Что такое рыбалка в Карелии знают все, кому довелось хоть раз побывать в этих любимых всеми богами краях. Я не рыбак-профи, скорее наоборот, зато азарта и терпения у меня ничуть не меньше, чем у самого умелого рыболова. Может где-то и больше, благодаря огромному любопытству и не разбавленному никакими специальными знаниями оптимизму! И пусть говорят, что: «Ловцы рыбные – люди гиблые», или еще: «На одном конце (удочки) червяк, на другом конце дурак», это те, кто не знает. Я так не думаю. Мне больше нравится считать, что «время, проведенное на рыбалке, не входит в счет жизни». Поэтому, никогда не смотрю с недоумением на сидящих целыми днями летом на берегу, а зимой на льду и ветру мужиков, вокруг которых корчатся в последних судорогах несколько рыбных недорослей. Просто с удовольствием вспоминаю свои впечатления. И очень хочу поделиться некоторыми из них. Случалось это в разные годы, в разных местах, но все объединяет завораживающее слово «рыбалка». Итак…..
«Рыбак рыбака видит издалека»
(рыбацкая пословица)
Спиннинг мне доверили не сразу. Для начала выдали старый, какой не жалко, наверное, наивно надеясь, что намучившись с ним, о рыбалке забуду. Катушка, больше похожая на маленькое мельничное колесо, при забросе скрипела, притормаживала и выписывала «восьмерки». Справиться с ней поначалу никак не удавалось. Почти после каждого броска на том месте, где полагается быть леске, образовывался перепутанный клубок, почему-то называемый «бородой», и я, сидя по-турецки на теплом камне, подолгу упражнялась в воспитании терпения. Потом как-то удалось приспособиться. «Бороды» росли реже, но совсем избавиться от них так и не вышло.
Маршрут проходил по реке. Одним с нами курсом, собственно, он и был один, двигались многочисленные группы, среди которых резко выделялся экипаж из шести мужичков-прибалтов. Страна еще не развалилась, но прибалтика всегда была вроде и здесь, но и не вместе. И на реке они тоже существовали отдельно. Не здоровались, не подходили знакомиться, не делились впечатлениями, в общем, не общались. Никто и не настаивал. Одетые с иголочки, с рыболовными снастями, сплошь разрисованными какими-то брендовыми эмблемами, эти мужики совершенно невозмутимо двигались вперед, упорно обнося все пороги, которые остальные группы довольно легко преодолевали. Чуть позже мы поняли причину – прекрасно экипированные одеждой и прочим туристским снаряжением, они не рассчитали с плавсредством. Катамаран имел слабую «шкуру», которая легко рвалась на любом остром выступе, и парни просто не хотели тратить время на ремонт.
На одной из вечерних стоянок я снова пошла на берег, чтобы поупражняться со спиннингом. Клева не было никакого. Катушка бунтовала, бороды упорно вырастали и я снова и снова, вспоминая про себя все, что знаю, занималась воспитанием терпения. Поглощенная делом, я не заметила, как подошел и остановился за моей спиной один из членов прибалтийской группы. Мужик стоял с обычным невозмутимым видом и сверху вниз разглядывал мою снасть. В руках он держал прекрасно оснащенный легкий спиннинг. Честно говоря, к тому времени я таких еще и не видела. «Ну все, сейчас запрезирает», - подумала я, постаралась сделать независимый вид и продолжила занятие. Первым молчание нарушил гость. «Клюет?», - спросил он, кивнув в сторону реки. «Нет!», - ответила я, не поднимая головы. «И у меня – нет», - продолжил парень, как бы объединяя нас общими обстоятельствами. Потом, кивнув в сторону моего «рукоделья», продолжил: «Получается?». «Не очень», - честно призналась я. «Ничего, зато потом с этим будет легко», - продолжил он, подняв свой навороченный инструмент. «Наверное», - вздохнула я, тогда очень слабо представляя, когда именно такое случится. Потом мы немного поговорили о погоде, списывая на нее причину неудачной рыбалки, о местном рыбаке, который на наших глазах проверял сети и о чем-то еще, тоже имеющем прямое отношение к реке и рыбе. Парень дал мне несколько очень дельных советов по поводу «бороды», попрощался вполне по-людски и ушел к своей группе.
Позже, встречаясь на маршруте, мы кивали друг другу, как знакомые люди. Так рыбалка, не то чтобы растопила отчужденность, но пробила хоть какую-то маленькую брешь в наших отношениях.
«Была бы уда, а рыба будет!»
(рыбацкая поговорка)
Мы шли волоком из озера в озеро вдоль маленькой шустрой речушки, извилисто спешащей по неровному каменистому рельефу на встречу с большой водой. Где-то на середине пути речушка живописным водопадиком свалилась в совсем маленькое озерцо, из которого, немножко отдохнув от быстрины, продолжила свой бег. Мы уже слегка подустали, берег озерца выглядел очень уютно, само оно казалось просто раем для рыбы – водопадик насыщал воду кислородом, вдоль берега островками торчали кустики осоки, дно, вначале пологое, круто уходило вниз, утягивая за собой поваленные деревья, любимое жилище окушков. Капитан объявил привал. Время позволяло и все расчехлили удочки.
На этот раз даже профессор, который признает рыбу исключительно на столе в виде конечного продукта, не удержался и решил приобщиться к процессу. Усевшись на пенек, он, как человек основательный, внимательно изучил инструкцию к извлеченному из недр рюкзака набору «Юный рыболов». Набор внушал уважение – леска и крючок были рассчитаны, как минимум, на мелкого кита или средних размеров крокодила, которые по замыслу изобретателей набора, в изобилии должны водится в местных реках. Отсутствовало только удилище. Собрав снасти строго по инструкции, профессор прямо на месте изготовил его из дерева, видимо справедливо рассудив, что, если уж не поймать на крючок, так прибить этим дрыном зазевавшегося крокодила точно получится!
С крокодилами вышла задержка. Судя по всему, им очень не нравилась наживка. Червяк, даже разорванный на несколько частей, упорно не желал оставаться на крючке и полз вверх по леске, наверное, надеясь таким способом избежать своей участи. Напрасно, именно там, успешно миновав опасность, его поедала всякая рыбная шелупонь. Поплавок при этом все время заманчиво шевелился, изображая клев. Наконец, одна из этих недорослей где то просчиталась и оказалась вытащенной на берег. Рыбка прыгала в траве, а профессор пытался ее успокоить, сначала проникновенными словами, оптимистично полагая, что сила убеждения доступна всякой твари, а потом изо всех сил лупя кепкой. Бедняга не успокаивалась, только теряла чешую, которую кепка, наоборот, приобретала. В конечном итоге профессор не выдержал, выбросил измочаленного малька обратно в воду и снова закинул удочку.
У других членов команды, несмотря на отсутствие снастей с интригующими названиями и многообещающими составными частями, рыбалка продвигалась вполне успешно. Уха была обеспечена. Какое-то время, помучив червяков и полностью разочаровавшись в работоспособности набора «юный рыболов», профессор оставил это занятие и принялся за заготовку дров для будущего костра. С этим у него все было просто блестяще. Наученный печному делу с раннего детства, профессор колол дрова виртуозно, так, что любо дорого посмотреть. Каюсь, иногда я просто так, без всякой нужды, исключительно для зрелища, просила его наколоть лучины.
Больше профессор удочку в руки не брал ни в одном походе. Зато никогда не отказывался почистить улов, и принимал участие в рыбалке в других качествах, иногда совершенно неожиданных.
Так в одном из походов мы шли по реке, которая будоражила рыбацкие чувства заросшими тростником берегами и многочисленными «кружками» и «рогатками», которые расставили местные рыбаки и остановившиеся на дневки туристы. Казалось, щука просто стояла в очереди и ждала, когда ей предложат самого вкусного живца или самую необыкновенную блесну. Капитан с профессором решили проверить имеющуюся у нас в наличии снасть и «вдарить по щуке». Ловил, естественно, капитан. В обязанность профессора входило «успокаивать» пойманную рыбу ударом крепкой деревянной колотушки, которую он, как обычно очень умело изготовил топором из куска дерева. К счастью, щука попадалась средняя, и удара вполне хватало. Таким образом, в том походе в нашей команде вместо «юного рыболова» появился «главный анестезиолог».
«Пошли мне, Боже, такую рыбу, чтобы хоть раз не надо было врать!»
(рыбацкая молитва)
Однажды на Ладоге я всю белую июльскую ночь простояла на каменистом берегу с удочкой, надеясь попасть сначала на вечерний, а потом и на утренний клев. Вечерний клев, который по заверению всех рыбаков непременно должен иметь место, почему-то не случился. Вместо него я увидела совсем другое зрелище. Когда солнышко почти коснулось воды, и наступил полный штиль, все листики, травинки и прочий мелкий мусор, который до этого неподвижно лежал на зеркальной водной глади, пришел в движение. Поначалу я ничего не поняла, но приглядевшись повнимательней, сообразила в чем дело. Рядом с каждым двигающимся кусочком мусора из воды торчало что-то остренькое и живое, которое и толкало эти кусочки. Это были рыбьи носы или рты, не знаю, как правильно Мой поплавок тоже пригодился. Поначалу рыбки играли им, как шайбой, а потом стали перепрыгивать через поплавок, как через барьер. Озеро просто кипело, но ни одной поклевки при этом не было. У водных жителей наступил «потехи час».
Рыбий цирк продолжался довольно долго. Увлеченная необычным зрелищем, времени я не замечала. Потом также резко все стихло. Поверхность озера снова стала похожей на зеркало. Когда солнышко стало подниматься быстрее, легкий утренний бриз нарушил водную безмятежность и ситуация изменилась. Наступило время завтрака для рыбы и подготовки к обеду для рыбаков.
Я услышала, как на теплом мелководье в редких кустиках осоки плещется какая-то крупная рыба. Подхватив снасти, я направилась на звук, надеясь словить рыбацкую удачу.
Рыбина взяла с первого заброса, как будто я закинула крючок с наживкой прямо в открытый рот. Поплавок дернулся, плавно лег, потом косо поднялся и резко ушел в воду. Сердце екнуло, замерло и забилось в сильном предчувствии. Я потянула удочку. Из воды сначала показалась голова, а потом и сама рыбина, увидев которую я едва не закричала от испуга и удивления. Рыбина оказалась не просто большой, а какой-то огромной! Круглая как луна, с маленькой головкой, не очень широкой спиной и мелкой серебристой чешуей. «Густера», - объяснили мне потом бывалые рыбаки: «Ее здесь прорва!» Сердце колотилось как после хорошего кросса. Оставалась самая малость. Пока обалдевшая рыбина в недоумении открывала рот на берегу, не менее обалдевшая я должна была спуститься с камня и взять добычу руками. Спускаться надо было метра два. Я присела и заскользила вниз по мшистому каменному боку. Дальше все произошло очень быстро. Пока в моей голове мелькали картинки триумфального возвращения в лагерь и развешивания по домашним стенкам фотографий с редкостной удачей, рыбина пришла в себя. Спускаясь, я слегка ослабила леску. Этого оказалось достаточно. Рыбина пружинно изогнулась, ударила хвостом и резко выпрямилась. Удилище согнулось дугой, леска натянулась и с треском лопнула. Обрывки вместе с поплавком взлетели вверх и намертво намотались вокруг торчащей над водой сосновой ветки. Пока я растерянно дергала повисшее на леске удилище, рыбина еще раз изогнулась и вместе с крючком, грузилом и куском лески в красивом прыжке нырнула в воду. Еще не осознавая до конца, что произошло, и, перебирая в голове быстро меркнувшие картинки несостоявшегося триумфа, я присела на камень и загрустила. Нужно было возвращаться. Леску пришлось обрезать ножом. Поплавок так и остался болтаться на сосновой ветке.
В лагерь я приплелась, понуро волоча за собой испорченную снасть. Говорить ничего не хотелось, да и кто поверит! Вместо триумфа я получила нагоняй от капитана с заверениями, что от меня одни убытки, и насмешливо-сочувственные взгляды от профессора.
К вечеру капитан сжалился и согласился поехать порыбачить с катамарана. Но день был явно не мой. У капитана еще что-то клевало, а мой поплавок безнадежно спал. Наконец, и он проснулся и резко утонул. Клюнул вполне приличный окушок. Но пока я собиралась снять его с крючка, наглец, болтаясь на уровне моего лица, отмахнул хвостом, ощутимо щелкнул меня по щеке, обратным отмахом выплюнул крючок и шлепнулся в воду! Я восприняла это как привет от моей утренней гостьи. После этого рыбачить совершенно расхотелось и, к большому удовольствию капитана, мы повернули к берегу. Рыбацкая молитва сработала. Рыбина пришла и врать не было нужды, только кто же этому поверит!
« Карась сорвется, щука навернется»
(рыбацкая поговорка)
Этот день, как и предыдущий, выдался долгий и трудовой. Озеро всерьез бунтовало. До противоположного берега, к которому лежал наш путь, было километров одиннадцать. Проходить их пришлось ночью, в густом тумане, ориентируясь по ветру и направлению волны. Днем это оказалось категорически невозможно, штормовой ветер, как всегда в лоб, просто сносил наше судно, сводя на нет все усилия. После длинного перехода, опять же с ветром и мелким докучливым дождем, остановились на высоком каменистом мысу. Палатки поставили не сразу – дождь перестал, но вода плохо впитывалась в тонкую песчаную подушку, и весь мыс превратился в одну сплошную лужу. Чтобы спрятаться от ветра, мужики принялись ладить из подручных средств навес. Трудились, как всегда, основательно, но когда закончили работу и выдохнули, ветер изменил направление на прямо противоположное. Переделывать уже не было сил, да и смысла после таких ветреных выкрутасов особого не видели – кто его знает, вдруг опять все поменяется. Согрелись «болотовкой» и горячим чаем. Унынием команда наша никогда не страдала, потому и на этот раз приняли все, как есть.
Мужики начали ставить лагерь, а я, как обычно, подхватила снасть и побежала на берег, чтобы наловить вечно голодных Карельских окушков на вечерний «жульен».
Гладкая каменная плита плавно сползала в воду и резким уступом обрывалась вниз. Я подняла сапоги и зашла почти по колено. Клевало отменно. Очень скоро «норма» была выполнена и я уже собралась возвращаться к костру, чтобы из рыбака превратиться в повара. Один из неудачно снятых с крючка окушков болтался неподалеку, шумел и баламутил воду. И тут я увидела, как прямо к нему по воде нарисовалась четкая стремительная линия. Потом что-то острое мелькнуло по поверхности, и окушок исчез. Линия плавно замедлилась, описала полукруг, приблизилась ко мне и исчезла, а у моих ног образовалось что-то серое и неподвижное. Приглядевшись, я замерла от удивления. Практически, прислонившись к сапогам, на камень легла почти метровая щука! Рыбина лежала неподвижно, видимо высматривая очередную жертву. Жабры слегка шевелились, тело, вытянутое в стрелу, было готово к новой атаке. Я невольно залюбовалась, ощущая мощь и агрессию, исходившую от охотника. Но тут и во мне проснулся азарт. Я стала судорожно соображать, что можно сделать. В руках только удочка, на поясе легкий нож. Попробовать оглушить на мелководье, но чем? Я тихо положила удочку и потянулась за камнем, стараясь не переступать ногами. Камень нашелся. Аккуратно подняв крепкий булыжник над головой, я уже хотела резко бросить его в воду, но тут щука сделала неуловимое движение и стрелой исчезла, снова прочертив по воде четкую стремительную линию. Камень полетел в воду, булькнул и исчез в глубине. Честно говоря, особого сожаления я не испытала, скорее наоборот, поблагодарила озеро за редкий случай, немножко постояла на берегу, впитывая в себя увиденное и поспешила к костру, чтобы не томить проголодавшихся мужиков.
Потом, за ужином, я поделилась увиденным, получила, как обычно, «советы и рекомендации», но моих эмоций никто не разделил. Вот уж и правда – лучше один раз увидеть, чем услышать, даже и от хорошего рассказчика. А самую крупную щуку в наших Карельских походах выловил капитан.
«Там, где вода быстрее течет, рыба всегда лучше клюет»
(рыбацкая поговорка)
Маршрут проходил по Винче, реке, славящейся не только редкостной даже для Карелии красотой, но и своими порогами, больше похожими на водопады. Шум их мы услышали издали, аккуратно подошли к мосту, отделяющему как границей спокойную Винчу от ревущей, и, вдоволь налюбовавшись мощью падающего потока, волоком двинулись дальше.
Параллельным с нами курсом шустрил какой-то местный дед – рыбак с маленькой резиновой лодочкой. Он быстренько обогнал нас на тропе и, держа лодочку на голове, посеменил впереди. Никаких удочек в руках у деда не было. Чуть позже мы увидели протянутые на быстрине от берега к берегу хитрые рыбацкие снасти и поняли, что дед охотится на что-то серьезное.
После водопадов река немного отдохнула кусочком чистой воды и снова упала бурлящим потоком. Здесь можно было и пройти, но мужики, здраво рассудив, что укладка и снова раскладка на ночлег времени займут больше, решили дойти по берегу. Дед, все время вертевшийся поблизости, бросил на нас презрительный взгляд, но сам в стремнину не сунулся, а подхватил лодочку и снова побежал впереди.
Лагерь раскинули сразу за порогом, на уютной, обильно покрытой мягкой хвоей поляне. После ужина мужики улеглись отдыхать, а мои любопытство и азарт, как обычно, заставили собрать снасти и поспешить к реке.
Дед нарисовался тут же, как только я закинула удочку. Презрительно окинув меня взглядом, он сквозь зубы поинтересовался, чем я, вообще, здесь занимаюсь. На мой естественный ответ, дед в сердцах плюнул себе под ноги и проговорил нечто очень длинное и замысловатое. Примерно половина слов оказались вообще незнакомыми, моего университетского образования явно не хватало, но смысл после недословного перевода, сводился к одному – хуже нет, когда баба лезет не в свое дело. Все это выглядело так искренне и эмоционально, что я не удержалась и расхохоталась в голос. Дед, видимо не ожидая такой реакции, несколько оторопел и примолк, но уходить не спешил. Задумчиво окинув взглядом мои снасти и обмундирование, он немного помягчел и, кивнув на ревящий порог, проговорил: «Лезь туда, там форелька!» Потом зачем-то погрозил мне сухоньким кулачком, уселся в свою лодочку и быстро исчез за речным поворотом.
Деда надо было слушать! Я подняла сапоги, свернула снасти и аккуратно по камням перебралась на песчаный «язык», с двух сторон обтекаемый стремительными водными струями.
Рыба взяла сразу, с первого заброса. Еще ничего не увидев, я поняла, что это что-то необычное. Никогда раньше я не чувствовала такого яростного сопротивления, многократно увеличенного силой бегущей струи. Мне удалось вытащить добычу на песок, аккуратно выбирая леску, боясь обрыва, ослабляя и снова вытягивая. Рыбина того стоила! Она поразила не столько размером, сколько необыкновенной красотой. Впервые в моих руках оказалась живая радужная форель, и я с удивлением разглядывала разноцветные круглые пятнышки, как блестящее конфетти, разбросанные по мелкой серебристой чешуе.
Первая удача вдохновила. Второй заброс тоже оказался не пустой. Рыбина попалась даже крупнее первой. Третий вышел неудачным. Моя снасть не выдержала. Рыба, уже вытащенная на край песчаного языка, оборвала леску и исчезла в потоке. Пришлось снова идти через порог, но уже в обратном направлении. В лагере я вытащила улов из сумки, спеша показать необыкновенное зрелище. Но, увы… Форель уже уснула и вместе с жизнью из нее ушла красота. Чешуя потускнела, вместо радужных пятнышек по бокам темнели невзрачные серые кружочки. Было немножко жаль, но что поделать. Добыча была взята в честной борьбе.
Вечером мы пошли на порог уже вдвоем с капитаном. Улов оказался нормальным, спасибо деду. И приготовили вкусно и съели с удовольствием. Была потом и другая форель, но свое впечатление от ловли этой замечательной во всех отношениях рыбы я запомнила именно по Винче.
Нормально делай – нормально будет
(рыбацкая, и не только, поговорка)
Был у меня один не очень приятный случай. В том раз мы с боцманом рыбачили с катамарана. Погода не баловала – дул прохладный ветерок, слегка дождило, словом, не Ташкент. И одежда соответствовала – сапоги, свитер, штормовка, все по полной выкладке. Моя верхняя одежда – очень удобный анорак с большим карманом на «пузе» была отягощена дополнительным грузом. Уже не один год я по ходу маршрута собирала и складывала в карман красивые камушки, которые по вечерам сортировала, выбирая самые лучшие. В конечном итоге, домой я привозила два - три исключительных экземпляра. На этот раз вечер еще не наступил и карман тянул килограмма на полтора. Клевало вполне прилично, «план» выполнялся. Я не знаю, зачем мне захотелось встать в полный рост. Неустойчивое, верткое судно не выносило подобных упражнений.
Все произошло мгновенно. Поплавок ушел под воду, я подсекла, катамаран дернулся, палуба плавно ушла из-под ног и я, не удержав равновесия, с громким «плюхом» оказалась за бортом. Сапоги тут же заполнились водой, шерстяной свитер сразу потяжелел килограмма на два, камушки в кармане дополнили общую картину. Все вместе упорно тянуло на дно. Скажу я вам, барахтаться в воде в двадцати сантиметрах от поверхности, не имея сил выплыть, очень неприятно. Сапоги я скинула, сразу стало легче. Дальше сработал боцман. Чуть позже, отдышавшись, мы уже вдвоем ныряли за сапогами, а потом, в полном молчании сидели рядом, переживая случившееся и приводя в порядок чувства.
В лагерь вернулись тоже молча и о происшествии рассказали не сразу, сглаживая неприятное шутками и легким трепом. Потом, за ужином, боцман получил лишнюю порцию и звание «спасителя утопающих». Все прошло вполне весело. А оставшийся поход вся группа упорно выискивала красивые камушки и предлагала их мне в карман.
Я снова жду лета, жду новых встреч с Карелией и новых впечатлений. Кто еще не пробовал, вспомните, что если захочется затихарить немножко времени у жизни, надо взять в руки удочку, сесть на бережок и поймать момент, когда тревоги, заботы и суета останутся где-то далеко, а все проблемы сойдутся в маленькую точку на воде, которая называется «поплавок». Только постарайтесь не следовать примеру Джимми Каннона, который считает, что «Рыбалка – лучшее оправдание для выпивки в раннее утро».