Лунной ночью идёт авдошка*,
Стометровая рядом тень.
С неба звёзды кладёт в лукошко,
Соберёт и начнётся день.
Маловишерский поэт Олег Иванов
* Авдошками на новгородчине зовут лесных (снежных) людей.
-----------------------------------------------------------
Над зеркальной гладью Волхова сверкала звёздная августовская ночь. Недавно показавшаяся луна проложила золотистую дорожку по речному плёсу. В её призрачном свете на галечном берегу вырисовались силуэты двух резиновых лодок. Повыше, в метрах десяти, весело играло пламя костра, возле которого уютно расположились четверо рыбаков. Уже было хорошо выпито и съедена уха, но водка ещё была, и задушевная беседа только начиналась. Речь пошла о загадочных явлениях – Бермудском треугольнике, НЛО, пришельцах…
– А вы знаете, что некоторые исследователи считают снежных людей, ну их еще называют Йети, инопланетянами? – Глотнув из кружки очередную порцию водочки, озадачил приятелей кандидат технических наук Рим Валеев.
Кроме него у костра находились отставной полковник артиллерии Евгений Пуленец, строитель Владимир Иванов, с детства гордо носящий кличку Боцман, и, ещё работающий на железной дороге, но год назад уже оформивший пенсию, Валерий Ионов. Все они приехали на рыбалку из деревни Краснёнка, что в двенадцати километрах от Малой Вишеры. Ионов и Иванов жили в Краснёнке с детства, а Валеев и Пуленец построили там дома сравнительно недавно и все ещё считались дачниками.
– Мало того, что у этих Йети неимоверная сила, – продолжил Рим, – они еще обладают телепатией и гипнозом. Об этом даже Марина Попович писала. Слышали, наверное? Это наша знаменитая летчица-испытатель и доктор наук в одном лице. Она очень этим вопросом интересуется. Даже в составе специальной экспедиции на Памир ходила.
– Ну, не знаю, как там насчёт инопланетян, это вряд ли, – пыхнул только что прикуренной сигаретой Валерий Ионов, – наши они, земные, а вот насчет силы и телепатии – это точно.
– Ты-то откуда знаешь, специалист хренов? – Ехидно протянул Боцман, – ты чего, водку с ними пил, что ли?
– Водку не пил, а встречаться доводилась, и не раз. Я никому не рассказывал, вот сегодня вам под настроение расскажу, так и быть. Было это лет пять назад. Вы уже дома поставили, – обратился рассказчик к Евгению и Риму. – Помните, как-то я вам жаловался, что ко мне в огород и даже в баню кто-то повадился лазить? Вы еще смеялись – мол, у тебя Валера в бане барабашки завелись.
Евгений согласно кивнул головой, а Рим хихикнул: – У тебя еще тогда трусы пропали.
– Да и не только трусы, – Валерий щелчком отправил остаток сигареты в костёр и продолжил. – Жёнки моей, Татьяны, тоже кое-какие вещички после стирки исчезли, морковку и картошку начали воровать, а главное, все грядки перерыты да истоптаны, как будто стадо слонов прошло. Зло меня тогда взяло – на работе корячишься, потом на огороде, а какой-то гад всю твою работу насмарку изводит. Ну и сел я как-то ночью в засаду. У меня тогда еще обрез был. Зарядил я один ствол солью для острастки, а второй уже дробью, на случай, если совсем отморозки попадутся, взял бутылочку, закуски немного и в предбаннике расположился. Дверь наполовину приоткрыл, чтобы грядки были видны, и, значит, жду. Уже конец августа был. Ночь выдалась темная, безлунная. Я, конечно, фонарик то с собой захватил, но пока не зажигаю, чтобы супостатов не спугнуть. Помню, холодно было. Чувствую – на заморозок дело идёт. Я, для согрева, на ощупь, значит, к бутылочке приложился пару раз, чем-то зажевываю, а курить хочется – аж зубы сводит. Но понимаю, что нельзя – терплю, только водочки еще глотну и всё. Захмелел малость и начал было задрёмывать, и, по совести говоря, заснул на какое-то время. Уж сколько времени прошло, не знаю, но проснулся оттого, что замёрз. И слышу – на грядках кто-то пыхтит. Я, еще толком не проснувшись, вылетаю из бани – бабах в воздух!– Стоять, падлы! – кричу и фонарик зажигаю. Смотрю, ё-мое! Напротив меня чудо-юдо мохнатое стоит, лицо руками прикрыло и что-то лопочет. Я сам остолбенел – стою, молчу, пялюсь на него во все глаза и не знаю что делать. И тут до меня доходит – это же авдошка собственной персоной! Не знаю, сколько времени мы так стояли, только вдруг у меня в голове начали странные такие картинки складываться. Телепатия значит. И как-то я начинаю понимать, что я все про этого авдошку знаю. Про всю её лесную жизнь. «Её» – потому что это самка, причём совсем еще молоденькая, хотя ростом она уже на голову выше меня была. Родители её недавно от какой-то болезни померли, и осталась она одна.
– Ну, ты горазд заливать, – хохотнул Боцман, – может тебе все это по пьяни привиделось? Кстати, давайте-ка по пятьдесят грамм за нашего Валеру – молодец, складно сочиняет.
– Не нравится – не слушай, – встал на защиту рассказчика Евгений, – ты, Валера, продолжай, очень занятная история!
– А я, что? Я ничего, – разливая водку по кружкам, с готовностью признал свою неправоту Иванов, – мне тоже интересно.
Все дружно выпили за Валеру, и тот продолжил.
– Смотрю я, значит, на неё и так стало её жалко… Как-то само собой вся злость, да и хмель, прошли, и говорю я ей: – Ничего Машенька, все обойдется. Почему я Машенькой её назвал – ума не приложу, но вот Машенька и всё тут. А она уже руки от лица опустила, на меня смотрит и головой качает – вроде тоже понимает, что я говорю. Ну, короче, было у меня уже набрано пол мешка морковки, я ей его отдал, хлеба еще добавил, сахарку рафинаду – и отпустил с богом.
– Вот так и отпустил, и не попользовался даже? – С подначкой протянул старый холостяк Рим, и все грохнули от хохота.
– Да ну вас, охальники, – махнул в сердцах Валера, – у вас одно на уме.
– Ну, ладно, а потом-то эта Машенька еще приходила? – Вытирая выступившие от смеха слёзы, спросил Евгений, и все почему-то снова заржали.
– Вот кобели-то! – беззлобно протянул Ионов. – Приходить, не приходила, а во сне я часто её видел, и в лесу она меня встречала. Я для неё всегда гостинец прихватывал. Особенно ей сахарок полюбился – ведь молоденькая ещё. А она брусничные места мне показывала, а пять лет назад вообще с того света меня, считай, вытащила.
Последняя фраза прозвучала настолько весомо, что смех моментально прекратился.
– Ты это серьезно? – выразил общий вопрос Боцман.
– Куда уж серьезней, – вздохнул Валера, – в такую переделку попал, до сих пор мороз по коже пробирает. Кто бы рассказал – сам бы ни за что не поверил.
Он достал очередную сигарету и жадно затянулся. Все молча ждали продолжения.
– Пошёл я тогда за клюквой на Заболотье. Это от Каменки через Ланошенку, за высоковольтку. Ты, Рим, знаешь, я тебя туда водил. Только я мостик через речку прошел и наверх поднялся, как откуда-то сбоку ко мне мужик подваливает. И так весело мне говорит: – Ну, что? Идём? Я на него смотрю и у меня полное впечатление, что я его знаю. Только не помню откуда. Может в Вишере видел, а может по работе встречались. Я ему – идём! Так и пошли – он впереди чешет, а я за ним. Тропинка-то одна. И, главное, больше не разговариваем – как будто, так и надо. В голове у меня пустота, иду как автомат. Где-то краешком сознания понимаю, что места пошли совсем мне не знакомые, мрачные – сухостой, болота с водой, сосёнки жиденькие. В общем, гибельные места, а я все равно, как привязанный, за этим мужиком плетусь. И тут, братцы, чувствую – жжёт что-то мне грудь. Я руку за пазуху – и нащупываю крестик. А он такой горячий, что в руке не удержать. Вот тут-то у меня как пелена с глаз упала. Посмотрел я на мужика, а это и не мужик вовсе. Это как в той присказке – волк в овечьей шкуре. Только не волк, а что-то гораздо страшнее, и вместо овечьей шкуры человеческое обличье сверху натянуто. Вот когда я понял, что такое оборотень. Такая жуть, что сразу от страха чуть концы не отдал. А он понял, что я его разглядел, оскалился и, молча, не спеша, на меня попёр. Я за обрез, без него в лес не ходил, кричу: – Стой, застрелю, гад! – А он только ухмыльнулся. Я в него дуплетом с обоих стволов, да куда там. Он даже не почувствовал ничего. Метра три до меня было, эта нечисть как прыгнет, и время как будто остановилось. Помню, он на меня летит, а у меня в голове – «Не может быть, это сон. Надо проснуться». Спасло меня то, что, отступая, я споткнулся и упал навзничь. Эта тварь сверху пролетела. И тут время снова быстро, быстро пошло. Пока эта сволочь разворачивалась, я успел только на коленки привстать. Гляжу на эту образину и вдруг вижу – сзади на него летит моя Машенька. Почему-то я сразу понял, что она это. Хотя уже года два не виделись. А за ней ещё один авдошка несётся. Выше её на голову, здоровенный такой хлопец, как я понял потом, муж её, с которым они год назад встретились. Как начали они моего супостата метелить… Любо дорого смотреть! Только я до конца не досмотрел – отключился на нервной почве. Очнулся – лежу уже около мостика в Каменке. Как там очутился, не помню. Думаю, Маша со своим дружком донесли.
Некоторое время все молчали, видимо осмысливая услышанное. Первым отреагировал Боцман: – Свежо питание, да верится с трудом…
Его не поддержал Евгений: – А, что, как говорил товарищ Гамлет: – «Есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам!».
– Вот если бы Валера познакомил бы нас со своей Машенькой, тогда другое дело. Тогда бы мы сразу поверили, – подмигнул неугомонный по женскому делу Рим. – Что, Ионов, слабо?
– Ушли они, – грустно сообщил тот. – Как начали лес у нас крушить, так они и ушли, сначала на Спасское болото в район озера Сохлое, а потом куда-то дальше. Больше не видимся. Иногда получаю от нее типа сообщения. Телепатически, конечно. Знаете, как будто картинки в мозгу возникают. Чаще вижу, когда у них дела хорошо складываются. То они рыбы много наловят в какой-то речушке, то у волков лося отобьют. Дитя у них недавно родилось, так они мне столько радости своей передали – я несколько дней весёлый такой ходил! На работе все спрашивали, что за праздник у меня. А в прошлом году, вообще, такое привиделось… Не знаю даже рассказывать ли?
– Валера! Расскажи, – в один голос взмолились сотоварищи.
– Ладно, уж, расскажу. Тем паче, смешно получилось, как в той телерекламе. Только вы потом не трепитесь нигде, а то народ меня засмеёт.
Выслушав клятвенные обещания о неразглашении секрета, Валера, хмыкнув и покачав головой, все же продолжил свой рассказ.
– Ну, значит, год назад Татьяна моя в санаторий укатила. Я уже почти месяц был один. И решил я самогоночки ко дню рождения нагнать. Расположился, как всегда, в своей Краснёнский баньке. Наладил процесс – первачок капает, я пробу, конечно, снимаю, и сморило меня. И вижу я, братцы сон. Да яркий такой, как наяву. Вроде рядом со мной красивая такая деваха, причем я точно знаю, что это Машенька, только почему-то в человеческом обличие. И вот эта подруга гладит меня по щеке, ласково так, и приговаривает: – Валера, Валерочка… А я ей: – Маша, Маша…
Вдруг она как тряханет меня! – Какая Маша? Я тебе дам – Маша! Я глаза открываю – а надо мной моя драгоценная Татьяна, собственной персоной. Оказывается, она мне сюрприз решила сделать. Прикатила не позвонив, а дети ей говорят, что я, мол, уехал в Краснёнку, в баню. Ну, она и решила милого наведать, да заодно в баньке помыться. Так я еле отбрехался. Говорю: – Сон про войну приснился. Немцы наступают, а у меня патроны кончились. Хорошо наши танки подоспели. Я и орал «Наши, наши!», а тебе Маша какая-то слышится.
От души посмеявшись, друзья с удовольствием выпили за Валеру и Татьяну, потом за Машеньку, потом за её мужа и их дитёнка. Над ними проплывала волшебная августовская ночь. Жизнь была прекрасна!
Где-то далеко, в глухих дремучих лесах, среди непролазных болот нимфа Машенька (в Древней Греции лесных дев называли нимфами), прижимая к груди своего малыша, смотрела на луну и вспоминала хорошего, доброго человека – Валеру Ионова.