Монастырские байки. сборник рассказов 1

Михаил Хардиков
               
                НА ВЕРШИНЕ ОЛИМПА.
   
   Трудники на пилораме под руководством иеромонаха Ардалиона любили пить чай. Особая комната, отведённая под это священнодействие, напоминала сионскую горницу, где совершалась первая литургия. Подобно апостолам древности рабочие пилорамы пребывали на вершине мира, снисходительно и разсудительно посматривая, как и подобает небожителям, на других обитателей монастыря. Как правило, вкушался крепко заваренный чай – купец с забракованными для продажи в церковных лавочках пряниками и сухарями. Добрый эконом отец Иоанникий угощал иногда и красной рыбкой. В такие моменты братия могла развеселиться и, развязав языки, многие молчаливые и насупленные бородачи начинали сыпать анекдотами и байками. Как это ни парадоксально, но лишь здесь, вдали от мира, по-настоящему оценивался здоровый мужской юмор и познавалась цена шутки, которая радовала, но не губила ближнего. Хотя иногда и заносило.   
   Скажем, к концу рабочего дня в тему могла пойти байка о том, как начальник концлагеря, выстроив заключённых, обратился к ним со следующей речью:
   - Товарищи заключённые! Война закончилась. Можете расходиться по домам. Всем спасибо.
  Шутку про дилижанс лучше не пересказывать.
  Сказочник Серёга рассказывал невероятные охотничьи были из сибирского цикла. Например, как на него выскочил лось, а он не успел вскинуть ружьё. Лось махнул рогом, пробегая мимо, на ходу, от чего Серёга закрутился, как волчок, и штопором буквально ввинтился в сугроб по самую голову.
   - Ну и что? – спрашивали трудники.
   - А ничего, - отвечал Серёга. – Выбрался из снега, схватил ружьё и застрелил зверя, – с серьёзной физиономией заканчивал рассказ он, но ему почему-то никто не верил.
   В это время отец Ардалион задумчиво рылся в высыпанной прямо на стол горе сухарей и пряников, выискивая любимый сухарик с маком. От комментария он старался воздерживаться, чтобы никого не обидеть. Серёга оставался мыть посуду. Остальные, наскоро помолившись, бежали к своим брёвнам, чтобы продолжить работу.
   Надо сказать, что хотя пилорамщики и чувствовали себя элитой монастыря, но на самом деле это было одно из самых тяжёлых послушаний. Так что туда отправляли, как на исправработы, проштрафившихся иноков или монахов. Поэтому удержаться здесь без шутки и положительного настроя было невозможно.
   Однажды, когда на пилораму, продуваемую всеми ветрами, да ещё  и с крупными хлопьями снега, как в сюрреалистическом фильме, неожиданно «заплыли»  киношники со своими кинокамерами, им предстояло увидеть страшную картину. Двое огромных бородачей – отец Ардалион и какой-то трудник  с громким хохотом стремительно катили прямо на них и на ревущую и судорожно прыгающую машину здоровенное бревно, своим страшно тяжёлым весом едва не расплющивавшее, но тянувшее за собой тележку. Среди грохота и рёва разъярённой стихии в этой фантастической мордовской трилогии отец Ардалион, первым заметив киношников, вдруг изменившимся, на манер первых озвученных пиратских копий западных фильмов гнусавым голосом прокомментировал: - На планете Земля шел 2021 год. Планета подверглась нашествию инопланетян, с которыми шла долгая и мучительная война…
    … ты ещё вспомнишь, читая этот рассказ, команду трудников, из которых почти никого не осталось в монастыре. Пройдя суровую школу испытаний, многие из них пошли своими путями. Но тебя никто из них не забыл. Ты будешь получать письма, к тебе будут приезжать. И, вспоминая те дни, все будут понимать, что это было время нахождения на незримой духовной вершине. Многие, пройдя духовную реабилитацию, исцелились от пристрастия к миру и получили твёрдую опору под ногами.
                ПРИГОВОР СУДА.

   Послушник Сергей пел на клиросе. Целых два года Господь укрывал его за стенами монастыря.
  Когда все его подельники уже были осуждены, он всё ещё находился в розыске. И дело-то, в общем, было плёвое. Где-то на природе они завалили бычка. Да и мяса-то не поели толком, чуть-чуть шашлычку пожарили. Делу был дан ход и завели уголовное производство. И карающая рука закона наконец нащупала свою жертву в святой обители.
Сергей пошёл по этапу. Его повезли по изоляторам. Братия поспешили написать и отослать ходатайство с просьбой назначить Серёге наказание, не связанное с лишением свободы, но с отбыванием его в монастыре. Суд внял прошению святых отцов и Серёге присудили год отбывания наказания в мужском монастыре, где он и продолжил своё же послушание на клиросе.
   Как оказалось, Сергей на всех пересылках вёл апостольски- просветительскую работу среди заключённых, которым истолковывал основы православного вероучения, необходимость воздержания. Многим потом он посылал на зоны иконки, брошюрки. Заключённые ему звонили по телефону, спрашивали совета. А ещё Серёга делал облепиховое масло, которым помогал больным братьям лечиться от язвы желудка. Но тут не обошлось без искушений. Как выяснилось, сок облепихи в процессе брожения приобретал замечательное свойство бодрить и тонизировать, что стало особенно актуально, когда на Серёгу обрушились гонения. Поскольку он отказался менять свой старый паспорт на новый, мотивируя это тем, что там нарисованы какие-то шестёрки. Серёгу стали гнать из монастыря, как и всех апостолов и просветителей.
   Сергей к этому оказался не готов и жаловался сокелейникам на неожиданный поворот судьбы. Тогда ему предлагали принять чего-нибудь тонизирующего.
  - Можно -  чего-нибудь тонизирующего, - отвечал Серёга и после этого как раз в тему и был этот сочок из-под облепихового масла. Даже небольшая стопочка живительной влагой растекалась по сосудам и венам, согревая душу и принося утешение.
   Когда же гонения стали невыносимыми и Серёгу стали буквально выпихивать из монастыря, один из братии, ранее работавший в суде и помогавший составить ходатайство отцам, сказал ему:
   - Серёга, они не могут тебя выгнать отсюда. Потому что мы здесь все добровольно, а ты – по приговору суда!
   Такое заявление весьма всех обрадовало и развеселило и Серёга начал с оптимизмом смотреть в будущее. Теперь он знал свою точку отсчёта – сколько дней осталось до вылета. Узнав об этом, благочинный сухо поинтересовался у Серёги, когда заканчивается срок его наказания и после этого к нему никто больше не приставал.
   Серёга успокоился и начал мирствовать, решив, что после выхода из монастыря, он займётся просветительской деятельностью среди заключённых, - тем, что ему больше всего понравилось.
   
                ОСЕННИЕ ЦВЕТЫ.

   Иеродиакон Василий любил угощать  чаем. Бывала на столе и рыбка – утешение монахов. Насытившись, отец Василий любил поблагодушествовать, часто вспоминая свою жизнь в Саратове.
   Однажды он рассказал, как ночью возвращался с заводского района. Путь был далекий.
   Подмораживало. Отец Василий, подрагивая от ночного холода, прибавил шаг. И вдруг его что-то остановило. Голубенькие глазки с трогательной нежностью смотрели на него в свете ночных фонарей.
   Это были осенние цветы. Последние, в преддверии зимы, они выглядывали из-за сухих черенков и былинок с детской доверчивостью и надеждой.
   У отца  Василия екнуло сердце: совсем как живые, надо же! И он ласково обратился к цветочкам: « Ах, вы – мои хорошие! Вот я бы сорвал вас и подарил красивой женщине!»
   Ему показалось, что они внимательно его слушают, словно подставив ладошку листочка под головенку соцветия.
   Отец Василий полюбовался на них, еще что-то сказал и собрался уходить.
   « Подари…» - вдруг услышал он, уже обойдя небольшую клумбу и направляясь вперед.
   « Подари нас…» - снова послышался тихий голосок. Отец Василий обернулся. Широко распахнув небесные свои глазки, цветочки радостно зашептали ему:
« Подари, подари нас красивой женщине!»
   Когда он собирал их в букет, каждый цветочек норовил благодарно прижаться щечкой к его пальцам.
   Отец Василий растроганно замолчал, он что-то вспоминал.
   « Ну, что? Подарил ты их красивой женщине?» -  в один голос спросили мы.
  Он промолчал и тихо вышел из кельи.
    
                АЛЕКСЕЙ-БОЖИЙ ЧЕЛОВЕК.

   Алексей сидел на груди Анатолия и хладнокровно лупил его по морде.
   - А ведь я за тебя молился, - заметил ему на это Анатолий.
   - А теперь ты будешь за меня молиться ещё лучше, - сказал Алексей и продолжил воспитательные мероприятия.
   Оно и было - за что. Вечером, когда все трудники уже легли отдыхать после тяжёлого трудового дня, Анатолий начал испытывать общее долготерпение.   
   Назвать это пьяным дебошем – значило ничего об этом не сказать. Анатолия швыряла чья-то невидимая рука с кровати на кровать, он падал на вешалку и всячески безобразничал, громко возмущаясь при этом, что кто-то его толкает. Он обещался со всеми разобраться. И вообще, вёл себя неправильно.
   А на Алексея, изрядно вымотавшегося за день так, что ему вместо вечерней молитвы хватало лишь сил, чтобы сказать: « В руце Твои…», после чего он мгновенно отрубался, пьяный Анатолий падал дважды. А потом громко грозился натравить на него послушника Владимира – бывшего спецназовца, который любит боксировать. Инок Владимир действительно изрядно умел боксировать и даже разбивал кирпичи об голову, потому что был мастером спорта по кик-боксингу, а ещё тренировал спецназовцев, обучая их рукопашному бою.
   В ответ на это Алексей, который закончил Шаолиньскую школу ушу и уже имел собственную школу рукопашного боя, пообещал разобраться с ними обоими попозже. Повернувшись на другой бок, он отключился.
   Поэтому спустя несколько дней  и произошла последующая сцена с выбиванием зубов Анатолия.
   Инок Владимир благоразумно от поединка отказался, мотивируя тем, что Алексей недавно перенёс травму и битва будет нечестной.
   Так разрешился этот конфликт.
   А всё дело было в том, что Анатолий выпросил у монастырского фельдшера  иеродиакона Серафима два пузырька корвалола, или, как он его называл « корварола», на всю келью, потому что у них у всех болит сердце. Но не удержался и выпил оба пузырька. Для сухонького и невысокого Анатолия этого хватило вполне.
   Алексей иногда рассказывал про себя. Например, о том, как они в японском портовом городе пили с американскими морскими пехотинцами. По какой-то причине их рыболовный траулер был вынужден причалить в японском порту. Лёша с другом решил сходить в японский ресторанчик. Они скромно сидели за столиком и никого не трогали. Невдалеке американские морские пехотинцы отмечали какой-то праздник.  Заметив европейцев, компанейские по своему характеру американцы поинтересовались, кто они такие. Узнав, что русские, пригласили за свой столик. Алексей спокойно к ним подсел, потому что сам служил в морской пехоте. Началось братание.
   Американцы поинтересовались, сможет ли он выпить стакан джина.
   - Наливай, - жестом показал Алексей и, не моргнув глазом, опрокинул стакан.
   - После первой не закусываю, - прокомментировал он это действие.
   У американцев глаза на лоб полезли.
   - А ещё можешь? – спросили пехотинцы.
  - Наливай, - ответил Алексей. И так же, не моргнув глазом, опрокинул второй стакан.
   - После второй не закусываю, - снова сказал он.
   Обалдевшие от удивления американцы во все глаза таращились на своего коллегу. И, кажется, зашла речь о третьем стакане.
    -Наливай,- сказал Алексей, но тут здоровенный негр решил повторить подвиг русского героя. Он опрокинул стакан джина, отставил стакан в сторону и тут же упал вместе со стулом на спину так, что над столом мелькнули перед носом у всех его белые носки. Дальше началась драка.
   Объединённый отряд российско-американской морской пехоты бился с японцами и со всем рестораном. Летали стулья, графины, звенела разбитая посуда. Рыбки из разбитых аквариумов радостно трепыхались на полу среди воюющих сторон и дополняли картину всеобщего разгрома.
   Единственное, что остановило американцев и чему Лёша несказанно удивился, это страх перед секьюрити. Американская военная охрана забрала поникших пехотинцев и увезла в неизвестном направлении.
   Поняв, что основное веселье закончилось, Алексей прихватил со стола початую бутылку джина и так, держа её в одной руке, другой же поддерживая за плечи  едва державшегося на ногах товарища, пошёл по направлению к порту, поскольку морская пехота всегда возвращается в полном составе на базу согласно уставу.
   Секьюрити проводили его прямо до трапа траулера. Отсалютовав им на прощание, Алексей завалился спать, не забыв при этом допить остатки джина.
   Какая-то непреодолимая сила затягивала его в подобные приключения. Но другая, ещё более мощная сила, каким-то чудом всегда вытаскивала его из этих приключений и возвращала опять в монастырь.

                КРЫСА.

     О  том, что крысам – не место в монастыре, известно всякому, у кого хоть раз они утащили желанную плюшку или булочку с маком. Но эта была виновата вдвойне. Во-первых, тем, что внесла смуту и недоумение, заставив братьев подозревать друг друга в воровстве. А во-вторых тем, что плюшка была украдена у инока Варсонофия, который таких вещей не спускал. О том, что это была настоящая крыса, стало понятно, когда плюшку нашли под кроватью с аккуратно обгрызенной по ободку сладкой поджарочкой. И крысе была объявлена война.
   - Есть у нас способ против крыс, - многозначительно заявил Варсонофий и вечером принёс кошку.
   На ужин в этот день давали рыбные котлеты. И кошка, и без того изрядно наевшаяся, была накормлена в этот день отменно. Однако ей ещё принесли и дали котлетку, которую она уже нехотя и пресыщенно съела.
   Сделав несколько кругов под кроватями и внимательно понюхав в направлении норы, откуда вылезала обычно крыса, кошка запрыгнула на кровать, свернулась калачиком на подушке и заснула.
   Внизу послышался шорох, но кошка и ухом не повела.
   - Ничего, - заметил Варсонофий, - Она своё дело знает!
   Утром, вопреки ожиданиям, крыса не была изловлена, кошка проспала на подушке. После обильного убойного ужина ей было не до крыс.
   - Ничего, - в другой раз поймает, - самоуверенно заявил Варсонофий и пошёл на послушание.
   Кошка запросилась на улицу и её выпустили. Минут через пятнадцать в коридоре раздался громкий резкий голос игумена Николая.
   - Кто запустил в коридор кошку? Они же гадя-я-ят!
   Никто благоразумно не признался. Все притаились в кельях. На крик вышли ещё двое иеромонахов, к чьим ногам кошка стала жаться в поисках защиты от разбушевавшегося игумена.
   - Посмотрите, - продолжал он разнос. – Она же нага-а-адила возле двери, прямо на коврик благочинного.
   - И правильно сделала, - веско и многозначительно сказал один из иеромонахов, взяв кошку под защиту. Хлопнула выходная дверь и громкие голоса смолкли.
   Вариант с кошкой, таким образом, отпадал.
   - Ничего, - сказал Варсонофий. – Я знаю другое верное средство.
   Вечером он принёс большой кусок стекла, который намазал специальным клеем по краям. В середине ловушки была положена приманка – кусочек ароматного сыра, от которого не смогла бы отказаться никакая крыса...
  Утреннее сновидение сопровождалось каким-то странным стуком. То ли поезд шёл, то ли кто-то стучал в дверь, требуя убрать за нагадившей кошкой. Сон отошёл, но стук не прекратился. Послушник Лаврентий приподнял голову и взгляд его встретился с прилипшей ко стеклу крысой. Прочитав в его глазах приговор, крыса неприлично громко закричала от ужаса и ещё сильнее забилась так, что послушнику стало как-то жутковато. Вскочив с кровати, он стремглав выбежал из кельи по утренней неотложной срочной нужде. Моя руки под краном, он лихорадочно соображал, что же делать с крысой.
   Глаза его блестели, мысли путались.
   - Что с тобой? – спросил его высокий проштрафившийся иеромонах Марк, которого наместник заставлял непрерывно мотыжить необъятные гряды капусты под своими окнами. Марк числился в репрессированных и поэтому ему всё было нипочём.
   - Там крыса прилипла ко стеклу и бьётся, - ответил Лаврентий.
   - Где? – азартно спросил иеромонах Марк.
   - В келье! – выпалил Лаврентий.
   - Так мочкани её!
   - Не могу! Она смотрит на меня, как разумная!
   - Она – разумная, а мы – ещё разумнее! Бежим!
   И они побежали к келье.
   Огромные армейские сапоги Марка не предвещали крысе ничего хорошего.
   - Она плюшку у Варсонофия утащила, -  успел сообщить Лаврентий  причину охоты на крысу. И это прозвучало, как обвинительное заключение.
   Марк рывком открыл дверь в келью. Крыса сразу поняла, что это – конец! Она рванулась изо всех сил и -  убежала, оставив на стекле огромный клок шерсти.
   - Эх! – прокричал Марк и побежал мотыжить капусту.
   Вечером Варсонофий удовлетворённо осмотрел стекло с клеем.
   - Крыса теперь не жилец! – резюмировал он.
   На всякий случай стекло было оставлено. Но крыса больше не вернулась - дураков нет!

                СОЗЕРЦАНИЕ.

  Инок Андрей стоял возле ограды монастырского свинарника и что-то наблюдал.
  Вообще- то он любил прогуливаться вдоль пробегавшей невдалеке от обители реки Мокши, наблюдая её стремительное течение и настраиваясь на философский лад, но сегодня его путь пролегал мимо откормленных хрюшек и их многочисленного потомства.
  Упитанный боров сидел возле корыта, приподняв переднюю часть туши над лоханкой. Сегодня он явно обожрался. Слегка покачиваясь, он тупо и жадно рассматривал, - не осталось ли там ещё чем полакомиться?
  Андрей в задумчивости перебирал чётки. Какие образы и сравнения навевало ему это созерцание?
  Вообще- то свиней выращивали на монастырских харчах, остававшихся после братской трапезы. Готовили щедро, кормили многочисленных паломников, оставалось и хрюшкам.
  Братия, помимо прочего, баловалась келейно рыбкой и чаем с монастырскими пряниками. Да и в трапезной, а особенно в праздники, трудно было удержаться от переедания…
  Неожиданно к отцу Андрею подошел отец Ардалион и молча встал рядом. Некоторое время они оба наблюдали ту же картину.
  - Как всё знакомо! – Изрек наконец отец Андрей. – Как всё знакомо…
    Отец Ардалион посмотрел на него и вновь вернулся к созерцанию. Он-то каждую осень наблюдал и другую, не менее поучительную картину. Так сказать, конца жизненного пути хрюшек и их превращения в изысканное блюдо для городских ресторанов. Свинарник-то находился как раз по соседству с пилорамой.
  - Как всё знакомо, - ещё раз сказал отец Андрей, и они отошли от свинарника восвояси.