Коммунальная квартира была на удивление малонаселённой. В ней, в самом центре Ленинграда, между каналом Грибоедова и автовокзалом, проживал Игорь Дубовик. Году примерно в восьмидесятом.
Худой, длинный парень с хриплым голосом, редкой бородкой на узком подбородке и без каких-либо постоянных занятий. Ему только что стукнуло восемнадцать, а уже пришлось жить самостоятельно. Родители Игоря давно развелись, и сын в их дальнейшие жизненные планы не входил. Поэтому мальчик в десять лет и оказался в коммуналке у бабушки. Год тому назад старушка тихо умерла, и внук остался один.
Мама и папа отдельно друг от друга решили, что сын вырос и вполне может справиться без них. Они, каждый сам по себе, назначили Игорьку небольшое содержание и, выполнив моральный и материальный долг, разъехались по своим вполне благополучным семьям.
В коммунальной квартире, помимо Дубовика, проживали ещё два-три человека. Почему такая неопределённость, спросите вы?
Насчёт семидесятилетней Полины Моисеевны как раз определённость была. В её жизни пока никаких перемен не ожидалось. Хотя старые девы втайне надеются на счастливую встречу до последнего дня, но в таком возрасте они, эти встречи, уже в принципе и ни к чему. Так, если только взглянуть одним глазком на того, кто мог бы когда-то при удачном гороскопе и розе ветров, а также при благоприятной политической ситуации в мире. И, пожалуй, при наличии горячей воды. И хорошего марочного вина из Молдавии. И свежих пирожных из «Севера». И пластинки с танго Оскара Строка.
О, сколько раз Полина Моисеевна представляла себе этот вечер. Но все пятьдесят два её совершеннолетних года заканчивались стаканом кефира и программой «Время».
Теперь по поводу неопределённости. В третьей комнате сосуществовала малосемейная пара: корректор Зиночка и токарь пятого разряда Николай. Эта жилая площадь принадлежала женщине. У супруга была своя, почти аналогичная, через две остановки метро.
Так как профессии корректора и токаря имеют много противоречий, Зиночка и Николай часто кричали за закрытой дверью. И даже пускали в ход более весомые аргументы. После этих дискуссий муж съезжал в свою комнату, а Зина ожесточённо перемывала все коммунальные удобства. Чтобы нигде даже запаха этой сволочи не оставалось.
Через неделю корректор исчезала, ночуя на территории супруга. Ещё через три дня Николай возвращался и сидел на кухне с победным видом, рассказывая Полине Моисеевне о преимуществах развитого социализма.
Та охотно кивала головой, но не потому, что соглашалась. От старости и постоянного одиночества некоторые части её организма двигались сами по себе, неконтролируемо.
***
Взаимоотношения между жильцами в квартире были вполне ровными. Раньше, при жизни, бабушка Игоря Валентина Ивановна дружила и с Полиной Моисеевной, и с мамой Зиночки. А сейчас возраст соседей настолько различался, что и делить-то было нечего, кроме графика дежурств и оплаты за электроэнергию.
Но если у Зиночки синусоида судьбы как-то нарисовалась, а у Полины Моисеевны давно прошёл её пик, то у Дубовика ещё даже неясно было, какую кривую ему суждено начертить своими длинными ногами в подкованных ботинках известной немецкой фирмы.
***
Игорь Дубовик не стал испытывать судьбу, потрясая приёмные комиссии учебных заведений полным отсутствием знаний школьной программы. Устраиваться на работу смысла Дубовик тоже не видел, потому что подошёл его призывной возраст. Почтовый ящик проверялся им с недавнего времени ежедневно на наличие повестки из военкомата.
Не могу сказать, что Игорь праздно проводил все свои младые дни. И ожидание серого прямоугольника с синей печатью было его единственным занятием. Это было бы чересчур.
Он страстно любил музыку.
Сергей Петрович Дубовик, в принципе нормально относящийся к сыну, но совершенно не задумывающийся о личной жизни его соседей по коммуналке, купил своему отпрыску сначала электрогитару, а вскоре и подержанную ударную установку.
В девятиметровой комнатке стало тесно, но весело. Не менее весело, как вы догадались, стало и Зиночке с Николаем, и Полине Моисеевне.
Играть Игорь не умел ни на гитаре, ни на ударных. Отчего весёлость его соседей меньше не становилась. После десяти вечера Николай, если он был в это время на месте, без стука заходил в комнату к Дубовику. Стучать смысла не было, потому что парень без перерыва бил по барабанам.
Токарь улыбался, показывал два больших пальца, а потом большой разводной ключ. Это был сигнал к окончанию репетиции.
Полина Моисеевна за стенкой даже вздрагивала от наступившей внезапно тишины и начинала новый отсчёт капель Зеленина.
Если Николая не было, то Зиночке достаточно было просто заглянуть к Игорю со свирепым видом. Связываться с женщиной, находящейся в разлуке с любимым, Дубовик не рисковал.
В отсутствие соседей справа развлекать одну Полину Моисеевну парню было скучно. Он точно знал, что она не может по достоинству оценить его мастерство.
***
Игорь практически никогда не готовил сам. Содержания родителей хватало на регулярные обеды в пельменной и ужины в шашлычной. Завтраков не было, потому что так рано Дубовик не вставал.
В одну и ту же шашлычную Игорь ходил из-за гитариста-виртуоза. ВИА без названия, в котором тот играл, развлекал здесь публику по вечерам. Как-то раз парень, наступив ботинком на бабушкино воспитание, подошёл к кумиру во время перекура.
– Научишь? – спросил Дубовик. – У меня дома электрогитара без дела валяется. И ударные неплохие.
– Далеко? – тут же заинтересовался гитарист.
– Да тут, во дворе, – обрадовался Игорь.
– Ты один живёшь? – спросил музыкант.
– Один, – гордо ответил Дубовик. – У меня комната в коммуналке.
– Отлично, – загасил окурок гитарист. – Я у тебя заночую сегодня. А то тащиться на электричке полтора часа. А завтра поглядим, что там за инструмент.
– Пожалуйста, – Игоря распирало от внезапно навалившегося счастья.
– Возьми четыре портвейна, шесть порций шашлыка с собой. Зелени там, лаваша, – улыбнулся музыкант. – И жди у входа.
– Я не пью, – прошептал Дубовик, но и сам себя не услышал.
***
…Дубовик цедил сладкий, тягучий марочный молдавский портвейн, мусолил промокшую гостевую «Приму» и слушал своего кумира.
Гитарист, которого звали Виктор, потребовал чайную кружку, в три налива высосал первую бутылку и принялся ужинать, рассказывая Игорьку о своих холостяцких похождениях. С его заплетающегося языка слетали такие имена, что Дубовик чуть было не попросил автограф.
Ещё бы. Его гость пил с Пугачёвой и Аркашей Северным, чуть не подрался с Высоцким, был близко знаком с молодым Розенбаумом. А с кем Виктор переспал! Практически со всем мюзик-холлом, включая художественного руководителя, и балетом Кировского театра. Бывшего и будущего Мариинского.
Игорь пил спиртное и курил впервые. Нет, были, конечно, попытки и раньше. В компании друзей в задымлённой разливухе, где из автоматов лилось пиво. Стакан желтоватого напитка за двадцать копеек. Надо было показать, что он тоже взрослый, всё повидавший мужик. Но удовольствия Дубовик не получал, и опыт повторять не хотелось.
Тем более, что настоящих друзей у него не было. Разве что бабушка, которой теперь тоже нет.
А так, как сейчас, происходило впервые. С таким человеком! Пившим и спавшим со всей эстрадой и выводком маленьких лебедей!
Игорь и выпил-то грамм сто пятьдесят. И выкурил половинку сигареты. И даже не заметил, как заснул. Прямо в кресле, в котором сидел. Свернувшись в нём в немыслимой позе. Гитарист же, как почётный гость, занял диван. Где и храпел, не снимая кожаных штанов и водолазки. Ботинки с узкими носами он сковырнул, но лучше бы этого не делал. Даже Полина Моисеевна, проходя мимо комнаты Дубовика и приложив ухо к двери, отшатнулась, зажав нос.
Знакомые с Пугачёвой и Северным ноги и особенно носки гитариста перебивали запахи портвейна, «Примы» и всех подъездов между Фонтанкой и автовокзалом.
Даже токарь пятого разряда Николай всегда приходил с работы умытым и пахнущим дешёвым одеколоном. А уж Зиночка тщательно следила за состоянием предметов одежды и верхнего кожного покрова супруга.
***
Проснулся Игорь в полдень от волшебных звуков, которые издавала его пылившаяся в углу гитара. Виктор давно обулся, посетил удобства, выпил стакан вина и, закурив, наигрывал что-то незнакомое.
– Доброе утро, – произнёс Дубовик, вытягивая тело из кресла.
– Классный инструмент, – одобрил музыкант. – Кофе у тебя есть?
– Не знаю, – промямлил Игорь. – Сейчас бабкины запасы посмотрю.
Он открыл дверцы нижней части серванта, стоящего у окна. Пакетики, баночки, кулёчки, аккуратные разложенные и подписанные ровным гимназическим почерком.
Крупы, длинные толстые макароны, сахарный песок, соль, чай, мясные консервы, спички, мыло. Бабушка-блокадница оставила внуку полный комплект первой помощи при экстренных случаях. А вот и кофе!
Дубовик вскрыл пакет, в котором лежали пахучие зёрна, и нерешительно посмотрел на гостя.
– Есть, чем смолоть? – поинтересовался музыкант.
Игорь снова пожал плечами и направился на кухню. В его тумбочке кофемолки не оказалось. У плиты стояла, наблюдая за закипающим молоком, Полина Моисеевна. Посуда у неё была детская, даже игрушечная. Маленькие алюминиевые кастрюльки, миниатюрные чугунные сковородки, чашечки, будто из кукольных комплектов. Она всегда готовила себе на раз. Одна отварная картофелина с кусочком масла. Половинка куриной ножки. Две столовые ложки супа.
– Баба Поля, – по-детски произнёс Дубовик. – Не знаете, у нас кофемолки не было?
– У Валентины Ивановны, – строго сказала соседка, – было всё. Посмотри вон там, в вашем столе. Ты что, Игорёчек, собираешься поить-кормить этого немытого антисоциального элемента?
– Нет, – заморгал Дубовик. – Я гитариста одного пригласил. Но он скоро уйдёт.
– ТАКИЕ скоро не уходят, – заявила Полина Моисеевна. – Твоя бабушка после него даже газету бы читать не стала. Дай сюда. Вот здесь насыпают зёрна, а потом включают в розетку.
– О, привет ветеранам коммуналок! – на запах свежемолотого кофе из комнаты, цокая по деревянному полу подковками, вышел музыкант. – Винца хотите, мамаша?
Соседка, презрительно принюхиваясь, забрала кастрюльку с молоком и удалилась в свою крепость.
***
– Я у тебя перекантуюсь до вечера? – выпив кофе и доев холодный шашлык, спросил гитарист. И, не ожидая ответа, снова заснул на диване.
Он проснулся за час до начала выступления своего ВИА, пробурчал что-то типа «надо бы тебе обычную шестиструнку купить, прежде чем электрогитару осваивать», и, быстро собравшись, ушёл.
Игорь прибежал в шашлычную практически следом. Он ужинал и смотрел на Виктора новым взглядом. Теперь Дубовик входил в круг посвящённых! Гитарист подмигивал парню с небольшого подиума в углу и даже раз прокричал в микрофон: «А эту песню мы посвящаем нашему юному другу!»
Вот он, звёздный момент! ВИА пел ему! Казалось, что вся шашлычная с завистью смотрела на Дубовика.
После окончания выступления вся группа подсела за его столик. Музыканты шумно знакомились, хлопали парня по плечам. А солистка, тридцатилетняя Жанна Серебристая, томно взглянула в сильно округлившиеся глазки Игорька и прищипнула ему отрощенными ногтями левую ногу чуть выше колена.
– Значит, меломан? – игриво поинтересовалась она натруженным голосом. – А я гурман. Покормишь?
Официант уже стоял за спиной у парня.
– Он у нас скромный, – ухмыльнулся Виктор и шепнул что-то халдею на ухо.
Вскоре стол был заставлен бутылками вина с кучей плохо читающихся на этикетках медалек и всем, что имелось в этот вечер в ассортименте шашлычной.
***
Проснулся Игорь снова в кресле. И непривычно рано. Его тошнило.
На диване спали Виктор и Жанна. Музыкант был в одних носках, певица – в бюстгальтере.
Тошнота от увиденной картины очень усилилась, и хозяин, стараясь смотреть в сторону, накрыл гостей несвежим покрывалом.
Дубовик выполз в коридор. Напротив двери, пытаясь воспроизвести фигуру Александра Невского с лозунгом «Кто с мечом к нам придёт», стояла Полина Моисеевна.
– У тебя ночевала женщина? – гневно спросила она.
– И мужчина, – вздохнул Игорь. – Баба Поля, мне плохо.
Он рванул дверь в туалет. И вовремя.
Выйдя из ванной, Дубовик вдоль стеночки прошёл на кухню, попить воды.
– Я должна сказать тебе несколько слов! – встретила его там соседка. – И не перебивай меня!
Игорь взял кружку и, вздохнув, уставился в пол.
– Ты очень быстро катишься по крутой наклонной плоскости! – заявила Полина Моисеевна. – Мне очень жаль, но я вынуждена позвонить твоему папе Серёже!
– Делайте, что хотите, – пробубнил Дубовик. – Да, и передайте ему, что мне гитара шестиструнная нужна. И вообще, деньги кончились.
– Это выше моих сил! – воскликнула соседка. – Хорошо, что Валечка….
***
Когда Игорь, осторожно открыв дверь, чтобы не побеспокоить спящих, вернулся в комнату, Жанна, одетая и улыбающаяся, сидела в кресле. Виктор продолжал дрыхнуть.
– Доброе утро, – вежливо произнёс Дубовик.
– Я на минутку, – певица выскользнула в коридор, действительно, через пару минут вернувшись.
– Ты нас извини, меломан, – равнодушным голосом произнесла женщина. – А ты тут один живёшь?
– Да, бабушка умерла, – прошептал Игорь.
– А родители?
– У них новые семьи, в которые я не вписываюсь. Компенсацию платят за свой покой.
– Так, значит, комнатка твоя? – хмыкнула Жанна.
– Выходит, так, – пожал парень плечами.
– И соседей немного? – продолжала расспрашивать певица. – Я смотрю, всего три двери.
– Да, – кивнул Дубовик. – Баба Поля и Зина с мужем.
– Прикольненько, – задумалась певица. – А чай у тебя есть?
– Мне кофе, – промычал с дивана Виктор, не открывая глаз.
***
Днём, когда музыканты уже ушли, позвонил отец Игоря.
– Что там у тебя происходит? – спросил он. – Моисеевна очень обеспокоена.
– Да ничего страшного, пап, – ответил парень. – Немного поиграли, так она уже шум подняла. Я тут поиздержался. Не подбросишь немного внеочередных?
– Конечно, сынок, – сказал папаша, давно трудившийся во внешнеторговом ведомстве. – Сможешь ко мне на работу заехать? Хотя, если тебе неудобно, я водителя подошлю. Через часок будет.
***
Вечером, в шашлычной, Дубовика распирало от счастья.
– Витя, – подошёл он к музыканту во время перекура. – Я гитару купил! Шестиструнную!
– Так это обмыть надо! – воскликнул тот. – Давай, накрывай поляну.
После выступления снова весь ансамбль собрался за столиком Дубовика.
– А вот и Танюшка! – расхохоталась тяжёлым грудным смехом Жанна. В её репертуаре были и Аркадий Северный, и Высоцкий, и Людмила Зыкина для любителей. – Освободите местечко рядом с нашим меломаном.
– Можно? – спросила новая гостья у Игоря и, без паузы, присела рядом с ним. – Мне о тебе столько рассказывали. Исключительно хорошего.
Дубовик поднял глаза.
Сильно накрашенная, с блёстками над глазами и под очками женщина, с яркими губами, завитая явно на бигуди, старше его лет на восемь-десять, с внешностью заведующей производством металлургического комбината, в пиджаке, закрытой объёмной блузке, скрывающей отсутствие груди, и короткой юбке призывно смотрела на парня.
– Очень приятно, – скромно кивнул Игорёк. Мало ли, чья-нибудь жена.
– Поухаживай за дамой, меломан, – пророкотала Жанна.
Дубовик никогда не ухаживал за дамами. Если только не считать тот период, когда начала сильно болеть бабушка. Он носил ей лекарства из аптеки, открывал двери врачам и медсёстрам. Весь остальной уход на себя взяла Полина Моисеевна.
Игорь замешкался.
– Мне немного вина, – сказала новая гостья.
Дубовик схватил початую бутылку и плеснул чуть-чуть.
– Ну, не настолько же немного, – хмыкнула Татьяна и, мягко отцепив пальчики Игорька, самостоятельно долила себе ещё грамм сто пятьдесят.
– Выпьем за нашего юного друга! – крикнула Жанна. – За его тягу к музыке! И вообще, ко всему прекрасному!
Она подмигнула подруге и одним глотком влила в себя тягучий напиток.
– Это она нас с тобой имеет в виду, – прошептала Татьяна в самое ухо Дубовику.
Весь вечер дама сама ухаживала за юношей. Подливая, подкладывая, вытирая уголки губ и два раза сопровождая до туалета и обратно.
Когда ВИА заканчивал программу, в шашлычной до закрытия играл магнитофон. Игорь и Татьяна Васильевна станцевали три медленных танца. И все, как вы понимаете, оказались белыми.
***
Домой к Игорю они направились вчетвером. Жанна с Виктором и Татьяна с хозяином комнаты.
Когда Дубовик открыл дверь квартиры, Татьяна впихнула его вовнутрь и каменной скалой встала в проёме.
– Спасибо, друзья, – ухмыльнулась она, – что проводили нас с Игорёчком. Шагайте скорее, а то метро закроют.
– Э! – буркнула Жанна. – Ты чего это тут раскомандовалась, подруга?
Виктор сначала опешил, но тут же засмеялся:
– Чего, Танюша? Провинциалочка, лимитчица? Прописку ленинградскую отрабатывать будешь?
– Козёл, – ответила Татьяна и захлопнула дверь.
– Ну чего, по домам? – хмыкнула Жанна. – Вот и делай людям добрые дела.
– А к тебе нельзя? – спросил Виктор.
– Ты охренел? Муж дома. Давай, катись в свою конуру.
– Вот сука, – вздохнул музыкант. – Ну ничего, ещё поглядим, кто кого.
***
В коридоре, щурясь в полумраке, стояла Полина Моисеевна.
– Добрый вечер, – мило улыбнулась ей гостья. – Меня зовут Татьяной Васильевной. Вот, ваш любезный сосед пригласил меня на чашку чая.
– Это другая, Игорь! – всмотревшись, нервно воскликнула старушка. – Ты стал неразборчив в связях!
– Чего, пацан, – пробурчал, высунувшись из комнаты, токарь Николай, – мамка приехала?
В ту же секунду он был вдёрнут обратно воспитанной и нелюбопытной Зиночкой.
– Вечер знакомств окончен, – объявила гостья. – Всем спокойной ночи. Игорёчек, ты так и будешь держать меня в местах общего пользования?
– Чайник вскипятить? – не зная, как вести себя, спросил Дубовик.
– Кипятят воду, дружочек, – Татьяна Васильевна потрепала его по редкой бородке. – Зачем нам чай? У нас винишко имеется. Стаканы тащи.
Игорь сходил на кухню за посудой, а когда вернулся, гостья что-то искала в платяном шкафу.
– Никак не могу, – кокетливо прошептала она, – свежее постельное бельё найти.
В недрах юного организма всё похолодело, а снаружи параллельно затряслось.
– Оно в диване, – с трудом произнёс Дубовик.
– Вот и замечательно, – улыбнулась дама. – Тогда не будем тянуть. Выпьем за нас.
(первые три главы повести «Не один дома»)
2011