Фэнтези
– Какой туман над Альбионом! – невольно воскликнула интерн чеширского психоневралгического диспансера и оглянулась. Слава Богу, никого! Одни мокрые кусты кругом. А то ещё подумают: с кем поведешься. Хотя, честно, говоря, в ушах появился шум: словно в мозгу зловеще лязгает лихо закручиваемая пружина!
Лилиан достала тонкую сигарету, вспомнила: её в Кембридже величали: кто ласково, а кто злобно – лилипуткой. Она и сигареты-то курила уменьшенные. На кафедре её "сватали", стать аспирантом в Лондоне, но она напросилась в родное Чеширское графство. Но опоздала. Её отец умер у неё на руках!
– Доча! – бывало, обращался к ней родитель. – Я нахожусь между молотом и наковальней. Босс требует продукцию по полной программе, обещает, голову отвинтить, а эти работнички не слишком-то и стараются. Жалость к рабочим у меня борется с чувством долга: я обязан выполнять указания руководства! Но если начну выполнять, трудящиеся останутся без штанов.
Интерн загляделась на огонёк зажигалки. «Все болезни от нервов!» – Лилиан четко усвоила. А то бластома поджелудочной железы. Да человек умирает, когда теряет цель жизни, становится мишенью окружающих людей и микробов!
Из одноэтажного здания диспансера послышались взвизги. Звенящая пружина внутри завернулась круче. Пора на рабочее место? Глянула на наручные часики. Нет, дежурство не началось – санитары сами наведут порядок. Жаль, только – на ночь медбратья уходят домой, уложат психов спать и домой. А тем не спится! И врачи, проследят, чтобы ввели снотворное, кроме двоих смирных, и по коттеджам! Кризис.
А визжит Тутси, у которой мать ожила в гробу. «Что здесь происходит? – наивно вопросила её мать, сев во время панихиды в последнем для некоторых пристанище. У дочери крыша и поехала. Летаргический сон врачи констатировали как смерть. В моргах Англии звонок вмонтирован внутри помещения для покойников! А в медвежьей России – умерла, так умерла! Никаких звонков изнутри морга….
Наверно сексуальный маньяк опять пристаёт к Тутси! Нормальные люди изводят сумасшедших! А не на оборот! Из сорока пациентов двое действительно психи, остальные, похоже, откупились от правосудия, и прикинулись безумными. Родственники высокопоставленных чиновников. Судя по фамилиям! Ллойд, например! Приезжала бригада работников, руководитель на джипе, установили спутниковую антенну, в фойе обычный телевизор. Сексуальный маньяк засыпает перед ним, сидя в кресле. И его лучше не трогать. Плазменный телеящик установили в апартаментах Ллойда. Бывший босс. Загубил бригаду гастрабайкеров, послав их в подвал, делать дезактивацию цианистого калия. Но не дал команду провести инструктаж. Двойки были по химии? Отец говорил: цианистый калий используется при серебрении поручней для особо богатых клиентов. Ллойд просит каждый вечер, чтоб ввели ему сильнейшее снотворное. Наверно такой босс в погоне за прибылью и свел отца с ума!
«А у нас есть десятилитровая бутыль спирта….» – она отогнала крамольную мысль.
Интерн вошла в прихожую, отряхивая зонт. Больные в фойе смотрели новости по телевизору. За спинами «болезных» – санитары, как братья близнецы в халатах с засученными рукавами. Руки переплетены на груди. По Таймс-ти-ви показывали теракт. Пожилой мужчина, напоминающий отца, хлопнул себя по колену и воскликнул:
– Как хорошо, что я в психушке!
Санитары переглянулись.
– Этот кажется выздоровел! – сказал один из них.
Лилиан, убрав последнюю капельницу от кровати больного из дальней палаты, села на рабочее место. Заученным движением включила настольную лампу, бросила мобильный телефон в верхний ящик стола, положила на столешницу по правую руку резиновую дубинку. Достала учетную книгу. Новенький!
– Можно я посплю в «Сестринской»? – как обычно попросила Тутси.
– Конечно. Вдвоём веселее. – согласилась Лилиан.
– Хочешь сестричка, расскажу, как я убил свою мать. – на стул напротив медсестры подсел совсем молодюсенький новенький. Усы только начали пробиваться!
– Нет! Не хочу. Наслушалась досыта! Иди лучше спать.
– Она домогалась меня. Научила меня тонкостям, доставляющим женщине удовольствие. – Лилиан давно заметила: людям, совершившим зло, надо обязательно найти сочувствие у других, облегчить душу, затянув чужого в своё болотце!
– А отец обрадовался. Он у меня парламентарий. Сделал всё, чтобы меня оправдали. А я никакой не псих. Я нормальный! Тебе-то можно сказать – у тебя доброе лицо. Ты никому не скажешь. А скажешь: тебе всё равно не поверят. Ты мне нравишься! Хочешь, я тебе доставлю превеликое удовольствие?
– Иди Казанова, отдыхать! Хватит с нас и одного сексуально озабоченного! – Лилиан проводила пациента до кровати, легонько постукивая его дубинкой ниже спины.
В углу, где разрешено курить, услышала надоевший разговор:
– Какое это наслаждение – убивать людей. Смотреть, как они корчатся. – говорила тощая высокая леди, сбившая насмерть семерых на автобусной остановке и позвонившая первым делом не в службу спасения, а мужу с жалобой, что сильно разбила машину.
– И насиловать, и насиловать! – поддакивал ей сексуальный маньяк.
Новенький вновь вернулся к медсестре, казалось: снотворное на него не действует. Мурлыкающим голосом он предлагал …
Пружина внутри Лилиан завилась с новой силой!
Наконец все угомонились. Сексуальный маньяк заснул перед мерцающим экраном, как всегда засунув обе руки за резинку трико. В горле пересохло. Новенький – неизменно лишняя морока. Интерн подошла к подоконнику. За телевизором, в небольшом сейфе стоял графин с джин - тоником для обслуживающего персонала. Для больных – отдельный сатуратор с водой. Одним глазом следя за фойе со спящим маньяком, плеснула в стакан из графина. Отхлебнула, не глядя. Враз перехватило дыхание. Спирт! Санитары будь они не ладны. Непроизвольно выплюнула. Попала в щели охлаждения телевизора. Остатки из опрокинувшего стакана попали туда же. Отпрянула. Заворожено смотрела: как Ти-ви вспыхнул синим пламенем. Запылала занавеска. Заверещала сигнализация. Здание – уютное, но старое без системы пожаротушения. Огонь пошёл по новеньким плинтусам, как по бикфордову шнуру в открытые двери палат. Шевельнулся маньяк. Потеребил свой внушительный прибор и успокоился. Лилиан очнулась. Кинулась в «сестринскую», закутала ничего не понимающую Тутси в одеяло. Пожилой мужчина, напоминающий отца, стоял держась за косяк. Медсестра подхватила его под локоть. Лишь бы замок не заклинило. Открывшая дверь дохнула живительной влагой, шеи коснулся усиливший от сквозняка жар.
В поселке за таким туманом, ночью не скоро заметят огонь. А телефон – в столе!
Отведя больных на безопасное расстояние ближе к посёлку, Лилиан ощутила – внутри от чрезмерного напряжения лопнула взведённая пружина. Болезненный звук поглотило тёмное небо. Наступила тишина. Губы Тутти шевелились,но Лилиан не слышала слов.
– Уважаемые господа: виги и тори. Либералы и демократы. – высказывался спикер в комнате секретных совещаний. – Я понимаю тридцать девять жертв, хоть и сумасшедших, просто кошмар. Но объявлять траур на всю страну!? Что о нас подумает народ? А если журналисты докопаются, что некоторые наши родственники скрывались там от уголовных наказаний? Вы, почему Ллойд установили телевизор, а не средства пожаротушения? И материал закупили самый дешевый для ремонта?!
Предлагаю объявить траур только в Чеширском графстве!