«Маутхаузен по праву считается одним из
самых страшных концлагерей. Режим
содержания заключённых был ужасен. Даже
его персонал, а это полторы сотни
охранников, зондеркомманда (в лагере так
назывался обслуживающий персонал
крематория) шутили, что из Маутхаузена
можно сбежать не иначе, как через трубу
крематория».
Википедия
С человеком, о котором этот очерк, я виделся и беседовал лишь раз в жизни и в течение не более пяти минут. Но так случилось, что о нём мне рассказывали
в разные годы разные люди, и сообщали при этом значительные, важные факты. Кроме того, он написал и сумел издать интересную книгу воспоминаний. И хотя сам о себе пишет не много и скромно, а всё-таки в моём представлении его фигура вырисовалась поистине легендарная. Должно быть, под влиянием обстоятельств, рассказов и недоговорок времени так и возникают легенды…
Где-то в середине 60-х, работая редактором заводского радиовещания на очень большом харьковском машиностроительном предприятии (сейчас его в открытую называют танковым), узнал, что ко мне с проверкой, о чём и как вещаю, должен явиться представитель «аж» от обкома партии - известный в городе журналист, недавний собкор республиканской газеты «Правда Украины» П. Рубан, только что вышедший на пенсию.. Мы знали друг друга в лицо, но знакомы не были, я, как это и бывает перед инспекцией, насторожился, но гость даже не стал листать мои «микрофонные материалы», а вместо этого неожиданно принялся рассказывать всякие текущие «байки», политические и литературные. Он сообщил, что является, между прочим, членом комиссии по установлению тиражей выходящих в городе книг, и тут же поведал пару связанных с этим анекдотических историй. Я и теперь не знаю, что заставило этого едва знакомого со мной человека выкладывать подробности сюжетов, явно свидетельствовавших об антисемитизме властей. Я даже заподозрил было, что он меня провоцирует, но нет, никаких последствий для меня его рассказы в дальнейшем не имели, и приходится думать, что то был обычный в то время интеллигентский трёп на скользкие идеологические темы
…В нашем городе живёт врач Иосилевич, во время войны служивший в Красной Армии и попавший к фашистам в плен, но сумевший выдать себя за украинца. В известном на весь мир лагере смерти Маутхаузен (Австрия) он вошёл в международный подпольный комитет антифашистского Сопротивления. Перед освобождением лагеря американскими властями комитет возглавил тщательно подготовленное восстание заключённых, что облегчило и ускорило американским войскам освобождение узников. Теперь в харьковском книжном издательстве «Прапор» вышла в свет книга воспоминаний доктора Иосилевича о подпольной борьбе военнопленных и других заключённых антифашистов.
Так вот (рассказывал мне Рубан): руководство обкома решило было уже подготовленную издательством книгу в свет не выпускать (он ни словом не обмолвился о причине, и получалось, что я об этом должен догадываться сам, а догадка могла быть лишь одна: «неподходящая» фамилия автора). Как вдруг (продолжал мой «проверяющий») на имя первого секретаря обкома партии пришло письмо из Варшавы, от Председателя Совета Министров «народной Польши» Юзефа Циранкевича. Автор сообщает, что, как ему стало известно из плана Харьковского издательства «Прапор», там должна выйти в свет книга воспоминаний Александра Иосилевича о восстании узников Маутхаузена. А он, Юзеф Циранкевич, входил, как и автор книги, в повстанческий комитет. И председатель польского правительства в своём письме просил руководителя обкома о присылке ему такого-то количества экземпляров этого издания.
«Вы ж понимаете: ну откуда бы Циранкевичу наткнуться на план харьковского издательства? Конечно, это Иосилевич ему послал как соратнику по лагерному подполью. И книга вышла в свет!»,- заключил, с довольной улыбкой, свой рассказ маститый журналист
Рубан говорил это, явно радуясь благоприятному исходу дела, Но никак не комментируя своё отношения к юдофобам. Откровенные разговоры об антисемитизме советских коммунистических властей в то время велись только в узких интеллигентских компаниях, скреплённых личной дружбой, и я до сих пор не могу понять причины откровенности этого человека. Может быть, он и сам был еврей (например, не Рубан, а Рубин?). Впрочем, возмущение антисемитским разгулом властей высказывали ведь и не только евреи, но и добротные русские интеллигенты (например, наш земляк поэт Б. Чичибабин)…
Прошло ещё несколько лет, и, попав в больницу с воспалением лёгких, я очутился в палате рядом с инженером нашего же завода Ароном Эпштейном. Прошедший всю войну бывший фронтовой офицер рассказал мне, что автор книги о Маутхаузене приходится ему двоюродным братом.
– Шурик хорошо намучился, пробивая издание книги, - рассказывал Эпштейн. – Он дошёл до председателя Советского комитета ветеранов Великой Отечественной войны, знаменитого Алексея Маресьева, послужившего прототипом Борису Полевому для создания образа главного героя «Повести о настоящем человеке». И «настоящий человек» сказал моему брату Иоселевичу: «Понимаете, вы – не показательный для такой книги. У вас фамилия неподходящая»!
Я выздоровел, а вот мой сосед по койке, как оказалось, был обречён: обследование выявило у него рак, я потом успел проведать его в областной онкологической клинике, он был мрачен и вскоре после запоздалой (как часто бывает) операции скончался…
Уважаемій читатель, я не фаталист, не слишком верю в Судьбу, но бывают в жизни повороты воистину таинственные. В большом, тогда полуторамиллионном городе мне довелось-таки встретиться и познакомиться с Александром Моисеевичем Иосилевичем! Прошло много лет, и с конца 70-х годов вплоть до начала 90-х я работал корреспондентом на Подшипниковом заводе в том же Харькове. В комнате редакции газеты было рабочее место также редактора радиовещания – уже этого предприятия. Эта женщина рассказала, что в заводской передаче должен принять участие врач-фтизиатр Иосилевич. Тот самый. Автор книги.
– Познакомьте нас, пожалуйста, - попросил я И любезная сотрудница выполнила мою просьбу – позвонила мне из помещения заводской радиостудии.
Тихий, спокойный пожилой человек отвечал на мои вопросы вежливо, но кратко: да, покойный Арон Эпштейн - его двоюродный брат. Нет-нет, Алексей Маресьев ничего такого ему, Иосилевичу, насчёт «непоказательности» фамилии Иосилевич не говорил – это какая-то ошибка либо ваша, либо Арона...Будьте здоровы, до свидания...
Вот и весь разговор!
Не помню, когда и как, но я обзавёлся книгой воспоминаний Иосилевича «Победили смерть». Она вышла немаленьким даже для тогдашних времён тиражом: 65 000 штук.
Волшебная нить судьбы, связавшая меня с этим человеком, имела продолжение. В начале 90-х, прожив год в Бней-Браке, мы с семьёй получили «амидаровское» жильё в Афуле и переехали в этот городок израильского севера. К тому впемени работала уже во всю радиостанция РЭКА, и я завязал профессиональные отношения с некоторыми её сотрудниками, приняв участие в отдельных передачах. В ходе общения с коллегами мне стало известно, что в один из городов юга страны репетриировался А. М. Иосилевич. Коллега-журналистка, фамилию которой, как и название города, никак не могу припомнить, сообщила тогда мне, что ей не удаётся «разговорить» ветерана... Не могу также вспомнить, связался ли я с ним по телефону...
Читая книгу его воспоминаний о хождении по мукам нацистских лагерей (а он сменил их около десятка, пока, наконец, попал в Маутхаузен), получаешь чёткое представление о характере и взглядах автора: это человек советского воспитания, принявший, как и многие из нас, за чистую монету большевистские установки на пролетарский интернационализм и непримиримость к расизму. Между тем, как теперь стало известно из опубликованных на Западе документов, главы внутренних карательных ведомств СССР и Германии – соответственно, Генрих Гиммлер и Лаврентий Берия, подписали ещё в 1938 году секретный протокол о взаимной координации усилий против «международного еврейства» и даже за соблюдение расовой гигиены. А раз это так, то можно ли удивляться тому, что ядовитые плевелы геббельсовской антисемитской пропагады, не встречая никакого противоядия со стороны советской идеологической машины, дали столь обильные всходы в СССР во время войны, а особенно в послевоенные годы.
Молодой военврач Иосилевич, попав в плен к нацистам и успешно прикрывшись фамилией своего школьного учителя украинского языка Александра Ивановича Григоревского, стал, после скитаний по разным концлагерям, врачом в лазарете лагеря Маутхаузен. Обратимся теперь к книге его записок.
Соответственно всему, чему его научила довоенная советская школа и жизнь, Александр вступил в дружеские отношения с интернациональным братством заключённых. Лагерь был построен незадолго до начала Второй мировой войны брошенными в неволю антифашистами Германии, Австрии, а затем достраивался пленными из других стран Европы, постепенно захватываемых гитлеровским «рейхом».
«Окрестности Маутхаузена живописны, - сообщает автор, - природа щедро наградила эти места своими красотами. Снежные альпийские вершины, пониже гор обильные луга, тучные пастбища. Тихий, мирный городок». Но дьявольской волей фашистских бонз этот земной рай был превращён в истинный ад.
Лагерь состоял из центральной территории и нескольких филиалов. На центральном участке находилась каменоломня, где ценой невероятных усилий добывался гранит. Глыбы его тащили на своих спинах заключённые, восходя по ста восьмидесяти шести ступеням казавшейся бесконечной каменной лестницы. Каждая из них «орошена слезами, потом и кровью замученных» «Часто под непосильной ношей человек падал, срывался вниз. Если узник оставался жив, его мучения на этом не кончались. Эсэсовцы осыпали пострадавшего градом ударов. Били ногами, прикладами, дубинками, плетями, заставляли подняться, взять камень и взбираться по лестнице вверх». Выбившихся из сил пристреливали. Часто развлекались тем, что сталкивали поднявшегося вверх узника с вершины лестницы вниз... Узники назвали её «лестницей смерти».
А наверху были расположены жилые бараки, окружённые клумбами цветов. Внутри бараков и снаружи – ни соринки. Тут же – крематорий с высокой днём и ночью двмящейся трубой. Несколько ниже центрального, верхнего лагеря - лагерь-лазарет. Его создание было вынужденным: «рабочей силы в тылу не хватало, и, чтобы заключённые в лагере могли продолжать работать, их во время болезни нужно было лечить». Одним из заключённых-врачей стал Иосилевич – «Григоревский».
«Между бараками лежали горы трупов: их не успевали убирать. .. В бараках грязь, теснота, зловоние. На каждой койке лежали «валетом» два-три человека, а то и больше». В то же время там, где коек было достаточно, за желание узников лечь по двое, чтобы было теплее, полагалось наказание: по 25 плетей каждому. Опоздал в заправке постели, не уложившись в 2 минуты – могут забить до смерти. У кого найдут на теле вошь – вешают. Не успел откликнуться на перекличке -0 удар плетью. То же – за непроворство при тренировке: «встать – присесть» или «одеться – раздеться»... Врачи и весь медперсонал подчинялись общим правилам, в том числе подвергались тем же наказаниям и обязаны были соблюдать тот же режим.
Существовала и система поощрений заключённых: за предательство, наушничество.. Так, за каждого выданного начальству еврея, коммуниста или офицера была положена награда: по два сухаря. Автор рассказывает, что в ужасе просыпался от ночного кошмара - чей-то голос в ночи выкликает его по настоящей фамилии, которую вокруг не знал никто: «Иосилевич!»
Описан автором праздник дня рождения малолетнего сына коменданта лагеря – Цирайса. Счастливый папаша приказал привести заключённых – столько, сколько лет исполнялось его отпрыску. Затем вручил имениннику пистолет – и тот, нажимая на спусковой крючок, расстрелял по одному всех приведённых! Так в нормальных, мирных семьях виновник торжества задувает свечи на именинном пироге... «Добрый» папаша, воспитывая из несмышлёныша нового палача,. счастливо смеялся...
Поистине чудо – та сила интеорнациональной солидарности, человеческого духа и достоинства, благодаря которой в этой жуткой обстановке сложилась и развивалась сеть международного союза антифашистских сил, которая в итоге привела в последние дни войны к победоносному восстанию заключённых .
Иосилевич попал в Маутхаузен в марте 1944 года, то есть уже почти за год до победы антигитлеровской коалиции. Поражения нацизма, с одной стороны, вдохновляли подпольщиков, но вместе с тем всё больше ожесточали фанатиков режима, лагерную охрану и её верхушку. В книге рассказано, как постепенно формировалась и развивалась сеть Сопротивления, какую роль сыграли в ней врачи лагеря-лазарета, сначала спасая будущих повстанцев, в том числе и их руководителей (приходилось подменять назначенным к ликвидации лагерные номера живых на номера умерших, каждодневно рискуя собственной жизнью, нарочито искажая лагерную «отчётность», внося путаницу в учёт живых и мёртвых... Со временем подпольщики нашли возможность создавать собственные арсеналы оружия, хранить их и даже изготавливать самодельные гранаты... Врачам удавалось из состава больных выделять и особо оберегать наиболее опытные кадры будущих боевых руководителей, прятать их в лазарете (иногда выдавая за фельдшеров и санитаров)...
Среди своих боевых друзей автор называет советских военнопленных Евгения Брусиловского и Андрея Пирогова, фельдшера Дочкина, чехов Пепичку, Иржи Гендриха, Зденека Штыха, Зденека Россмана, поляков – Гончаровского, Юзефа Циранкевича, югослава Михайло Радовича, немца Бруно Баума, многих других. В числе бойцов сопротивления были коммунисты, социал-демократы, анархисты, совершенно беспартийные и далёкие от политики люди. Но ни пестрота политических- взглядов, ни даже языковые барьеры не оказались непреодолимой преградой на пути антифашистского единения. Через много лет автор книги прочёл в советской газете «Известия» статью об узниках Маутхаузена: они, говорилось в газете, оказались крепче тех гранитных скал, которые разрабатывали в каменоломне...
Меня поразило, что после освобождения, вернувшись в строй, автор, попавший в плен военврачом, то есть, конечно, в офицерском звании, был теперь заново призван в Советскую Армию и (после пребывания в числе руководителей лагерного восстания) был определён рядовым в должности пулемётчика. Только опознанный бывшим соучеником по мединституту, он вернулся на медицинское поприще - в медсанбат.
Наконец, в ночь на 1 января 1946 года, В ДЕНЬ СВОЕГО РОЖДЕНИЯ, демобилизованный военврач Иосилевич возвратился в наш с ним родной Харьков. Он называет хорошо мне известную улицу старого Харькова – Чеботарскую, куда вернулась из эвакуации его семья: мать, дядя... Они ничего о нём не знали все эти годы!
«Стучу. За дверью приглушённый голос:
– Кто там?
– Откройте, дядя! Это я, Шура!
– Шура? Скажи ещё раз.
– Это я, Шура!
В доме меня обступили со всех сторон мать, дядя, тётка. Мать всё ощупывала моё лицо, руки, ноги и беспрерывноь повторяла:
– Жив! Жив! И руки целы, и ноги целы, и глазами видит. Это день твоего второго рождения!»
С волнением описывает ветеран войны, один из организаторов легендарного восстания заключённых Маухаузена свои встречи с бывшими соратниками по лагерному подполью. В апреле 1957 года он получил от председателя советского комитета ветеранов войны Героя Советского Союза Алексея Маресьева приглашение в Москву на встречу с бывшими узниками Маутхаузена. Впоследствии встречи порвторялись, в том числе и за границей: в Чехословакии... Иосилевич рассказывает о судьбах лагерных друзей, называет должности некоторых из них по вуозвращении к мирной1 жизни: один его боевой товарищ, Индри Котал, стал заместителем министра внутренних дел Чехословакии. Другой, Иржи Гендрих, - секретарём ЦК Компартии той же (теперь уже не существующей) страны...Франтишек Шикала – секретарь горкома партии в городе Брно... Неплохо сложились судьбы и советских военнопленных Маутхаузена: Валентин Сахаров – главный инженер Крымской конторы «Облсельпроект», Андрей Пирогов – начальник транспортного отдела одного из одесских заводов...
Ну, а что же сам Иосилевич? Он пишет о себе мало: упоминает, что, посетив родной мединститут, узнал, что из всего выпуска был единственным, о ком сразу порсле войны ничего не было известно. И вскользь упоминает: вернувшись, стал работать «в лозовской детской консультации».
Город Лозовая – после областного центра крупнейший по населению город Харьковской области. Но от Харькова, куда вернулся узник гитлеровского концлагеря, он находится на расстоянии в 148 километров. Ближе места не нашлось после войны для квалифицированного врача?
Ко времени нашей единственной и мимолётной встречи , то есть уже в 80-е годы, он работал в одном из медучреждений Орджоникидзевского района Харькова – района, в котором находится известный ХТЗ – тракторный завод, а также станкостроительный, подшипниковый, «Электротяжмаш», Плиточный...
Узнав случайно в начале 90-х, что в Израиль репатриировался с семьёй А. М. Иосилевич, я много думал о том, что должен был испытать он, подлинный воин-интернационалист, сталкиваясь с дикими, противоречивыми эпизодами в развитии своей, советской страны, стран социалистического «лагеря», затем и во всём, неожиданном не только для него, повороте мирового развития. Выше я пересказал версию знакомого и хорошо осведомлённого журналиста о том, как премьер «народной» Польши и соратник Иосилевича по лагерному подполью Ю. Циранкевич спас книгу харьковчанина. Но ведь уже через несколько лет тот же Циранкевич автивно поддержал юдофобскую кампанию, развязанную польским партийным лидером Владиславом Гомулкой, который громиогласно заявил, что тогдашний кризис в развитии страны вызван «сионистской пятой колонной», и вынудил большую чаксть остававшихся ещё в стране евреев выехать в Израиль!
А ещё через двадцать лет состоялся массовый исход евреев из распадавшегося СССР. И воин-интернационалист (истинный, а не оккупант «Афгана»!) - вынужден был и сам с семьёй покинуть страну, где родился и за которую воевал, даже попав в один из самых страшных нацистскых лагерей!..
Какое смятение царило в душе этого человека.. Мудрено ли, что он столь неохотно шёл на контакт с местными журналистами...
Мне до сих пор не известна судьба А. Иосилевича, человека-легенды. Мне даже не известно, жив ли он сам, а если умер, то когда. В Израиле о нём писала журналистка Шели Шрайман, однако тоже уже давно и тоже (я задал ей вопрос) не знает о его судьбе. В Интернете нашёл опубликованную в Харькове заметку: в ней руководитель тамошнего комитета узников концлагерей вспоминает, что в Маутхаузене его спас от смерти врач Александр Моисеевич Иосилевич...
Всех, кто что-нибудь знает о судьбе Иосилевича и его семьи в Израиле,, прошу откликнуться через редакцию газеты.
--------