Конечно, ему бы самый раз сейчас хотя бы в небольшой степени испытать то, что называется «вечной любовью». Это было бы, по крайней мере, честно. И тогда бы он лёгким штрихом мог вывести в сообщении что-то вроде «как прекрасно было то время и сколь прекрасно сейчас, ведь я по-прежнему Вас люблю и жду».
Но ничего подобного он не испытывал. Более того, он чувствовал вялость. Ко всему прочему, даже чувство благодарности, обычно присущее всем сообщениям, которые он ей до недавнего времени отправлял, сейчас куда-то пропало. Он сидел и со скучающим видом вертел в руках телефон. На дисплее мигал курсор и было выведено только одно слово – Здравствуйте. Он думал, стоит ли ставить восклицательный знак в конце или нет. Пожалуй, с восклицательным получится чрезмерная патетика. А ему сейчас не до этого. С другой стороны, без восклицательного знака звучит тускловато... Он еще раз попробовал заменить точку на восклицательный значок и, подумав, оставил его на месте.
Вспомнил её сообщение. Возвращаться к нему не хотелось. А может, было просто лень. Что тут в конце-концов добавить? Он неоднократно ей писал о том, что он чувствует, а теперь, видимо, эти мысли и ощущения, запасы, которых изначально, казалось, было так много, подошли к концу, и сказать уже нечего. Она приглашает его на своё выступление в театре завтра (хотя, понятно, не только его, ведь в сообщении нет его имени – видимо, разослала сразу всем знакомым), а ему не хочется идти. И жаль, что не хочется, но ничего с этим не поделаешь. А с другой стороны, наверное, и не очень жаль, потому что печали нет. А что есть… А есть дела. И поважнее. Есть, например, ещё не дописанная часть статьи, есть несколько мелких и почти что бисерных набросков рассказов, которые тоже надо закончить, чтобы успеть в срок сдать в издательство тексты. Работа. Это по-детски - ссылаться на нее. А хочется сослаться, потому что больше нет ни чувств, ни желания идти на спектакль. Он утешает себя мыслью, что все развеивается, все проходит, но от этого, правда, даже не становится печальнее, а как-то, скорее, менее выразительно. Матовее. Он представляет себе кларнет и мысленно играет мелодию – фа-ре-ми. Похоже.
Надо развеяться. Он обратился к мыслям об их знакомстве в издательстве, куда она, тогда ещё студентка на подработках, принесла договор по вывозу отходов, пробежался взглядом памяти по их встречам, когда каждые две недели они ходили в кино или в театр, попробовал воспроизвести чувство гордости, которое он испытывал в те мгновения, - что он, обычный и невзрачный, с такой красивой женщиной, или чувство бесшабашности и свободы – что ему безразлично увидеть жену или знакомых жены при этих встречах. Вспомнил, как цвели и пахли деревья у трамвайной остановки, на которой они встречались, звоночки трамвая, летний ветер в открытых окнах вагона, которому можно подставить руку или волосы.
Но в душе по-прежнему все было обыкновенно. Не было ни радости, ни героизма, в памяти скучно звучали выведенные вчера на листках слова и цифры. Он попробовал было воодушевить себя тем, что из-за неё, из-за подаренного ей ему вдохновления, он и стал писателем и, значит, должен чувствовать с ней связь.
И всё же этого всего нет. Все это было когда-то. Она так и не влюбилась в него, не потеряла голову так, как он. В сущности даже, у нее и на момент тех встреч был близкий друг, о котором она предпочитала не говорить.
И вот теперь это приглашение. Последний раз они виделись полгода назад, в кафе, почти экспромтом. Он пришел, даже не потрудившись побриться и расчесаться. Какая необходимость, если не нужно очаровывать. Ведь всё равно признаний в любви не будет. Так что же…
Он перестал вспоминать, еще раз посмотрел на экранчик, а потом добавил к уже написанному – «Спасибо. Я приду».