Эти дома иногда называют брежневскими – построенные в начале семидесятых одноподъездные кирпичные девятиэтажки. В одной из них, на третьем этаже, живет мама Карла – семидесятипятилетняя востренькая Клавдия Семеновна. Сам Карл, поздний ребенок, сорокалетний закоренелый дебелый холостяк с неопрятной русой бородой лопатой, обитает по соседству, через три автобусных остановки. По выходным он навещает маму, они обедают, пьют чай, смотрят телевизор и обсуждают увиденное. Клавдия Семеновна ругает распущенность современных нравов и восхищается передачами о здоровом образе жизни. Клавдия Семеновна, как и большинство пожилых людей, страдает многочисленными хворями и немного культивирует их, поддерживая в Карле должный накал сыновней любви, и без того высокий. Карлом, кстати, мальчика назвали по ее инициативе, зиждившейся на революционном романтизме с примесью легкой придури. Покойный отец не возражал – себе дороже. Карл – тем более, лишенный, по малолетству, слова.
В понедельник привычный ритм и уклад жизни, были нарушены неурочным звонком матери. Клавдия Семеновна жаловалась на боли в животе, запор, колики и слабость. Мама, запаниковал Карл, вызывай «Скорую»! Нет, уперлась Клавдия Семеновна, при всем своем больничном профессионализме, не любившая неотложек: ни каких «Скорых», запиши меня на прием к платному проктологу. Карл пообещал и побежал на работу. Но рабочий день был скомкан, постоянно звонила Клавдия Семеновна и Карл, плюнув на трудовую дисциплину, занял у Сереги из соседнего департамента пятерку под получку, отпросился у начальства и поехал за мамой, и в клинику. Где их облизали на всю потраченную Карлом сумму и выписали рецепт на свечи. А вечером звонил школьному приятелю Вадику Панфилову, районному терапевту. И Вадик сказал, все понимаю, Карлуша, способ один – рукой. То есть? слегка опешил Карл. Раздвигать рукой, надеть перчатку и раздвигать, иначе никак. Вы ведь все уже попробовали? И мыло, и клизму? Все? Все. Но… Что но?
Карл рассказал Клавдии Семеновне и она заплакала: не хочу, не могу, не буду… И теперь они делают так, Карл переселился к Клавдии Семеновне, и когда той нужно в туалет, она дожидается сына с работы, который прибегает, раздевается, моет руки, натягивает перчатку и выполняет все то, что велел старый школьный товарищ Вадик, Вадим, как же его... Викторович. Всё вместе, это похоже на пару предложений из рассказа волшебника Маркеса, про какого-нибудь засушенного диктатора и его верного старинного слугу-мулата: «…он, кряхтя, замер над горшком, старый слуга раздвинул сморщенный сфинктер генерала, и дон Мигель опорожнился…».
Спасибо, слегка раздраженно говорит, так и не поборовшая до конца смущение, Клавдия Семеновна. Да-да, отвечает спокойный как танк Карл. Ему не в тягость, именно так он понимает любовь и благодарность.