Наверно, гораздо более, чем мир земной, меня с детства интересовал мир ПОЭЗИИ и ПОЭТОВ, который я понимала и сопереживала как свой собственный. Более того, моя душа созревала через постижение этого мира, развиваясь, возможно, весьма неравномерно. Вспоминаю, как были удивлены в третьем классе тульские «казючки», когда я, вчера ещё сельская девочка, с особым выражением читала «Сказку о рыбаке и рыбке» Пушкина. Тамара Васильевна впервые поставила меня тогда в пример, а по окончании десятилетки, в выданной мне характеристике, особо будет указано на наклонности к литературному творчеству и художественно-образному мышлению.
Сразу же скажу, что меня поэты ОБРАЗОВЫВАЛИ. Благодатную почву для этого создавала моя мать Раиса Александровна Носова, отличающаяся острым поэтическим слухом и чутьём, впоследствии написавшая удивительную книгу исповедальной лирики, которая получит в 1997 году лауреатский диплом Союза писателей России. А тогда она твердо считала себя «поэтессой лишь для дома». Именно ей я обязана тем, что поэзией было пропитано всё наше бытие.
ПУШКИН… С него началось моё поэтическое образование и «очеловечивание».
Вот на тарелочке –Пушкина фото
В сердце – тогда и сейчас!
Я познакомилась с ним с простеньких четверостиший из школьной программы. А уже в одиннадцать лет я читала наизусть на всех вечерах письмо Татьяны к Онегину, которое во мне звучит и поныне. Пушкин был для нашей семьи кем-то вроде близкого родственника. Считалось вполне естественным постоянно декламировать «У лукоморья дуб зелёный…», «Буря мглою небо кроет…», «Сквозь волнистые туманы пробирается луна…», «Мороз и солнце; день чудесный!» или «Дни поздней осени бранят обыкновенно…». Строки Пушкина – легкие и вдохновенные – «выскакивали» помимо нашей воли в виде метафор, афоризмов и просто метких словечек. Мы уже тогда были теми – кто «гениям сродни»: ведь Пушкин жил среди нас как живой, а десятитомное собрание сочинений Поэта и поныне не просто украшает книжный шкаф. Не так давно, в свои семьдесят лет моя мать «заново» перечитала всего Пушкина с наслаждением.
Рядом на полке стоял двухтомник гения «вечернего», наполненного демоническим – МИХАИЛА ЮРЬЕВИЧА ЛЕРМОНТОВА. Как этот юный отрок смог постичь тайные законы Земли и Неба? Какой силой он был управляем, когда в 15 лет писал первые наброски «Демона»? Я страстно обожала творчество Лермонтова, упивалась его изумительным волшебным даром: знала наизусть с отроческих лет многие его творения, затёрла до дыр драму «Маскарад». Только в полсотни лет находила я ответы на вопросы, которые его гений знал с юности. Таким он родился, страдал и ушёл в двадцать семь лет, так и не познав радостей взаимной любви, но пролетев над миром как таинственный метеор.
Не прошёл бесследно и НИКОЛАЙ НЕКРАСОВ. Сын солдафона-крепостника, отвергнутый своим отцом за отказ быть военным и решивший стать в семнадцать лет вольнослушателем Петербургского университета – он с юношества познал все тяготы ночлежек, подвалов и голодной жизни.
И в годы жизни Поэта и сегодня считается почти модным критиковать его демократические лозунги, саркастически осмеивать связи с Чернышевским и Добролюбовым в журнале «Современник», основанном, как известно, еще ранее Пушкиным. Стало нормой очернять и его деятельность в журнале «Отечественные записки». В печати и с экрана говорят о небескорыстных коммерческих успехах, указывают на личные огрехи. И вряд ли кто упомянет, что первые свои произведения тот писал не чернилами – а ваксой, соскобленной с барских сапог и разбавленной водой.
Современные «писаки» мстят за то, что советская власть в свое время «иконизировала» Некрасова. И почему-то мало говорят о стихах Поэта, полно и правдиво отразивших жизнь и быт наших совсем недалеких крепостных предков. И поверье, что я это знаю не понаслышке! Все праздники в широко застольный брежневский период отмечались с песней про замерзающего в степи ямщика и с обязательным чтением поэмы «Мороз, Красный нос» Некрасова. С неописуемым волнением всей родни за большим столом! Моя бабушка Екатерина Петровна со слезами в горле говорила: «Это же про моих дедов и бабок, про моих родителей. Не забывай стихов этих, все наше помни. Мы так жили». Недавно перечитывая их, я поняла, что того крестьянства уже нет и не будет.
Наступала юность и с четырнадцати лет для меня началась эпоха СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА. С конца шестидесятых годов Сергей Есенин был самым знаменитым поэтом Советского Союза. Четырёхтомник, который мать «выстояла» в холодных очередях советской действительности, стал главной книгой и моей жизни. Стихи о любви… Стихи о Родине… Хочу признаться, что никто, повторяю, никто не только из его современников, но и нынешних поэтов не достиг подобного песенного уровня. Никогда ещё образность не вносила в душу такой щемящей грустной благодати. Когда в 2005 году я писала свое эпохальное поэтическое произведение «Век Есенина. Главы к биографии», то за полгода до основной работы ознакомилась не только со всеми воспоминаниями современников, но и их литературным творчеством. Скажу прямо: я не увидела ни у одного из авторов-поэтов той исповедальной глубины, которая присуща поэтическому письму Есенина.
Свою книгу «Меж тканями материи нетленной» с поэмой о Есенине я передала в село Константиново и местную школу, получив в ответ от сотрудников музея благодарственное письмо, а в подарок – фотоальбом. Эта же книга находится в открытом фонде Рязанской областной библиотеки. Эпоха Есенина, пережив свой расцвет, продолжается и сегодня. Порою достаточно трёх слов: «Не жалею, не зову, не плачу»…и из души льются слёзы очищения!
Поэт АЛЕКСАНДР БЛОК пришёл ко мне не благодаря школьной программе, а вопреки ей. Школьная программа диктовала следующий подход. Кто он, Блок? Выразитель чаяний русской культуры и народнических иллюзий Х1Х века или первый певец послеоктябрьской России, добровольно перешедший в лагерь большевиков? Насколько противоречива и болезненна была революционная ломка, настолько неоднозначна была фигура этого рафинированного русского интеллигента и большого Поэта. Так приблизительно и больше вопрошающе писали о нём критики.
Моя мама, культивирующая Пушкина, Есенина и Ахматову, считала Блока слишком холодноватым, не по-русски сдержанным. А вот меня к нему неудержимо тянуло! Не раз застыв, полная туманных дум, я склонялась в благоговении над портретом Блока. Монументальное античное лицо – лицо просвещённого консерватора и созидателя одновременно. Сколько о нём написано божественно прекрасного великими Музами серебряного века! Кажется, вся их любовь сосредоточилась во времени на этом угрюмом ангеле, его добродетелях и преждевременной смерти. Лучшие свои строки посвятили и прозаики, считая его творчество гениальным и непреходящим.
Символизм Блока, в котором сквозит романтический германский гений, взращённый и перенесённый на глубоко русскую «пушкинскую» основу, был чудодейственным и лил на сердце мирру. Однажды я почувствовала… как лечат меня его стихи! Никогда не забуду, в каком внутреннем опустошении я возвратилась из Москвы, где сдавала свой последний кандидатский экзамен по партийной истории послеоктябрьского периода. Все протоколы и резолюции власти, назвавшей себя народной, - сплелись, сцепились в комок, который застрял у меня в горле и который мешал дальше дышать. Вдоволь «напитавшись» фальсификациями и происками оппозиций и вместе с тем заплесневелой косностью стандартных протокольных речевых оборотов, я чувствовала себя больной. И чтобы вытеснить из сердца всю эту неподдающуюся нормальному разуму «борьбу», так убедительно преподносимую как единственное условие свободы, равенства и скорого установления коммунистического миропорядка, – я, почти неосознанно и запоем вслух перечитывала стихи Александра Блока о России, о «прекрасной даме» и облегчалась в слезах.
И Блок позже по своему отблагодарит меня за слёзы просветления. Защитив при окончании аспирантуры кандидатскую диссертацию (исключительно на доступных архивных документах Центральных областей России), я вернулась в Тулу, где проработала восемь лет преподавателем истории, одновременно ведя и факультатив по истории русской культуры.
Так вот однажды перед огромной студенческой аудиторией в 250 человек я читала «Соловьиный сад» Александра Блока. Я как бы перенеслась на песчаный берег, видела перед собой «слоистые скалы», вела под уздцы упрямого осла. Я неосознанно медитировала и безотчетно понимала, что голос мой исходит как бы даже не из меня, а льётся откуда-то сверху.
Что же творилось с онемевшими слушателями? По отдельным отзывам в конце, они ощутили себя на дне глубокого колодца и по окончании чтения не сразу смогли выйти из оцепенения. А студентка Капкова Инна, начинающая поэтесса, отличающаяся нестандартностью и глубиной логического и образного мышления, подошла ко мне и произнесла: «Я йог и с детства вижу энергетические оболочки каждого из людей. Вы выделяли астральное тело и лучи его до сих пор упираются в стены вот этой возвышающейся кверху аудитории. Вы читали Блока, стоя здесь внизу, а создавался мираж – ощущение, что Вы парите над нашими головами. Мы только сейчас постепенно выходим из сладостного забвения. Думаю, что в том, что произошло состоит Ваш дар, заключающий в себе редкую целительную силу. Невероятно, что я вижу сейчас над Вашей головой! Это огромный и искрящийся цветами радуги фонтан из излучаемых Вами флюидов! Спасибо Вам за столь удивительное светопредставление!»
Мне же остается поблагодарить Александра Александровича. Блок давал рост духовных сил, я плыла по океану истинной поэзии и она омывала мою созревающую душу.
Но окончательное прозрение наступило с МАРИНОЙ ЦВЕТАЕВОЙ. Блок, которого Марина любила всем «криком» своей «лебединой» души, сам привёл меня к ней. Я мучилась, что изменила Блоку, всецело подчинившись влиянию и воле хранительницы и пророчицы времён. А для меня дарительницы! «Лобовая» и бесповоротная встреча с Мариной произошла в самый тяжёлый жизненный период, когда я осталась без работы с больным ребёнком на руках. Вот тогда она и стала ко мне «приходить». Вначале во сне, поднимаясь своим выточенным телом, но не из морской пены, а из трухи.
Твоя тонкая шея парит
Над уродством раздавленных плит.
А душа всё читает, поёт
О любви и о смерти вразлёт.
Потом я окунулась с головой в её творчество. Я читала и перечитывала БОГИНЮ ПОЭТОВ. Я стала следовать её вкусам, мироощущению. Вершилось таинство...
Начало – шаг к Творцу и шаг к Тебе.
Шаг от «Вечернего альбома» к славе.
«Волшебным фонарём» светились ВСЕ.
ВСЁ пребывало в сладостной нирване!
Как вдруг меня впервые прорвало! В самую роковую минуту, когда жизнь показалась мне уже совсем ненужным бременем, я взяла ручку, и по ассоциации описала в стихах несколько сюжетов. Они у меня были, потому что как несколько лет до этого, уже в другом институте, я преподавала философию и культурологию. Знала неплохо античную культуру и мифологию. Я прошла через неудачный брак, но большую любовь. Поэтому это были уже не юношески-невостребованные стихи, а настоящие.
Казалось, все накопленные знания, всё нерастраченное многообразие чувств любящей и любимой женщины и, наконец, болезненно-безнадёжная привязанность к сироте… всё это, впитанное и пережитое на разных этапах десятилетия моей зрелости и осознанности, сложилось по Божьей воле воедино, дав мне новое качество. А может, это было провидением «свыше»? Ведь это произошло «на грани», когда даже физические силы оставили меня. Но в потоке безысходных переживаний, (а на языке психологии – экзистенции), во мне пробудилось мое истинное «я». Им оказался художник –Поэт. От каждой хорошо выполненной работы я испытывала катарсис, то есть наслаждение, компенсирующее внутреннюю боль. Её я опишу позднее в «Пронзённом ангеле», посвящённому приёмному сыну Андрею.
За полтора года безработицы, находясь в состоянии непрерывных переживаний, я написала более двухсот стихотворений. Появились циклы, наполнившие объёмы первых книг. Я честно отрабатывала свой талант и своё время.
Наверно, бессмысленно утверждать, что я «шла» за Мариной Цветаевой. Что же тогда может сказать потрясающая поэтесса-«шахерезада» Белла Ахмадулина, которая «дрожит» при упоминании лишь имени боготворимой ею Марины? И всё же я нашла свою Марину Цветаеву! Мгновенья соприкосновения с ней мне удалось запечатлеть в триптихе «Сны о Цветаевой», стихотворении «Последний визит». Но есть произведение, в котором отражена вся моя истина о Цветаевой. Поэму «Развоплощение», написанную в июле 2005 года, считаю своим самым большим откровением.
Мне по-своему дорога книга «Я такой же, как ты…», где напечатано двадцать пять моих стихотворений. В сборник включены стихи профессионалов, но только тех, кто кровно связан с Косой Горой. Это члены Союза Писателей Александр Харчиков и Андрей Коровин; лауреаты всероссийских и областных конкурсов, поэты-песенники – магистр эстрадного искусства, композитор Василий Попов, песни которого вошли в репертуар незабвенной Валентины Толкуновой и Александр Бочаров, который в сотрудничестве с композитором Соловьёвым, написал десятки песен, неизменно звучащих на местных школьных праздниках и заводских вечерах. Свой авторский почин внесли работники музыкального и театрального искусства: солист Тульской филармонии Юрий Драничкин, долго до этого работавший на металлургическом заводе и поэтесса Надежда Абрамова – руководитель и автор постановок местной театральной студии. «Золотой крупинкой» назовет книгу косогорцев ответственный секретарь Союза российских писателей С.И. Галкин . Кроме общей оценки, особо скажет о стихах Раисы Носовой: «Верю ее строчкам, ее мыслям, ее видению».
Сама же книга в дополненном и измененном варианте удостоилась переиздания в столице. Монтаж моих (Е.Г.) стихов и стихов Р.Носовой был почти полностью обновлен, добавлены и другие имена. Так появился поэтический сборник «У Ясной Поляны» (составитель В.Макарцев), который был издан в Москве в том же 2003 году при поддержке Депутата Государственной Думы России, члена Союза писателей РФ А.В.Коржакова. К чести последнего будет добавлено, что этот человек, некогда стоявший рядом с «царями», действительно полюбил наш край и, не смущаясь, называл себя «косогорцем». А Косая Гора, в свою очередь, неизменно платила ему доверием на выборах.
В издании восьми авторских сборников мне помогали спонсоры, в частности, региональное отделение партии «Единая Россия», некоторые тульские предприятия. Но неоднократно приходилось и брать кредиты, которые потом ничем не восполнялись, так как я никогда не продавала своих книг. Так, ни областная Дума, ни департамент культуры не нашли даже нескольких тысяч рублей для издания моих сказок «Грислисов ковчег». Больше года заняла лишь бессмысленная переписка. А ведь стихотворные сказки предназначались, как неизменно указывалось в заявлениях: для распространения в детских домах области.
Но никакие внешние трудности не мешали моему «кораблю», продолжавшему путь. Я упорно шла к своему «Небесному Иерусалиму», который я действительно видела во сне и описала сие в последнем сборнике, назвав его «городом поэтов».
К этому времени за плечами стоял поэтический сборник «Возвращение к Вечности», помещённый в областной библиотеке в отдел редких книг. Включенные в него циклы стихов о русской истории под общим названием «Третий Рим», заставили всерьёз заговорить о моём творчестве. Отдельные крупные стихотворения потом не раз печатались в коллективных сборниках Тульского отделения союза писателей: «Ветер перемен на поле Куликовом», «Отчий край», хрестоматии «Три века тульской поэзии» и других. Немалый вклад в отбор авторов и стихов привнес ветеран пера - член союза журналистов СССР с 1970 года Николай Николаевич Минаков. Этот человек сумел «разглядеть» и открыть десятки поэтических имен. По-праву я считаю его подвижником на ниве литературы и просветительства в Тульском крае.
Среди девяти выпущенных на сегодня книг, вошедших в национальный фонд « Духовное наследие России», особое место занимают три поэтических сборника. Книги историко-философского направления «Возвращение к Вечности» и «Меж тканями материи нетленной» были отмечены благодарственными письмами Российской Национальной библиотеки г. Санкт-Петербурга, а сборник исповедальной лирики «Волокна нервные дрожат» был включён в реестр Библиотеки Конгресса США.
Казалось, «Город Поэтов» был достигнут. Свой восьмой сборник «Меж тканями материи нетленной» я дописывала уже в состоянии внутреннего надрыва – «изрешеченной ауры», как определил случайно один экстрасенс. Неумолимо наступала пора кризиса и затишья. Написав и издав достаточно, даже пьесы и сказки, а также совместный стихотворный сборник с поэтессой Раисой Носовой, в определённое время я поняла, что стою на месте.
Как вдруг… поездка в провинциальный городок Донской растопила наступавший «ледниковый период». Директор Донского представительства университета попросила меня выступить со своими стихами перед читателями центральной библиотеки города. Встреча с выпускниками средних школ состоялась 17 мая 2008 года. Я была тепло принята как заведующей библиотекой, заслуженным работником культуры Валентиной Ивановной Войтенко и её заместителем Вороновой Ириной Евгеньевной, так и учащимися. И у меня открылось второе дыхание! Любовь «дончан» влила тепло в мое опустевшее сердце. По приезду домой я вновь начала вдохновенно работать. Первой ласточкой «процесса» стала поэма «Донские бобры».
_____________________
Глава даётся в сокращении и с незначительными исправлениями.- прим. автора.
Фото обложки сборника "Я такой же, как ты...": Поэтический сборник. - Тула: Гриф и К, 2003.-352с.
Далее: глава 7 "Ручательство Марины". http://www.proza.ru/2014/03/23/113