Швейк - призывник Окончание

Валерий Захаров 39
Мест нет! Письмо Отелло

Дни  шли за днями, и, наконец, на  солдатском календаре  для отметок не оказалось места. Наступил день демобилизации. Швейк как всегда равнодушно отнёсся к различным ухищрениям солдат,  старавшихся явиться домой во всей красе. Проверив у выхода из гарнизона свой чемодан, он выбросил оттуда трехкилограммовую гантель, положенную услужливыми однополчанами, и направился к станции. 
И снова он ехал на первой полке, и снова появилась старуха с местом на второй полке, но провожал её  внук. Все повторилось, словно Швейк просматривал один и тот же  сон. Добравшись до дому, он встретил  бабу Тосю: 
  –  Эх, солдат, солдат! – сказала она, глядя на Швейка и качая головой.   –   Мать-то в больнице, разве она тебе не писала?»
 Швейк оторопело смотрел на  соседку:
  –  Нет, ничего не получал. 
  Зайдя в квартиру, он понял, что дела действительно плохи. Мать была чистюлей, однако дома был беспорядок. Узнав у соседки, где находится мать, отправился в больницу. Он попал в  неприёмные часы, но, объяснив, что он сын, и только что вернулся из армии, прошёл  в больничный корпус. Долго искать мать не пришлось. Она лежала на кровати, стоящей у окна в коридоре. Увидев Швейка, она попыталась встать, но, закашлявшись, упала на кровать.   Швейк подошёл к матери. Лицо её было бледно,  под глазами были тёмные круги. Приступы кашля  сотрясали  хрупкое тело.
 – Сынок, вернулся! – только и смогла она сказать.
– Что с тобой, мама? Почему  ничего не написала?
– Не хотела тебя тревожить. 
– А почему ты лежишь в коридоре?
– Мест нет.
– Так, так. Нам с тобой никогда не будет хватать мест. Я, кажется, находился на службе, что-то защищал?  Но, видимо, защищал напрасно, поскольку моя мать лежит, в коридоре больницы.
Он сорвал «дембельские» погоны, и  бросил их в урну, стоявшую возле кровати. К Швейку подходил мужчина в белом халате.
– Простите, вы кто?
– Я сын этой женщины. А вы, наверно, врач?
– Да, я врач.
– Почему мать в коридоре? 
– Мест нет.
– Понятно. Мест нет. Это я уже  где-то слышал. И вы знаете где? – обратился он к врачу.   
– Нет, не знаю.
– А я вам скажу: я слышал это везде. Очень прошу,  поместите мать в палату.
–  Вряд ли это получиться. Мест нет. 
– Но сейчас у нас, кажется, не война, и не эпидемия?
– Всё равно  мест нет.
 – Понятно. Что с матерью?
– Простуда. Двухстороннее воспаление лёгких.
– И что надо для лечения? 
 –  Покой, хорошее питание, лекарства, постоянный уход.
– То, что у вас в больнице никогда не было и не будет?
 Врач чувствовал себя очень неловко.
   – Ничего не могу обещать. Попробуйте достать вот это. 
Врач быстро написал что-то на листе бумаги.
– Что это? 
 –  Рецепт. Хорошее лекарство.
  Швейк положил рецепт в карман, и в мрачном настроении вышел из больницы.  Зайдя в ближайшую аптеку, он протянул рецепт провизору.
– Нет у нас такого лекарства! – отрезала женщина за стеклянным окошечком.
– А бывает?
– Ещё не разу не привозили. А вы знаете, сколько оно стоит? – и назвала Швейку сумму, от которой у него внутри  похолодело.
Понурив голову, Швейк вышел из аптеки, и направился в магазин. Купив матери продуктов, он вернулся в больницу. Мать спала. Он положил пакет на тумбочку и вышел. «Значит, так. На лекарства денег нет. Мест для матери в больнице не предусмотрено. Ухода ей не предназначено. Кормят, как в ночлежке».  С этими мыслями  он побрёл домой.  Он взглянул на окна Галки, но ноги сами несли его к своему подъезду.  Утром он пошёл в больницу.
– Вы к кому? – спросила его дежурная медсестра в приемной.
Швейк назвал фамилию.
– Одну минуту,   – проговорила сестра, и  вышла.
– Вернувшаяся медсестра как то странно   посмотрела на Швейка:
 – Кто она вам была? – спросила она.
– Почему была? – холодея от страха, спросил Швейк.
– Умерла сегодня ночью. 
Стиснув зубы, Швейк молча смотрел на медсестру.  У него не было слов, он не знал, что делать. «Сирота!»  –  вспомнил он слова, сказанные Отелло.
 Молча поднявшись, Швейк вышел на улицу. Выкурив подряд несколько сигарет, Швейк вернулся, и  выслушал всё, что  он должен был сделать, чтобы похоронить мать. Затем он зашёл к бабе Тосе. Услышав скорбную весть, та обняла Швейка, заливаясь слезами. Не выдержав, Швейк заплакал вместе с ней. «Что ж,  – выплакавшись,    сказала соседка,  –  слезами горю не поможешь».
 Она набрала номер телефона, и договорилась с кем-то о встрече. Два дня, Швейк, как в угаре, занимался похоронами матери. Благодаря бабе Тосе, вынесшей на своих плечах эту печальную обязанность, всё было устроено по-людски. Вернувшись в опустевшую квартиру, Швейк   понял, что  остался  совсем один. Перебрав скудный гардероб матери, отдал вещи бабе Тосе, которая тут же отнесла их в церковь. Погоревав, несколько дней, Швейк  решил устраиваться на работу, однако все его попытки кончались неудачей.  Объявления в газете были «ловленными», никто его нигде не ждал. Так прошёл месяц, другой. Швейк уныло бродил по квартире, соображая, что бы еще предпринять.  Выхода он не видел. Почтовый ящик наполнялся  квитанциями на оплату «коммуналки», но денег не было, и куча квитанций, которые он  бросал в коробку из-под стирального порошка, становилась всё больше.
Однажды в квартиру позвонили. Открыв дверь,  он увидел почтальона, протягивающего ему конверт. Расписавшись, он рассматривал диковинные марки, наклеенные на конверте, затем вскрыл его. Письмо было от Отелло.
«Дорогой друг Швейк!
Я  уехал к отцу, и жизнь   стала совершенно другой. Одна  из моих сестер увидела твою фотографию, и  хочет с тобой познакомиться. Все дела в консульстве будут улажены, о  финансах можешь не беспокоиться. Если тебя ничто не держит, собирайся, и приезжай. Как только получишь денежный перевод, купи себе сотовый телефон, звони по записанному в письме  номеру. 
 Твой друг Отелло.
P.S. Для детского дома, где я жил, отец выслал денег на ремонт. Проверь, как там идут дела».
К письму была приложена подписанная  фотография, где Отелло сидит вместе с отцом в   белом кабриолете у  особняка.
  Швейк оглядел голые стены убогой квартиры, за которую он не мог  расплатиться. В углу висела маленькая фотография его молодых, улыбающихся родителей, проживших короткую, словно  бабочки – однодневки, несчастную жизнь. Затем он посмотрел в окно, на серый пейзаж города  с тусклыми  огнями окон, в котором ему не было места. На глаза ему попался томик Лермонтова, неизвестно как задержавшийся у него в доме. Открыв книгу наугад, он сразу наткнулся на строки:
«Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ…»
Усмехнувшись,  Швейк взяв лист бумаги,  аккуратно вывел короткую фразу:
«Здравствуй,  Отелло! Письмо получил. Я приеду. Твой друг – Швейк».


Спасибо всем читателям, известным и неизвестным, осилившим повесть.