович, какими судьбами? А я как раз о вас думала.
- Долго, значит, жить буду, - не очень весело произнес Завьялов.
-  У нас горе большое случилось: у мужа сестра вчера ночью умерла.
– Лена? А что с ней?
– Ты же знаешь она пила крепко. Как не пытались мы ее на путь истинный наставить, ничего не получалось. Лечиться возили. Все – без толку.
– Она молодая ведь еще…
– Да, тридцать семь стукнуло месяц назад.  Почки отказали. Теперь вот хоронить надо. Все заботы на нас ложатся. У ее мужа за душой ни копейки. Я вот вспомнила о тебе…
– Чем могу быть полезен?
– Ты же сейчас большой начальник по этой части. Мы  место на кладбище присмотрели,… поможешь.
– Какой разговор! Пусть муж приедет ко мне, все решим.
– Ну, спасибо. А ты сам-то как?
– Потихоньку. Ну, мне сейчас некогда, я тороплюсь. Заскочил, чтобы купить пачку сигарет и булку хлеба.
– Настя, - хозяйка позвала продавщицу. - Подай Олегу Владимировичу…  сигареты…
-  Пачку Примы, - уточнил Завьялов.
-  Подай "Примы". Ты такую гадость куришь?
– Это я не себе…
Олег Владимирович под пристальным взглядом положил все  целлофановый пакет и вышел из магазина.
"Мрут люди… – отъехав на машине от магазина, подумал он, все еще находясь под впечатлением  от известия о кончине Елены. – Гробовщики нынче всем нужны. Только успевай разворачиваться".

В цехе пахло свежеструганными досками. Когда-то этот запах пьянил душу, но сейчас  не вызывал никаких эмоций, Завьялов испытывал к нему даже легкое отвращение.
– Привет, мужики! – сказал он, войдя в тесное с тусклым освещением помещение. – Дела идут?
– Идут! – ответили хором рабочие, показывая, на составленный друг на друга,  добрый десяток гробов. – Скоро ставить некуда будет.
– Все разберут, мужики. За этим дело не станет, - довольно произнес Олег Владимирович и спросил: – Прохоров был сегодня?
– Он и сейчас здесь, – ответил один из рабочих. – В "каморке" уже полчаса сидит. Мы ему, правда, сказали, что вас не будет. Но он все равно сидит.
- А куда ему идти, - сказал другой. – У него дома хоть шаром покати.
- У нас у самих дома хоть шаром покати… Владимирыч, когда деньги выдашь? Что-то обещаешь только…
- Выдам, мужики, выдам вам деньги. Потерпите немного.
Каморкой называлось небольшое подсобное помещение для отдыха. Покосившийся стол посередине и видавший виды диван у стены – все, что там им имелось.
Завьялов, держа в руке целлофановый пакет, шагнул навстречу, вскочившему при его появлении Прохорову.
– Привет, инвалид! – сказал он, глядя прямо в глаза уже изрядно седеющему мужчине. – Как дела?
– Здравствуйте, Олег Владимирович! – ответил Прохоров. – Дела как дела…
– Болит? – спросил Завьялов, бросив взгляд на согнутую в локте руку, которую Прохоров держал так, чтобы уменьшить все пульсирующую от воспаления боль. – Да… Угораздило же тебя!
– Что болит, то болит, – бывший столяр машинально погладил, правой, здоровой рукой, левую кисть, перемотанную грязным бинтом со следами просочившейся крови.
– Ой, господи, как же вы меня все задолбали! – в каком-то порыве отчаяния воскликнул Олег Владимирович. – Ты что, Игорь, дурья твоя башка, не видел, куда руку суешь? Идиот!
Прохоров ничего не ответил на последние, обидные слова Завьялова. Разве, что можно возразить начальству, хоть теперь и бывшему? Начальство всегда сильнее, а значит оно и право. Он только произнес виновато:
– Разве ж я хотел себе вреда?
– Рассказывай! Понажираетесь тут денатурата, а потом и не знаете, куда что засунуть, чтобы вам отрезало по самое... "не хочу". Как вы мне все надоели!
– Да я вообще не пью… и ребята подтвердят.
– Пошел ты! Подтвердят… - Олег Владимирович испепеляющим взглядом пронзил Прохорова. - Кому и где они должны это подтвердить? Ты смотри у меня!
Он бы сейчас с удовольствием выгнал этого худосочного мужика прочь. Но боялся. Боялся, что тот побежит в суд, где его, Завьялова уже прекрасно знали… Прохоров, действительно, не пил и это осложняло дело. На пьянство на рабочем месте не сошлешься. "В общем, надо переждать, – подумал он. – И посмотреть, как будут дальше развиваться события. Главное, держать Прохорова под контролем, следить за его настроением. Неплохо бы знать все наперед…
– Не знаю, что с тобой делать, – задумчиво протянул Завьялов.
– Я сам теперь не знаю, что мне дальше делать, Олег Владимирович?
– Жить, Игорек, жить! – ответил ему Завьялов. – Не вешаться же из-за этого.
– Да, жить надо, – в тон ему согласился Прохоров. – Только на что мне жить? У меня  ни денег, ни больничного, ни инвалидности нет… Мне, даже на перевязку,  не с чем сходить. Дали бы мне хоть на бинты...
– Какие бинты? В больнице нет бинтов что ли?
– Я что выдумываю…
– Не знаю, выдумываешь ты, или нет, но денег, к сожалению, дать не могу. Вон сколько гробов еще лежит не забранных.
– Да мне надо-то пять  рублей. Меня Яковлев, депутат наш, водил на перевязку. Что мне его опять просить?
Олег Владимирович, услышав знакомое имя, чуть не взвыл от злости.
– Что же он не кормит тебя, твой депутат? – Он подал ему пакет, который до сих пор держал в руке.
Прохоров молчал.
– Что молчишь? Здесь хлеб и сигареты, – сказал Завьялов. – А денег у меня нет. Завтра приходи еще. А денег дам. Как только реализуем гробы.
Втянув голову в плечи, Прохоров подался прочь.
– Спасибо хоть так, – сказал он, понимая, что большего он сегодня не получит. – Спасибо, хоть за это.
"Ишь ты, денег захотел! – глядя ему вслед, подумал Завьялов. – Сейчас дашь пять рублей, завтра – десять. А потом не отвяжешься… Пусть радуется, что хлеб и сигареты даю. Пока даю…