Глава 13. Начальник леспромхоза.
Вернулась на работу. Настроения никакого. Только стала печатать, как зазвенел какой-то звонок. Не просто звонок, а медведь какой-то. Коротко звякнул и затих. Не поняла. Печатаю дальше. Заходит начальник.
-- Ты звонок слышала?
-- Да.
-- А что не идёшь?
-- Куда?
-- Это вызов ко мне.
-- Извините, я не поняла. Мне никто не объяснил. Что с собой взять?
-- Папочку какую-нибудь. Поговорить надо.
Он пошёл к себе. Смотрю, у него пальцы дрожат. Нервничает, видно. Секретарше сказал, что занят будет. Через час освободится.
В кабинете сел на своё место и коньяк достал.
-- Давай поговорим. Мне успокоиться надо. Коньячку выпьем. Не могу один пить, а тут выпить не с кем.
Налил в стаканы. На дно плеснул.
-- Мне сегодня выговор в райкоме дали. Ни за что, можно сказать. Срыв плана строительства третьего квартала. А у меня половина людей в колхозе была. Осень-то видишь какая?
Ты ничего не говори. Только слушай. Мне выговориться надо, а то с ума сойду.
Из-за этого и план заготовки лесоматериалов летит. Подобьют результаты, а там тоже не выполнение. Заготовить можно бы, да люди какие-то пассивные стали. И деньги дашь, и условия создашь, а им бы только в кабак. Понимаю, что и сам виноват. Но ведь и я человек. Было бы хоть дома хорошо.
Давай ещё по одной. Ты шоколадкой закусывай. Ешь, не стесняйся, у меня вон их сколько.
Он вынул из стола пачку плиток шоколада.
-- Здесь вот так поплакаться не с кем. Одни злорадствовать начинают, другие сплетни распускают. А мне бы просто человеческого участия. Говорят, раньше исповедоваться ходили. Там облегчались. Я в церковь пойду, меня на следующий день и из партии попрут, и с работы снимут. А я на другом месте и работать-то не смогу. Десять лет тут сижу.
-- А дома жена что?
-- Да мы с ней на грани развода. Пока жить начинали, она рожать не хотела, один аборт сделала, потом другой. А потом бесплодие из-за первых абортов. После того холодная стала. Разговоры такие слушать не хочет, спать со мной тоже. Знаешь, как это всё копится? Мне же от неё ничего такого не надо. Выслушать мои болячки, да дать пару раз в неделю. Ни то, ни другое. Пробовал любовницу завести. И жена взвилась, и сплетни пошли. В райкоме предупредили. А что мне им докладывать, что жена не даёт? Что нервный стал из-за неё? Конечно, я и сам виноват немного. В посёлке я фигура заметная. Куда бы ни зашёл, тут же все знают. На курорт ездить? Так это разовое мероприятие. А тут так заведут, куда бы голову сунуть. В этот бы момент хоть с ней успокоиться. Я, наверно, ещё в дом зайти не успеваю, как в райкоме докладывают.
Вот коньяк на половину спасает. Пробовал здесь с некоторыми, они начинают под это дело что-то незаконное припрашивать. Да я бы сам тому дал всё, что могу, лишь бы нервное напряжение снять. А про любовницу и говорить нечего. Либо сама хвалиться начнёт, либо другие сплетничать станут.
Посиди со мной. Я просто выговорюсь. Сам говорю и понимаю, где ошибки. А пока молчу, не доходит что-то. Хоть голову сломай.
Не меньше часа начальник рассказывал о своих проблемах. В заглянувшую секретаршу едва не запустил авторучкой.
-- Я же сказал, ЗАНЯТ!
Потом ещё раз налил коньяк.
-- Спасибо тебе, что выслушала. Не представляешь, как мне легко стало. Можно, я тебя изредка так приглашать буду? Ты можешь ничего не говорить, просто слушай, как сегодня.
-- Ну, если Вам помогает, то я с удовольствием! Мне, например, даже интересно.
-- Надеюсь, понимаешь, что любой разговор должен быть только между нами. Даже мужу не желательно рассказывать. Я уже не знаю, кому здесь можно верить.
-- Это я Вам обещаю!
-- Я тебя провожу. Не удивляйся тому, что я скажу при секретарше. Сама поймёшь, что это первая сплетница.
Пожалуйста, такие сводки мне подготавливайте. Очень даже ясно, когда знаешь, о чём речь идёт. Ваш участок нам просто навесили, но в райкоме могут спросить, а я знать не буду. А тут и понятно, и запоминается. Всего доброго.
Что сказать хотела? – это он секретарше.
-- Да я узнать….
-- Узнавай.
Секретарша замялась, видимо не зная, что ответить. Скорее всего, она хотела застать какую-то интересную картину, неожиданно зайдя в кабинет.
Прошло дня три. За эти три дня я страстно совокуплялась с Кириллом. Любой ценой старалась забеременеть. Не дай бог залететь от кого-то другого. Для «залёта» было рано, но хотелось, чтобы он был первым. Вдруг опять начнётся зуд. А сперма отчима как раз стреляет туда, где что-то сделала гинеколог. Ещё хуже Валентин. Он просто загонит свою сперму прямо в матку. Тогда уже ничто не спасёт.
На четвёртый день начальник опять позвал меня в кабинет. Хоть и я и напугалась звонка, пошла по первому требованию. Мы опять пили коньяк и разговаривали. Подавая стакан, он задел мою руку и вздрогнул, как от удара.
-- Что с Вами?
-- Да говорил же, что давно не касался женского тела. Наверно, реакция такая.
-- Так противно?
-- Наоборот! Чуть сознание не потерял.
Поговорив ещё о чём-то, я вышла. Передала секретарше команду начальника пустить посетителя.
Прошло ещё дня три. Прошли выходные. Неожиданно зеркало немного в стороне от моего стола отодвинулось. Я испуганно вскочила, думая, что оно падает. Такое удобное зеркало. Прикручено прямо к стене, в полный рост. Перед ним не надо вертеться, чтобы увидеть себя с ног до головы сразу. Из открывшегося проёма, как из двери, выглянул начальник.
-- Запри дверь и зайди сюда. Опять коньячку выпьем.
Ну, значит, опять мужика достали.
Прошла через зеркало. Когда я села напротив его, он налил коньяк.
-- Не бойся, сегодня не потревожат. Я когда сюда пришёл, секретарши на месте не было. Наверно, в бухгалтерии сплетни слушает. Никто не знает, что мы здесь.
Он опять стал рассказывать про неудачи на работе и дома. Не жаловался, а именно рассказывал. Я внимательно слушала. Порой хотела что-нибудь вставить, но он движением руки не давал.
Мы выпили уже довольно много. Неожиданно он протянул руку и погладил мои пальцы. Даже глаза закрыл от удовольствия. Я, конечно, руку отдёрнула. Но необходимости в этом не было. Его рука и так оказалась на столе перед моей рукой. Откинувшись, он блаженно замер.
-- Прости меня! Не удержался. Как оказывается это приятно!
Откинувшись, замер, будто вслушивался в свои ощущения. Мне показалось, что он заснул. Я тихонечко ушла обратно.
На следующий день начальник показал мне «зазеркалье». Оказывается, за зеркалом была комната его отдыха. В этой комнате стоял диван, журнальный столик, телевизор на тумбочке. В том месте, где мы зашли, находился книжный стеллаж. Книг на нём стояло совсем мало. Пара книжек стихов, несколько книг классиков, какой-то фантастический роман. Остальные книги не рассмотрела. Как же выйти? Потянула стеллаж за полку. Он, как дверь, отодвинулся на шарнирах в стене. Наверно, пока моего кабинета здесь не было, тут был прямой выход из кабинета начальника. Я про такое слыхала. Но что тут может быть потайная дверь, как в старинных замках, увидела впервые.
Как я ни старалась, ни желания солёных огурцов, ни тошноты, про которые рассказывали женщины, не чувствовала. Зато чувствовала нарастание напряжённости. Чувствовала и страшилась.
Опять меня вызывал начальник. В последнее время он заметно стал спокойнее. Неужели так действует на него общение со мной? Я же почти ничего не говорю!
Перед расставанием, он взял меня за локоть, провожая к потайной двери. Рука сильно дрожала. В самый последний момент, когда стеллаж открывал проём, он погладил мне руку от плеча до локтя. Я слышала, как он всхлипнул, но дверь закрылась. Постояв, осторожно нажала пальцем на зеркало. Дверь была заперта с той стороны.
Я никак не залетала. Уже начинался психоз. То ли от потребности настоящего мужика, то ли от того, что не могла залететь. Даже понять не могла, от чего нервничала. В квартире мы потихоньку обустраивались. Почти все игрушки перекочевали сюда. Дети спокойно играли на полу. Сашу в садике научили буквам, и он с увлечением водил пальцем по книжке, называя их одну за другой. Но читать ещё не мог.
Я постепенно знакомилась с людьми в конторе. Действительно, тут половина народа занимались сплетнями. Услышав какую-то историю в бухгалтерии, в плановом отделе я слышала её уже со многими добавлениями и умозаключениями. А в экономическом они становились уже фактом. Когда история опять оказывалась в бухгалтерии, она была совершенно иной. Именно поэтому я бывала в отделах только по необходимости. Источник их, по всей вероятности, находился в приёмной. Сколько сплетен ни выслушала, кроме бытовых проблем дома про начальника не говорилось. Если отбросить сплетенную шелуху, то с женой у него действительно был большой напряг. Ни про его похождения, ни про интриги с женщинами никто ничего не слышал
Наверно поэтому, когда после очередного разговора мы с ним расставались, разрешила ему погладить мне грудь. Точнее, он её погладил, а я не психанула. Да и состояние у меня было такое, что саму уже терзала нервозность. Я стала резкой с Кириллом, порой высказывая ему в упрёк, что не могу забеременеть. Я так же любила его, но меня бесило моё бессилие перед природой. В один из понедельников, когда меня уже трясло, поехала к маме. Я почему-то думала, что она дома. Но дома был только отчим. Из-за какого-то пустяка едва не подралась с ним. В конце концов, он схватил меня и изнасиловал. Отдохнув, продолжил насилование, а я стала помогать ему ещё сильнее, чем в начале. Домой вернулась в полнейшем спокойствии. Даже мой поступок меня не тревожил. Как-то спокойно думалось и о том, что могла забеременеть от отчима.
На следующий день утром по конторе бродили слухи, что начальника из дома выгнала жена. Верить не хотелось. Но оказалось именно так. Он мне сказал, что после того, как погладил мне грудь, несколько раз подходил к жене, и столько же раз она не давала ему даже к руке прикоснуться.
Это я узнала в конце нашего общения, когда сама спросила про сплетню. А до этого он рассказывал проблемы в работе, про отношение в райкоме, про почти полное отсутствие помощи главка. Про дом ни слова. Когда же ответил, упал передо мной на колени и, уткнувшись в мой живот, заплакал, как дитя. Мы к тому времени выпили почти целую бутылку, поэтому я была достаточно раскрепощена. Плача, он судорожно гладил мне поясницу, иногда опуская руки до ягодиц. Я ласково ерошила ему волосы.
Вдруг он решительно вскочил, схватил мою голову и стал покрывать лицо быстрыми поцелуями. Не знаю от чего, но у меня защекотало между ног. Мне было его жалко. Если бы я не была замужем, то не задумываясь отдалась бы ему. Было тяжело видеть, как сильный и твёрдый руководитель плачет от бессилия перед своей женой. Ему надо бы найти женщину. Может быть просто женщину, с которой ему просто можно было разгрузиться. Вал проблем на работе и отсутствие отдыха в быту…. Я по себе чувствовала, как важно именно иметь психологическую разгрузку, которую хорошо даёт секс. Но в здешней конторе никого подобных, действительно, нет.
Начальник вдруг замер, отшатнулся.
-- Прости, пожалуйста! Постараюсь в следующий раз не дойти до такого.
В следующий раз мы толковали только о производстве. Ни слова не проговорились ни о доме, ни о том, что было в прошлый раз. Только в благодарность за встречу, он погладил меня по спине от шеи до самых ягодиц.
Дома у нас становилось всё комфортабельнее. Появились полки, цветы в горшках, журнальный столик с букетом в вазе. Мы стояли в очереди за мягкой мебелью. Ещё немного, и у нас будет не хуже, чем у всех. Мы познакомились с соседями. Сосед через стенку очень переживал, что Кирилл не пьёт даже пиво. На октябрьские праздники мы планировали погостить у мамы. Целых 4 дня! Вот уж дети нарезвятся! Наверно, всех противников перебьют
Перед самыми праздниками в бухгалтерии уже шёл разговор, что жена начальника подала на развод. Шли обсуждения кандидатур партёров как её, так и его. У него не оказывалось никого, а её складывали то с худруком, то баянистом РДК, где она работала завхозом. Кто-то сказал, что видели её целующейся с каким-то молоденьким парнишкой из посёлка. К вечеру ему уже придумали и имя.
Начальник появился после обеда. Он был просто задавлен. Когда я пошла к нему, он оказался сидящим на диване согнувшимся и хмурым.
-- Наверно, мне уже все косточки тут обмыли? Слышала уже?
-- Слышала.
-- Как жить? И без этого трудно, а тут…!
Стало невыносимо жалко его. Я присела рядом и положила руку ему на плечи. Он просто качнулся ко мне, прижался, глубоко с надрывом вздохнул.
-- У тебя нет никого в Кирове знакомых?
-- Нет. А что?
-- Хоть бы где-то хоть бы в чём-то расслабиться. Здесь никак не получается. Может, ты подскажешь одинокую женщину, с кем можно хотя бы одну ночь провести? Ну, хоть час? У меня злость скоро из ушей полезет. Я боюсь планёрку собирать. Перебью там всех.
-- Почему?
-- Ты же знаешь, куча проблем, да ещё напряжёнка в этом плане. У меня внутри всё закаменело и колотит, как большой колокол. Я ей всё, что попросит, отдам! Если надо будет, с предприятия украду. Только бы с женщиной встретиться. Пусть даже со страшной.
-- Не знаю никого. Здесь одни сплетницы, а в селе кроме соседей никого ещё не знаем.
Я ласково перебирала ему волосы, стараясь успокоить. А он почему-то только больше дрожал.
-- Успокойся! Ну, что ты? Такой большой, а дрожишь!
Вдруг он повернулся ко мне. Его глаза мне показались страшными. В них вспыхнуло что-то звериное и зверское.
-- Соня! А ты не можешь…? Раз только…! Что я говорю…? Только раз!!!
Я замерла. Вроде бы не испугалась, но такие слова показались мне неожиданными.
А он, будто окрылённой этой идеей, повернулся ко мне, обхватил меня руками и стал с безумной яростью покрывать лицо, плечи, шею горячими крепкими поцелуями.
-- Не надо! Засосы будут! Пожалуйста!
Я почему-то не отбивалась. Во мне была необъяснимая жалость. Что-то подобное было, когда увидела детей Кирилла. Только этот ребёнок был очень большим. А он уже на половину расстегнул мне кофточку и целовал груди над бюстгальтером. И тут я почувствовал его руку между своих ляжек. Она не просто дрожала, её колотило. Рука пыталась продвинуться к телу.
-- Ваня! Ваня! Не надо!
Он будто не слышал. В безумной дрожи опрокинул меня на спину и страстно целовал лицо. Тут почувствовала, что его рука уже тянет вниз резинку трусов. Снизу почти жгло каким-то жаром.
Начальник вжался мне в промежность. Он испустил длинный стон и чуть вздрагивал. Его голова была где-то за моей. Я не ожидала ничего такого, и когда почувствовала в себе что-то тонкое и не длинное, ощутила разочарование. Даже у Кирилла было много объёмнее.
-- Сонечка! Прости, если можешь! Ты, наверно, сама видишь, как накопилось? Не смог я удержаться. Прости! Скажи, что я должен сделать, чтобы искупить свою вину.
Иван Иванович больше бормотал, чем говорил что-то. Я не знала, что сказать. Что-то всё сильнее давило мне на ягодицу. Это давление становилось уже болезненным. Попыталась дотянуться до того места и приподняла зад. Наверно, он воспринял это, как команду, как намёк на действие и ритмично задвигался. Только теперь поняла, что, скорее всего, он не успел войти, а то, что я приняла за его достоинство, было струёй спермы. Она и сыграла роль смазки при изнасиловании, которое началось только сейчас.
А достоинство его не слишком сильно отличалось от Кирилла.
В руке оказалась его авторучка. Наверно, она выпала из кармана и попала мне под ягодицу. Иван Иванович успел двинуть не больше пяти раз, как из него опять хлынула сперма.
Если бы это был кто-то другой, я подняла бы шум, но что делать в сложившейся обстановке, не представляла. Как-никак, а это был большой начальник. Он сделал для нас слишком много, чтобы становиться ему врагом. Мне было до боли жаль его. И в то же время такое нападение…!
Полежав несколько минут, чтобы он отдохнул, попыталась сдвинуть его в сторону, чтобы выбраться из-под придавившего меня тела. Не смотря на то, что начала возбуждаться, желания секса не было. Было сочувствие, была жалость, некоторое возмущение. Мне показалось, что он спит.
Иван Иванович пошевелился. Приподнял голову, изумлённо посмотрел на меня, будто не веря, что под ним я.
-- Соня! Прости, пожалуйста! Потерял контроль. Как-то накопилось всё.
Я думала, он слезет с меня, раз осознал свой поступок, а он только сильнее вжался.
Приподнялся и, согнувшись, необычно нежно поцеловал в губы. Он был довольно высок.
-- Ты не обиделась?
-- Немного. Что уж теперь? Раз уж случилось.
-- Сонечка! Раз уж согрешил, разреши ещё раз? Какая разница теперь раз или два? А мне полегче будет. Разреши?
Его голос, его фразы были столь просительными, что я, пожалуй, и разрешила бы. Только он, не дожидая ответа, опять согнулся надо мной, накрыл мои губы своими и в растяжку задвигался. Жалея его, я стала помогать, поднимая таз навстречу. Вырвала губы и обхватила руками, поймавшись за спину пиджака. Ноги неудобно висели. Я их пристроила ему куда-то на спину. Иван Иванович выпрямился и с наслаждением задвигался без спешки. Иногда чувствовала его дрожь. Кончали мы вместе. Он был не лучшим любовником. Я кончила скорее от того, что началось всё так неожиданно.
Едва пропали спазмы, как Иван Иванович задвигался снова. Ни протестовать, ни напоминать я не стала. И эту атаку мы завершили вместе. Сейчас действительно было приятно по-настоящему. Я не знаю почему
В этот раз он закончил. Осторожно разъединившись, вытащил из кармана носовой платок и осторожно, вздрагивая, стал осушать влажные части наших тел. Мне казалось, что из меня медленно, как лава из вулкана, как видела в кино, выползает его сперма. Никак не могла дождаться, когда он с меня слезет, чтобы заняться ею. Спермы было невероятно много. Наверно, даже больше, чем в первые дни с Валентином, когда он приходил из тайги голодным до близости. Если тот копил только месяц, то у Ивана Ивановича она копилась несколько месяцев.
Он встал на колени на пол напротив моей груди и положил голову на грудь между подбородком и титьками. Целуя выступающий над бюстгальтером край ближней к нему, он зашептал:
-- Сонечка! Прости, ради чего угодно! Я на всё согласен! Наказывай, как хочешь! Ты меня просто спасла! Ты не представляешь, как мне было трудно. Были даже мысли покончить с собой.
Надо мной появилась рука. Видимо, он застёгивал ширинку, потому рука появилась так поздно. Рука локтем легла на живот, а кисть стала поглаживать вторую, более дальнюю от него грудь. И без того неудержимая сперма ускорила движение наружу.
-- Иван! Ты сам вытерся, наспускал в меня целый литр, да ещё и давишь на живот. Сейчас из меня на диван польётся! Дай что-нибудь!
-- Что? Тут ничего нет!
-- Тряпку какую-нибудь! Трусы мои или банку какую!
Иван Иванович резко выпрямился и ошалело оглядывался по сторонам. Наверно, он не услышал про трусы или не понял, где они. Вдруг выхватил букет из вазы и прямо с водой подал мне.
-- Это пойдёт?
-- Пойдёт!
Я рванулась с дивана, боясь выронить его труды. Почти кинула её себе под ноги и присела над ней. С бульканьем в вазу полетело его накопление. Он ошалело смотрел на вазу и низ моего живота.
-- Что уставился-то? Отвернись!
Он повернулся ко мне боком, не отрывая взгляда от вазы. Из меня, как понос, со шлёпаньем вытекала его сперма. Она кувыркалась в вазе белыми клубящимися в разные стороны струями.
-- Ну, отвернись же, ирод!
Наконец, отвернулся.
-- Это всё моё?
-- Нет! Я из дома принесла. В тряпочку завернула и принесла.
Поднатужилась, чтобы выдавить немного мочи. Последние шлепки заглушили её звон.
Выпрямилась и встала над вазой. Сняла с ноги трусы и старательно протёрла промежность. Не слыша течения спермы, он опять повернулся ко мне.
-- Да что тут интересного? Что ты не видал? Вроде мужик-то взрослый!
-- Прости! Может, помочь чем?
-- Ага! На вот, вытирай!
Я протянула ему свернутые в комок трусы. Он было рванулся взять их.
-- Ага! Ты ещё на что способен? Может, вылижешь там?
-- Сонечка! Да за такое облегчение я не только там, я всю тебя вылижу! Ты не представляешь, как мне легко стало!
-- Зато мне тяжело стать может! Вон, какого лешего налил! А сколько там осталось? Миллиарды сперматозоидов! Любой может забрюхатить!
-- Сонечка! Скажи, как мне свою вину искупить? Что хочешь сделаю! Хочешь, начальником любого отдела поставлю?
-- Тогда и дурак догадается, что тут что-то не чисто. Куда я с моим-то образованием?
-- Ну, зарплату прибавлю?
-- Тоже не легче! Все спросят, почему? И что им объяснишь? Да и сам натворил, а за государственный счёт отделаться хочешь!
-- Тогда денег дать?
-- Покупаешь?
-- Соня!
Он упал передо мной на колени, чуть не сбив коленом вазу. Обнял таз и прижал лицо к животу.
-- Успокойся. Не надо ничего. Мне же плохо не было. Только не говори никому.
Поерошила волосы на лысеющей голове.
-- Я как тебя увидел, так будто с ума сошёл. Сам не понимал порой, что делал. Меня буквально трясло в твоём присутствии. Как в этот раз не удержался, не пойму.
-- Не ври! Кому нужна такая толстая и рябая?
-- Мне! У тебя душа замечательная! Ты – просто богиня! И фигура не виданной красоты! Хочешь, я женюсь на тебе?
-- Не дури! Кирилл твой друг, а ты его так.
-- Какой друг? В одной школе учились. Ну, и работник он хороший! Тебе же с ним не очень…?
-- А ты откуда знаешь?
-- По поведению, по сплетням. В них надо уметь отлавливать истину. Скажи, чем помочь могу?
-- Да ничем. Не забрюхатил бы только. Переживу как-нибудь.
Иван Иванович поник головой.
-- Ты теперь не будешь ко мне приходить?
-- Зачем? За этим?
-- Мне хорошо с тобой! Ты слушать умеешь.
-- Ничего я в твоих рассказах не понимала. Просто, голос нравился. Все эти проекты, схемы, планы…. Я в них разбираюсь, как в китайской грамоте.
-- Зато мне легче становилось.
-- Это похоже вот на это. – я чуть пнула вазу. – выливаешь мне то, что у тебя лишнее. А мне это надо?
-- Действительно, похоже! Тоже легче становится. Но от этого совсем легко стало. Будто только работать тут начал.
Я показала на низ живота.
-- Тут? Только начал. Ты прав. Дай пройти, уселся тут!
Иван Иванович поднялся с колен, привычно отряхнул их.
-- Это-то куда денем?
-- Не знаю, не думал.
-- Ну, раз облегчился, думай. Сам говоришь, легче стало.
На дне вазы толщиной почти в половину воды пышными сгустками громоздилась его сперма. Действительно, молофья! Не молоко, но напоминает. Я пошла к себе, зажав трусы в кулак. В кабинете спрятала их в сумку, завернув в бумагу, отперла дверь и села печатать. Мне показалось, что из меня опять пошла сперма. Снова повернула ключ в замке, подошла к зеркалу и подняла подол. На одной из половых губ был натёк крови. Что это? У него не настолько большое хозяйство, чтобы что-то повредить мне. Прикинула. Как раз 28 дней. Месячные! Слава богу! Ни от кого не залетела. А то потом гадай, от кого? Валентин отпадает. Зато отчим и Кирилл могли бы. Попробуй честной быть! Кирилл не спасает. С ним разве что, напряжение сбить, как Иван Иванович со мной. А отчим? От того, как от Валентина, моргнуть не успеешь. Дал же бог самому нужному мужчине такую мелочь, а самым ненужным – неотразимое!
Надо попробовать устоять. В понедельник будет Валентин. Ещё месячные не кончатся. Как раз повод не дать. И Ивану отказать можно. Попробовать только с Кириллом. Только! Если совсем плохо будет, до потери сознания! А что сейчас-то делать? Надо домой, пока не разбежалось. Только ведь без трусов не получится, другое что-то запачкается.
Натёрла саму о себя бумагу, надела трусы и наложила вместо прокладки. Не высохшая сперма неприятно давала о себе знать. Надо же, как попала! Видно, я первая в этом кабинете, раз тут ничего нет. Ни подтереться, ни слить куда. Это делает ему честь. Интересно, а что он с вазой сделает?
Ещё постояла у зеркала. Что они ко мне липнут? Рыжая, щекастая, веснушчатая. Можно прямо сказать рябая. В бухгалтерии, в плановом вон какие красавицы сидят! У них есть кто? Будь я такой, меня на пол повалили бы и вставать не давали бы. А их не трогают. Муж только. А почему я-то так нужна? Может, в поведении что? Вроде, никому не навязываюсь. До изнасилования уже доходит.
Пошла домой. Никому не доложилась. Залезла в ванну и уснула.
Разбудил Кирилл.
-- Соня! Ты жива? Что с тобой?
-- А что? Почему не жива могу быть?
-- Крови столько! Ты заболела?
-- Заболела! Уйди! Все бабы каждый месяц этим болеют!
Кирилл облегчённо вздохнул, погладил по виску и ушёл. Пришлось выпустить воду и вымыться под душем.