27. Разговор с хирургом

            
             
Кабинет хирурга находился на втором этаже поликлиники. Возле кабинета образовалась большая очередь. Люди разных возрастов с перебинтованными руками и ногами, на костылях  стояли и сидели  в коридоре, томясь в ожидании приема.
Заняв очередь за ветераном, у которого красовался орден Красной Звезды, Яковлев и Прохоров встали с ним рядом. Прошло минут десять.
Очередь двигалась медленно. За это время еще ни один человек не зашел и не вышел из кабинета хирурга. Наконец, дверь открылась, из нее показалась вначале толстая старушка, затем щуплый подслеповатый старичок, очевидно супруг или близкий родственник.
Их появление нарушило тишину и несколько оживило настроение у всех, кто находился в коридоре.
– Катя! – кричал во все горло старик. – Катя, почему молчишь?
Он шаркал ногами, еле поспевая за своей спутницей.
– Ну что тебе еще? – женщина остановилась и взяла старика под руку.
– Что они сказали?
–  А ты что не слышал?
–  Нет!
– Операцию тебе надо делать!
– Ну и что!? – кричал старик.
– А то, что денег надо.
– И сколько надо!?
– Откуда я знаю.
– Так иди, и спроси! – капризничал старик
– Надоел! Они сказали, чтобы больше брал.
 В это время  появился мужчина с ребенком на руках и хотел зайти в кабинет.
– Куда вы претесь без очереди!? – трясясь от  негодования, закричала одна из женщин.
– И в самом деле, надо бы совесть иметь! Мы здесь все больные!
Мужчина под натиском толпы, остановился, не зная, как ему поступить дальше.
– У ребенка температура, – сказал он. – Детский хирург не принимает... Мне сказали без очереди...
– У всех температура!
– Мы тут уже по часу, а то и по два, все стоим!
Чем бы закончилась перебранка, но в это время из кабинета показалась медсестра с какими то бумагами и завела мужчину, невзирая на возмущение остальных.
– Вот народ! – сказал фронтовик соседу, средних лет мужчине в очках. – Наверное, родную мать не пропустили бы. Господь, почему не дашь этим грешникам прозрения?
– А что господь? – заметил тот. – Господь через людей творит добро. Только люди что-то не охотно пропускают добро через себя, словно все хотят оставить себе.
– Да уж... А врачи? Вы заметили, что врачи сейчас  более дружелюбны к тем, кто имеет деньги? Демократия, свобода, клятва Гиппократа – все для богатых. Скоты!
– Врачи не виноваты, – ответил сосед, покручивая трость. – Ситуация такая… Хотя, в  принципе, в советское время разве не то же самое было: кто при должности, тому почет и уважение…
– Вот Вы говорите "ситуация такая"…  я с этим не согласен. И говоря о клятвопродавцах, я подразумеваю не конкретно врачей, а всех тех, кто довел страну до такого унизительного состояния. Среди них и те, кто непосредственно разрушал страну, и кто молча наблюдал и продолжает наблюдать за этим варварством… и нет здесь исключения ни врачам, ни рабочим, ни учителям  – везде хватает продажных и трусливых негодяев.
– Между прочим, защищая  врачей, вы хоть когда-нибудь задумывались над тем, что люди этой профессии, приближенной к ним науке, являются самыми великими мучителями? – сказал  человек с орденом и, видя недоуменный взгляд оппонента, пояснил: – Возьмите, к примеру, академика Павлова, который по двадцать шесть дней морил голодом подопытных собак, чтобы определить какой срок требуется для того, чтобы наступила голодная смерть.
– Ну, это же ради людей! – горячо возразил тот. – Благодаря опытам на собаках, многие болезни удается лечить.
– Ладно, "собаки", "Павлов "… – между тем продолжал орденоносец. – А как же, насчет немецких и японских врачей, ставивших свои опыты на живых людях. Страшно подумать, на что способен человек! Врач!
 – Почему Вы так ненавидите врачей?
Он возразил удивленно:
 – Да Бог с Вами! До настоящего времени из них лично мне ничего  плохого не сделал. Я перенес много операций; все они были выполнены профессионально. Но я против того, чтобы человека судить только по его профессии. Если врач ковыряется во внутренностях человека – он уже  автоматически герой. Почему же, сантехник, ковыряющийся в человеческом дерьме, не заслуживает  того же?
– Нашли же вы с кем сравнивать...
– Вот и вы туда же...
– Вы  хотите обожествить сантехника?
– Нет, я за обожествление человека. Человека! Не важно, кто он по профессии. Доброта и справедливость – либо она есть, либо ее нет в существе разумном. Редкий дар! Я преклоняюсь перед людьми с таким даром...


Когда настала их очередь, Яковлев попросил Прохорова подождать в коридоре, а сам зашел к хирургу. 
 За столом, где обычно сидит медперсонал, никого не было и, пройдя в глубь кабинета, Яковлев заглянул в приоткрытую дверь соседней комнаты, служившей для осмотра пациентов. Здесь он и увидел хирурга, который с медсестрой пил чай, сидя на кушетке.
Признав в вошедшем человеке очередного пациента, хирург держался  свободно, с чувством собственного достоинства и даже превосходства.
– Кто Вас сюда впустил? – он недовольно скривил губы. – У меня сегодня прием уже закончен.
– Депутат Яковлев, – представился Андрей. – Вы уделите мне несколько минут внимания? 
Он заметил легкое смятение на лице хирурга. Впрочем, оно быстро сменилось на презрительный огонек, мелькнувший в его глазах: всех, хоть как-то приближенных к власти, врач считал бездельниками.
– Слушаю Вас, – он отставил в сторону чашку с чаем.
Яковлев, кашлянул в кулак и, не спуская глаз с хирурга, произнес:
– Я по поводу Прохорова. Вы его оперировали...
– Прохорова? – задумался хирург, – Что-то не припомню…
– У него после операции гноится рана, - продолжал Яковлев, не взирая на слова хирурга. - Но он не может прийти на перевязку...
– Подождите... Я что-то не пойму: я здесь причем? – И тут же обратился к медсестре: – Настя… Анастасия Сергеевна, посмотрите, пожалуйста, карточку Прохорова.
– Хорошо, – медсестра прошагала в кабинет, покручивая бедрами.
Яковлев невольно проводив ее взглядом, пояснил:
– А не ходит потому, что у него нет бинтов…И я хотел бы узнать: действительно ли, что больные, идущие на перевязку, обязаны приносить с собою бинты, да еще целых пять комплектов?
Он достал распоряжение о проведении расследования, блокнот и ручку. Распоряжение показал Рыжову:
– Это так, – не стал отрицать Рыжов. – Вы  спросите, почему? Потому, что у нас чрезвычайное положение: ничего нет! Ни лекарств, ни  шприцев. Но мы  не требуем,  а просим больных покупать недостающие медикаменты. Нам приходится идти на это. У кого-то царапина на пальце – он идет к нам, и мы обязаны эту ничтожную царапину обработать по всем правилам. А у кого-то положение хуже… Таким мы не отказываем...
– Да разве может быть положение хуже, чем у Прохорова?  – не выдержал Яковлев и сорвался: – У него ведь,  японский городовой, не царапина – четыре пальца ампутировано на руке. Мне ли вам объяснять, что он может лишиться руки!
– Бывает  и похуже, – вздохнул хирург.
– Теперь прошу ответить на мои вопросы более конкретно. Вы, конечно, можете не отвечать – ваше право.
– Что еще Вы хотите услышать? – устало произнес он и  посмотрел на часы. – У меня времени в обрез: надо к студентам в медучилище идти.
– Больной с такой травмой, как у Прохорова, он, кстати здесь, в коридоре, имеет право на  бесплатное обеспечение медикаментами, в данном случае, бинтами?
–  Я же Вам уже говорил…
– Хорошо. А больному с диагнозом обострение язвенной болезни, которому назначена плановая операция, полагается бесплатное проведение операции?
Рыжов насторожился, глаза его забегали.
– Я не знаю. Эти вопросы решает, в основном главврач, - ушел он от прямого ответа.
Яковлев понимал, что он лукавит. Не может такого быть,  чтобы с территориальной программой "Обеспечения бесплатной медицинской помощи населения области" не ознакомили каждого врача.  Он хотел, было, продолжить разговор, но в этот момент вошла медсестра.
– Вот, Сергей Александрович, карточка Прохорова.
– Хорошо, Анастасия Сергеевна, – сказал Рыжов, беря карточку, и тут же стал ее просматривать.
Медсестра стояла, ожидая дальнейших распоряжений. Рыжов хотел ей сказать, что она пока свободна, но, вместо этого,  попросил:
– Если не трудно, Анастасия Сергеевна, объясните господину депутату, как мы тут живем.
 Прежде, чем она сумела что-либо произнести, Яковлев поправил хирурга:
 – К господам отношения не имею. И объяснять мне ничего не надо, я не хуже вашего знаю обстановку. Мне только одно непонятно: если вам плохо живется, почему молчите, если видите, что власти бездействуют?
– А что прикажете бастовать? – ответил вопросом на вопрос Рыжов. – Так это все попусту… Ничего уже не изменишь.
– Значит, не припекло еще вас, – сказал Яковлев. – Когда врачам не платили   несколько месяцев зарплату, они не спрашивали, бастовать им или нет. А сейчас – все как в порядке вещей: нет медикаментов, ну и бог с ним. Каждый должен делать так, как велит ему его совесть.
– Я должен лечить! – нервно выпалил хирург. – Это вы, депутаты, принимаете законы, по которым мы живем. С вас и спрашивать надо. Вы и бастуйте! Вопросы ко мне еще есть?
– А что разве законы плохие!? Вы посмотрите Конституцию – там закреплена бесплатная медицинская помощь. А областная Программа… А вообще, вопросов больше нет. – Андрей положил блокнот в карман. – За исключением, конечно, одного: что решим с Прохоровым?
– Не волнуйтесь, сделаем все, что нужно, – заверил хирург и тут же обратился к медсестре: – Анастасия Сергеевна, позовите больного.
Яковлев направился к выходу.
Уже у двери услышал:
– Хорошо, что у Прохорова есть депутат, – голос хирурга был наполнен иронии и звучал раздраженно. – А кто защитит других больных?