нечто

Людмила Вятская
Вятско-ирландско-французское нечто.

(компьютер сокращает название, строго следуя установке: краткость!)



В  2001 году, в ирландский праздник - День Святого Патрика  моему мужу  Генадичу (он же Саша,  он же Шура, он же Дед)  исполнялось пятьдесят.
 За неделю до юбилея  муж  объявил, что кроме детей ещё и  друзья  едут в наше «простоквашино».  Всего человек двадцать. Те, кого мы за год до описываемых событий оставили в Челнах, уехав к его родителям   на Вятку.

«Гагарин уже и Камаз* заказал.  Я их предупредил, что  иначе по весенним дорогам  не добраться.   А танки грязи не боятся!  - радостно сообщал  муж,  предвкушая встречу. – Алексеевы с Моисеевым едут из Казани. Не знаю на чём».
   
Банкетного зала в  посёлке, названным местным юмористом «центром земного рая», не было.  Ни одного.

И вопрос: «Где принимать гостей?»  застыл у меня на языке.  Муж прочитал его, хотя я и рта не раскрывала.  Может быть, он заметил, когда  челюсть непроизвольно отвалилась.

«Здесь!»- ответил он и указал рукой  на  пол нашей однокомнатной.
Благо всей  мебели у нас был лишь диван, он же - кровать, два кресла, тоже раскладных, журнальный столик и телевизор на казённой заводской тумбочке с инвентарным номером сзади.

За год до этого мы  сочетались  законным,  но не первичным браком.  И местом  обоюдного постоянного жительства выбрали его малую родину. 
 Генадич  стал работать  на судоремонтном заводе главным инженером, который по его собственным словам  «с утра писал приказ, а потом шёл его выполнять».
 
Меня в школу не брали: из учениц в свои 48  я  давно выросла, а до учителей  ещё не доросла, то есть «самим часов мало».
Свекровь сумела обнадёжить, дав положительную характеристику: «Ты  хоть и городская, но хорошая». И я всё ждала, когда же пригласят.   
Жили они со свёкром  в таком же многоквартирном  двухэтажном доме, построенном в середине прошлого века, недалеко от нас.

Тогда в  посёлке речников было три магазина, продукты в которые завозились дважды в неделю. Ассортимент - небогатый,  выбор - бедный.
Изобилие в стране ещё было не у всех.

Новость меня огорошила и одновременно взбодрила.  Стресс зачастую так действует.

Главная особенность   Генадича   в том, что для него друзья значили больше двух предыдущих семей.

Приближался час первого серьёзного испытания  нашей совсем молодой ячейки (общества).

За неделю  мысленно удалось «пристроить»  почти всех  двадцать гостей.
Радостный юбиляр в заводской гостинице забронировал  оба  четырёхместных номера.
У свекрови решили разместить её взрослых  внуков с их  вторыми половинами.
Остальных планировали разбросать в шахматном порядке, то есть «валетом», у соседки Григорьевны, с которой договаривалась уже я.

Одинокая Григорьевна, узнав о нашей  нечаянной радости, предложила свою двухкомнатную в качестве места проведения торжества. 
Я  только что  в ноги ей не кинулась от счастья.
Вдвоём с подругой они согласились помочь в  подготовке банкета.


И вот мы уже слышим, как подъехал  камаз,  и из него  посыпались наши долгожданные гости: шумные и весёлые.
У Григорьевны дверь  в квартиру  распахнута настежь. Столы  накрыты, но в рюмки ещё не налито.
В нашей  - дверь уже с утра не закрывалась, и часть лестничной площадки  в размере четырёх квадратных метров увеличила  нашу с ней «общую полезную площадь».

В шумной суматохе с объятиями, поцелуями и смехом,   гости  тащили из  автобуса ящики в нашу и без того малогабаритную квартиру. Один - с целыми апельсинами и кожурой от съеденных, другой -  с водкой, где  часть бутылок уже прошла дегустацию. Я их оба  отправила в квартиру Григорьевны.   
 Третий,  с  живыми розами,  и  четвёртый, содержимое которого я не рассмотрела,  Мерц с Гагариным  затащили прямо в нашу ванную. 
Когда я  услышала звук набираемой  воды, то закричала из кухни, не отрываясь от счёта вилок, собранных со всего подъезда.
- Учтите, у нас только холодная вода!
- А как же вы моетесь? – услышала удивлённый голос Валеры и подозрительный смешок Владимира Андреевича.
- Титан  дровами топим... Не каждый день, конечно.  Так что?  Затопить? – подорвалась во мне  молодая хозяйка, мысленно уговаривая: «Ну, не сейчас же!» - Вы вместе будете мыться? – пыталась я отделаться шуткой.
- Так у вас что?!  Даже газа нет?! – всё ещё на что-то рассчитывая, кричал из ванной  Гагарин.
- Только в баллонах. Ссыльный край… Что ты хочешь?!  - выдвигала я объективные причины.

Вопросы больше не поступали,  хриплый смешок  Мерца  не прекращался.
С посылом: «Вот и славненько!» я неистово натирала вилки до зеркального блеска.


Моё заурядное воображение, взращённое пошлой рекламой, представило  наполненную водой ванну, с плавающими в ней розами, куда,  по-видимому, погрузят  юбиляра. После торжества, конечно. Как пьяного моржа.
Тут  я мысленно вздрогнула от холода и укололась о шипы, после чего  дедукция вывела на мысль, что эти двое там обрывают лепестки. Стало грустно.
«Как хороши, как свежи были розы!» -  тёрла я уже ножи с остервенением.

В это время народ  заполнял комнату не только собой, но и нарастающим гулом.
Говорили все вместе и каждый в отдельности.
Закончив свою работу, я попыталась попасть в ванную, но она, по-прежнему, была заперта изнутри.
 Из-за общего шума мне совершенно не было слышно, что происходило в месте общего пользования.
Не без труда  отыскав в толпе мужа, я схватила его за рукав, когда подошедший к нему Лобанов сказал почти на ухо:
- Шура, ты извини, я был  «против»,  но эти, -  кивнул он в сторону толпы, - тебе такую свинью хотят подложить!...
«Всё-таки с шипами будут розы», - подумала я, но промолчала.
 И в это самое время Эмиль скомандовал: «Внимание!  Прошу тишины! Слово  предоставляется  Михайлову!»

Тот вышел вперёд,  освободив проход к ванной,  дверь  которой стала медленно раскрываться.
- Шура, - начал он с хрипотцой, но, прокашлявшись, продолжал уверенней  и громче, - во-первых,  мы тебя поздравляем, а потом  в это нестабильное, трудное время, мы - твои товарищи и друзья с благими намерениями, желая  оказать посильную материальную помощь молодой семье, вручаем вам с Людмилой этот подарок в надежде на рост вашего благосостояния.
Лобанов держал  уже фотоаппарат наготове,  направив объектив на виновника торжества.
- Теперь я поняла  что это! – прошептала в ужасе я, но Михайлов, стоявший рядом с нами, услышал и, дёрнув за рукав,  прошипел прямо в ухо: «Молчи!»

Дверь  ванной, наконец, полностью отворилась, и все увидели выходящих оттуда Валеру Гагарина с огромным букетом роз и Владимира Андреевича Мерца, осторожно держащего на руках чистого розового  живого поросёнка, на которого была надета юбочка из фольги и собачий ошейник с поводком.
- Знакомьтесь -  Маша! – перекрикивая общий хохот, представил Михайлов ещё  мокрое животное.
Со словами «Вот такое получается свинство!» Мерц опускает поросёнка на пол,  держа на поводке.   Животное, издавая негромкие звуки, начинает бег по кругу. Владимир Андреевич передаёт поводок  мужу. Я  визжу, потому что как раз в этот момент Маша своим пятачком  коснулась моей пятки.  Юбиляр и все гости хохочут как  после  нескольких часов застолья.

Бедная Маша, пережившая до этого  шестичасовой  переезд в  камазе, где её пытались кормить апельсинами, потом  мытьё под холодным душем, где ей зажимали рот, то есть пятачок, чтобы она не визжала, затем  облачение в  юбочку и ошейник,  и, наконец, дефиле под гомерический хохот не совсем адекватной публики,  -  металась по кругу, сдерживаемая  поводком. Она несколько раз пыталась убежать  от этих сумасшедших, кидаясь им под ноги, когда, наконец,  Генадич  исхитрился  поймать её и взять на руки.
В этот момент  она издала звук, очень похожий на мой, и Лобанов сделал исторический снимок, который позже будет украшать витрину одного из фотоателье города Набережные Челны.
 И все согласятся, что беззубая улыбка Маши была очаровательней не только улыбки юбиляра, но и загадочней улыбки Джоконды.

После окончания фотосессии  Машу решили поместить в ванну, предварительно разложив по дну газеты, и покормив.  В качестве ужина ей предложили молоко с хлебом, называемое «тюрей».  Рядом поставили розы в ведре, чтобы  облагородить помещение и создать ей атмосферу праздника. Свет в ванной решили выключить. Со словами «может, уснёт»  мы все переместились в квартиру Григорьевны и сели за столы.

Праздник был весёлым, как всегда.  Розыгрыши, переодевания, тесты на знание фактов из богатой жизни юбиляра.  Эмиль – глава небольшой частной типографии – подарил  целый ящик фирменной водки, с фотографиями Генадича  в  разных  степенях   опьянения и его соответствующими высказываниями.  Был аукцион, где разыгрывались личные вещи классика.

Чтобы лучше узнать   моего мужа  предлагаю ознакомиться с некоторыми фактами из его биографии.

Банников Александр Геннадьевич, называющий себя
« вятским евреем, исповедующим буддизм», является на самом деле русским некрещеным христианином, родившимся в п. Аркуль.
 
 В школе учился без фанатизма,  больше внимания уделяя спорту (в виде баскетбола) и внешкольным мероприятиям (в виде театра).

  Сыграв в пьесе Горького « На дне»  роль Барона, так в нее вжился, что впоследствии отпустил бородку и надел очки, желая подчеркнуть свое благородное происхождение. Однако удалось выяснить, что  юбиляр является выходцем из крестьян, чем и объясняется его тяга к земле в виде огорода.

  Поступив после школы в Казанский Авиационный институт и почувствовав полную свободу, не знал: что с ней делать, и через полгода сменил ее на строгую армейскую дисциплину.

  Настоящим полковником в армии стать не удалось, но, будучи старшиной,  как-то  раз, сразу после подъема, гонял роту с полной выкладкой.  И на виду у солдатиков свалился в открытый колодец, чем вызвал небывалый подъём духа своих подопечных.

   Первое высшее образование получал в пяти различных вузах нашей необъятной Родины:
       Казанский Авиационный институт
       Хабаровский Политехнический институт
       Казанский Инженерно-строительный институт
       Всесоюзный Заочный Политехнический институт
       Камский Политехнический институт
Обучаясь в каждом в среднем по году, при этом на весь процесс затратил   двадцать лет, выполняя завет Ильича:  учиться, учиться и учиться!
 
 Приехав на Всесоюзную Ударную Комсомольскую стройку   в Набережные Челны,  так проникся духом КАМАЗА, что до сих пор верен своему автомобилю Ока, который уже перешел в недвижимость.
 
В  1978 году был избран делегатом  Съезда  Комсомола от города  Набережные Челны.  Именно тогда появилась его первая фотография  на страницах  Комсомольской правды,  где на нём надеты чужое пальто и шапка.

На том памятном съезде, стоя приветствуя Анжелу Дэвис, ущипнул её за ягодицу, когда активная феминистка проходила в президиум из зала.

Хранит вместе с орденами, медалями и многочисленными  почётными грамотами  выписку из медицинского вытрезвителя.



Работая в Челнах,  побывал в служебных командировках  в шести  странах, а именно: Венгрии, Румынии, Болгарии, Югославии, Китае, Нигерии. Однако недвижимость в виде полуразрушенного дома приобрёл на малой родине.


 С господином Бельмондо Жаном  Полем, чьим именем он имеет обыкновение, находясь в первой степени подпития,  представляться по телефону, Александра Геннадьевича связывает только количество жен. 

Теперь и вы, дорогой читатель,   поближе узнали юбиляра.

А банкет уже достиг своего пика, когда  все громко говорят  и шутят,  не всегда слыша друг друга, но, ещё пытаясь услышать. 
Лица раскраснелись,  языки развязались,  но глаза ещё не разбегались.

 
Часа через два  я решила заглянуть  в ванную.  Меня сильно удивил (не могу сказать, что обрадовал) тот факт, что аромат пятидесяти  роз не смог  перебить  зловоние одного маленького поросёнка.  Зажав нос, я вытащила из-под Маши газеты с продуктами распада, упаковала их в мешок, вынесла на улицу, постелила  новые периодические издания,  обрызгала  всю ванную ароматизатором.
   
Маша смотрела на меня взглядом Чубайса из-под  белых ресниц:  хитрым, саркастичным, безнаказанным.

 Садиться за стол  после этих процедур не хотелось.  Вышла подышать на  свежий воздух, и ещё раз убедилась, что  обонятельная память  самая стойкая, то есть: запаха уже нет, а память  не уходит.  Теперь  я хорошо понимала  ту бабу, у которой  не было печали,  и она купила порося.   Пожалела беднягу, познав проблему  в деталях.
 
Вспомнив, что в соседнем подъезде живёт молодая семья с  младенцем, я  постучалась  к ним с просьбой о помощи: «Не дадите ли  парочку памперсов?  В понедельник верну».   Дали только одни.  Упаковав Машу,  в предмет детской личной гигиены,  убрав во второй раз всю жёлтую прессу,  проветрив помещение, я вздохнула  свободнее.

 Мини - свинарник решили  больше не открывать,  опечатав дверь лейкопластырем, на котором написали «Занято».
 Руки теперь мыли у Григорьевны. 
Но разве может маленькая свинка с таким очаровательным именем остановить праздник жизни?!

 Юбилей набирал силу.  Гости вышли на лестничную площадку покурить,  пообщаться поближе,  без разделяющего стола.  Там же оказался аккордеон, и полилась песня. 
Тем соседям, которые открывали двери своих квартир, чтобы  впустить музыку, тут же предлагали выпить за здоровье юбиляра,  от чего отказаться было просто невозможно, и дальше они слушали пение с ещё большим настроением.  Качество вокала, по общему мнению, росло с каждой рюмкой.
 
В нашей комнате  между тем начались танцы.
Мы с мужем  выдали цыганочку с выходом:  цыганочку – я, выход -  он. 
Мерц с Эмилем тут же пародировали  танец, позаимствовав цыганский костюм.  И что обидно, аплодировали им в разы активнее, чем оригиналу, хотя Эмиль в моём образе  тряс не плечами, а  пошло вихлял бёдрами.
 
Жильцы нашего дома всегда жалуются на  отопление –  свежо у нас в квартирах, если не сказать холодно.  В тот день мне в голову пришла мысль, что  жалобы некорректны.  Когда два десятка людей собрались в одной комнате – стало даже жарко.
 
Часам к одиннадцати  мужская часть  гостей  решили прогуляться по посёлку,  с целью ознакомления с местными достопримечательностями и образом жизни. 

Генадич,  зная, что в это время суток при  полном отсутствии освещения увидишь немного, бросил клич: «Идём на дачу!».  Мужики тут же одобрили  идею оторваться от жён, быстро собрались и пошли.
Благоразумные женщины  порыв мужей не поддержали, но и не препятствовали.   Они  остались, чтобы  попить чайку, что  ни один уважающий себя мужик на юбилее  не делает.

В марте снег  в наших краях днём обычно подтаивает, а к вечеру опять  схватывается,   хотя вода под снегом не застывает.  Улицы в посёлке расчищаются трактором. Но только улицы. 
Путь наших искателей приключений  пролегал  вдоль берега  замёрзшей Вятки.
Зимой мы на дачу ходили редко, поэтому тропу толком и не   протоптали.  Фонарик  был у  ведущего, то есть -  Генадича.  Остальные шли по цепочке, стараясь попадать след в след.  Задача была не из лёгких, так как даже тропку разглядеть не удавалось.  Вскоре натыкаться на чью-то спину людям надоело, да и скучно так идти: «Что мы в походе, что ли?!»
 И все пошли дружной толпой по снежному бездорожью, проваливаясь по колено.   Я шла вместе с ними, так как знала, что бросать Генадича , когда он закусил удила,  себе дороже.
 
Здесь надо бы сказать пару слов о даче.
Это сейчас, когда мы  вложили в благоустройство более десяти лет своей жизни,  её можно назвать дачей, и то летней.
 А тогда это был развалившийся от старости дом с прогнившими полами,    протекающей крышей, не закрывающимися дверями, с выдранными розетками и обесточенными висящими проводами. Чтобы попасть в дом, нужно было пройти через два сарая, построенных тем же архитектором в стиле «что украли, то прибили». Генадич купил его за бесценок только из-за места. Дом стоял на берегу Вятки. 
Народ подробностей не знал.  Народ  услышал «дача».  А какие мысли возникают от такого слова? Правильно – тепло,  уют, баня,  шашлык.

Забыла  упомянуть ещё одну деталь:  гости привезли с собой флаг СССР, который был посажен на древко  серпом,  а соответственно и молотом, вниз.  И вот с этим  знаменем коммунизма  мы  и шли на подвиг. 
Страна должна знать героев поимённо:  Пархом, Василенко, Михайлов, Гагарин,  Лобанов,  Коммисар,  Мерц, Эмиль, Моисеев, Лёня, Алексеев, Генадич и я.

Когда  мы зашли, наконец,  на территорию дачи и  с трудом (из-за снега) открыли  болтающуюся на одной петле  дверь,  герои поняли,  что здесь та же температура, что и на улице.  Кто - то спросил:  «А что, света здесь нет?!»  - «Хорошо, что нет, а то бы ещё страшнее было. Так вы многое не видите», - попыталась  я подбодрить  добровольцев.  Знамя поставили в передний угол. Генадич достал стопки из буфета – единственной мебели, которая осталась от прежних хозяев, в свете фонарика  разлил водку, принесённую с собой. 
Пили молча, понимая, что впереди  предстоял обратный путь. Наши тени на потолке корчили нам рожи.  В этой  тишине особенно трагично прозвучал  негромкий  голос Михайлова: «Какая сволочь  кричала  «Идём на дачу!»  Покажите мне её!»   Генадич, чувствуя свою вину,  попытался оправдаться:
«Петрович, а я что делаю?! Показываю дачу.  Смотри, какое  прекрасное место!» – «Так ничего ж не видно», -  подал голос  Василенко. – «А воображение на что?! - не сдавался  хозяин. – Представьте, что мы сидим на берегу Вятки…  Костерок разведём, баньку истопим, шашлычки пожарим… А вокруг -  тишина и звёзды…»
Из всего вышеупомянутого  в наличии были только звёзды.
А  упоминание   баньки, прошло ознобом по всем спинам.
Мы тронулись в обратный путь.
Обычно это расстояние преодолевается минут за двадцать. В тот раз мы на дачу шли добрый час, зато обратный путь  сократился вполовину.
Пархом  умудрился провалиться  по пояс в воду.  Пришлось его переодевать  в джинсы Генадича , которые тут же попытались слететь с него.  Но ремень,  затянутый на дополнительную дырочку,  поставил  джинсы на место.

В этот  раз чай пили все.  Правда,  некоторые  это делали  не с тортом, а  с водкой.
Потом ещё немного побузили,   и во   втором часу решили ложиться спать. 
Самую большую группу товарищей проводили до гостиницы.   Лобановы ночевали с нами, каждый на кресле.  Пархом,  Василенко,  Лёня и  Коммисар  расположились  у Григорьевны, которая  ушла на ночь к подруге.

Мы с Галиёй, успели до возвращения провожающих перемыть  всю посуду и тоже провалились в сон.
      
Но он был недолгим. 
В  шесть часов из ванной послышались звуки.
Это Маша начала утро с просмотра газет, требуя завтрак в постель.
Не подавая голоса, она неистово  комкала  прессу.  Затаптывала не понравившуюся статью. Все  остальные ещё спали.
Закрыв дверь комнаты, и открыв, на всякий случай,  входную,  я осторожно заглянула в ванную.
 Маша, замерев, смотрела на меня.  При этом она  вроде улыбалась.  Кивнув и подмигнув ей, я  пошла на кухню  и принесла завтрак новой жиличке.  Когда я ставила миску в ванну, Машка  ткнулась своим тёплым пятачком мне в  ладонь, как будто благодарила. 
Я уже не визжала,  Машка меня приручала.  Она опять улыбалась.
 
В  начале седьмого  раздался телефонный звонок.  Пархом звонил   из квартиры Григорьевны  с просьбой освободить их.  Григорьевна, уходя, на автомате закрыла  входную дверь на ключ.  А мужикам была необходима утренняя доза никотина.
 
Ключ запасной был,  пленников выпустили.  Взяли инструмент (музыкальный),   и все вместе пошли  в гостиницу играть «подъём». 
Прямо у гостиницы запели  «Вставай, страна огромная! Вставай! Уже пора! Вас ждут дела великие!  Достойные дела!»
Редкие  прохожие стали подтягиваться к гостинице.  Две бабули, приоткрыв от внимания беззубые рты,  смотрели на приезжих,  часто моргая.   «Артисты чо ли приехали? Выступать в клубе  будете али в школе?» - не выдержала интриги более смелая.
«Вчера уже прошёл концерт, бабуля.  Сегодня уезжаем».
«Жалко.  Больно хорошо играете!» - сделала  старушка комплимент Василенко.

Когда мы вернулись, Григорьевна с подругой уже накрыли стол.   
Поправив здоровье, и,  позавтракав куриным бульончиком с пирожками,   самые горячие головы решили искупаться в проруби. 
То, что проруби были  не для водных процедур, их нисколько не смущало.  Раздевшись  на льду,  Мерц, Эмиль и Михайлов  по очереди  окунались, держась руками за ледяные края.  Лобанов снимал смельчаков  для истории на камеру.  Остальные  подбадривали, улюлюкали и  рекомендовали не попасть на крючок. Все наблюдали, ёжась от холода.
 Местные женщины, пришедшие  пораньше прополоскать бельё, забыли  о своей цели, когда увидели у соседней проруби симпатичных голых мужчин.  Ночных клубов в посёлке и сейчас то нет, а тогда  мужской стриптиз был вообще в новинку.  Представление было недолгим.
Никто (тьфу-тьфу)  не утонул, и даже не простудился.
Опять  сели за столы. Теперь поздравляли меня.  Национальный праздник Франции – мой день рождения.  В ирландский – пьём,  французский - опохмеляемся.  Опять были тосты,  но энтузиазма у людей  уже поубавилось.  Часам к двум гости стали собираться домой.
 Казанская группа  уехала  на Волге без приключений, а вот челнинская  на камазе,  отъехав на  расстояние нескольких километров,  застряла у кладбища. 
Что-то случилось с двигателем.

Мобильников тогда ещё не было. Сообщить о поломке  могли только   с нашего стационарного телефона.  А потому  - решено было возвращаться пешком и вызывать другую машину.
Мы  как раз убрали со столов  и помыли посуду, когда послышались шаги наших  гостей, и голос Мерца сообщил с порога: «Я требую продолжения банкета!»
Опять стало весело, шумно и жарко.  Потом люди  задремали кто где:   у Григорьевны на диване и кровати, у нас на софе и  креслах, прямо на  полу, бросив на ковёр одеяло.  Квартира напоминала  аэропорт в нелётную погоду.
 Второй камаз приехал  ночью, и наши сонные гости покинули нас уже не понарошку. 

Через  два дня на двери нашего ближайшего магазина появилось объявление: «Продаётся месячный поросёнок. Цена договорная».
  Решение было принято вечером, когда Генадич сказал, что Машка и ему строит глазки.  «Надо что-то делать,  зарезать её мы не сможем, она доживёт у нас до глубокой старости и умрёт своей смертью».
 
 Я предложила вариант: «Отдадим поросёнка в хорошие руки».  На что Григорьевна сказала, что так никто не возьмёт: «Подумают, что изъян какой-то скрытый есть.  Надо продать. Но недорого». 
И тогда появилось то самое объявление.
Пришла сначала одна женщина, которая мне не понравилась тем, что она бесцеремонно схватила Машку за задние ноги и так её крутанула, что бедная хрюшка впервые заверещала.  «Какая-то она у вас больно тихая.  Хворая что ли?»
«Умная она, потому и тихая. И вообще, я передумала продавать», - вдруг вылетело у меня.  Проворчав: « Путают людей тока.  То продают – то не продают», - она ушла, хлопнув  дверью.
Через час раздался робкий стук, и на пороге появилась милая  аккуратная, ещё не очень старая бабушка.
- Объявление ваше ли на магазине-то висит? - спросила она спокойным  голосом.
- Наше.
- Ну, покажите, тогда, кого продаёте.
И увидев Машку, она  улыбнулась  и сказала:
- Ой, какая ладненькая, да чистенькая.  Маша, значит? Как бы только сноха не обиделась – Марией зовут. Ну, ничего, мы ведь её Машкой  не зовём.
Так  Машка обрела новых хозяев.  При встрече с  этой милой бабулей месяца через  два я спросила про Машку.
- Так что?! Хорошо. Только ест мало, и тихая очень. Мясная, видно, порода.  Сала совсем не будет.
Больше я про Машку не спрашивала.
 Фото её долго висело в ателье.   А фильм, снятый Лобановым,  мы смотрели  раз десять.  Сейчас его не посмотришь -  видик уже на свалке, а я всё забываю  фильм оцифровать. Вот и решила восстановить в памяти на бумаге. 

Может быть,  и вам  интересно.


* вахтовый автобус КАМАЗ с автономно отапливаемым салоном.