На эстонском хуторе...

Алексберлин
                Привет. Меня зовут Роберт и мне 9 лет.
   За окном 1909 год. Идет дождь...

   Мы живём в Эстонии, на хуторе, недалеко от небольшого городка Антсла.

Сегодня я присматриваю за своими младшими сёстрами да и за бабушкой. Она уже не выходит из дома, плохо видит и только сидит изо дня в день возле «голландской» печки и прядёт шерсть, тихонько напевая. Сестра Юли в моей старой тетради старательно выводит буквы, а младшая, Махни играет под столом деревянной куклой, купленной на прошлой ярмарке.
   
Отец был портным и содержал нашу большую семью из восьми человек, а домашнее хозяйство лежало на маминых хрупких плечах. Он ласково называл маму Мини (Минна), да она и была очень миниатюрной и с виду хрупкой. Старший мой брат Иоганн в свои 12 лет был уже на голову выше её.

Мамин день начинался в четыре утра. Она замешивала тесто в большом бочонке. Из-за небольшого роста ей приходилось вставать на деревянный ящик и своими маленькими руками перемешивать вязкую тягучую массу, по локти утопая в ней... А когда петух оповещал о восходе солнца, мама уже доила корову Молли и кормила многочисленных кроликов, овец и свинью Розу с розовыми поросятами. По двору важно прогуливался индюк и с презрением поглядывал на суетливых кур, копошащихся в песке, на гусей и уток, толпящихся у забора в ожидании, когда их выпустят на зелёный луг, что недалеко от лесного озера.
   
В каникулы я с братом нанимались в работники, и на телеге добирались до дальних хуторов. Первый день работы – «смотрины» проходили у мельника Петерсона. Новому работнику он давали кувшин молока и буханку серого хлеба. Считалось, что как он быстро и аккуратно ест, то так же будет и работать. Отец надеялся, что меня возьмут, я ел хорошо и очень быстро, особенно когда был голоден. Хозяин платил мешками муки. Наши запасы уже поистощились и надо было пополнить амбар, подготовиться к суровой зиме.

Работа была или на самой мельнице – перебирать мешки, или убирать птичий двор, или за детьми хозяина присматривать, а то и на кухне помогать. Брату Иоганну доверяли работу в конюшне. И мне иногда казалось, что лошадей он любит больше, чем меня. С какой нежностью ухаживал он за породистыми жеребцами!
   
В прошлое дождливое лето, я пас свиней и порой верхом на борове переправлялся через болотистые низины, кишащие гадюками. Но длинная рогатина была всегда со мной и я, как шпагой, отбивался от змей. Да они и сами быстро уползали, боясь свиных копыт, а может, и меня!
   
Выходных дней у нас не было. Как говорил отец - «Для отдыха есть ночь»! Но часто и ночи он проводил в своей портняжной мастерской. Заказов было много. Часто по вечерам я видел, как дома за большим деревянным столом он перебирал бумажные деньги, считал и отдавал маме. А она, аккуратно завернув это богатство в косынку, прятала под матрац.
   
Надо было платить за школу и делать покупки в городе. Отец часто выезжал в столицу в Ревель (сейчас Таллин), навещал свою родную сестру и приобретал в торговых лавках новые ткани из Германии, Голландии и Дании. На городской ярмарке покупалось что-нибудь для нашего большого хозяйства, не всё ведь можно было обменять на наш мёд.
   
Брата уже готовили на военные сборы, и он присматривал себе лошадь. Мундир был уже готов и красовался в шкафу. Я часто заглядывал туда и любовался блестящими пуговицами и кожаным ремнём с большой металлической пряжкой, с гербом орла – очень похожего на нашу курицу.
   
В летнюю пору мама пропадала на огороде, в саду или в поле, а в зимнюю стужу – работала дома. Порой, метель заносила наш дом до самой крыши. Мы не выходили на улицу и грелись у камина, так как до церковно-приходской школы было далеко, и волки рыскали по лесным дорогам, своим воем по ночам не давали нам спать. Приходилось, ждать отца, когда он вернётся из города и освободит дверь и крыльцо от снега.
   
А я в эти морозные дни желал ещё больше снега, чтобы мама никуда не выходила и была рядом с нами. Прижавшись к ней, наблюдать за игрой угольков в камине и слушать её тихий, нежный голос.

Мама шила шапки из кроличьих шкурок, которые осенью выдубил отец; пряла шерсть и готовила краски из коры, трав и каких-то корней по-рецептам ещё своей бабушки. Краски получались стойкие, яркие и долговечные! Мама варила в них пряжу и вязала для нас изумительной красоты варежки, носки, шарфы и свитера с ярким эстонским орнаментом в цвете: нашего изумрудно-зелёного леса, золотисто-коричневого покошенного поля и стогов сена и ярко-оранжевого вечернего заката! И теплые краски лета, на миг, возвращались в наш дом.
 
Скоро обед, придёт мама и выглянет солнце.
За окном 1909 год. Идёт дождь.

.........................................................

ЛЕСНОЙ МЁД

Мёд бывает цветочный и липовый, гречишный и лесной.

Собирать лесной мёд было непросто, а порой и опасно. Приходилось высоко залезать на дерево и в глубоком дупле находить соты, да ещё и отбиваться от назойливых пчёл. Отец брал с собой «дымовуху» – жестяную банку, набитую травой, которая поджигалась, и дым выгонял пчёл из дупла. Не забывал он и прихватить с собой  ружье; в эти места частенько заглядывал сам «хозяин леса» – бурый медведь, любитель полакомиться мёдом и малиной.

Все помнили один случай с тётушкой Аней, – после него долго не ходили в лес по грибы да по ягоды. С ней постоянно происходили невероятные приключения.

Однажды, она в сильную грозу, не успев добежать до дома, спряталась под деревом. И именно в это дерево угодила молния. Нашли её сельчане только на следующий день. После такого удара она была долгое время без движения, и онемела. Но только поправившись, она опять попала в новую историю.

Как-то под вечер она собирала лесную малину.

Крупная, сочная ягода манила все дальше с опушки в глубину леса. Хрустел сушняк под ногами, над головой сплетались кроны, качающихся на ветру деревьев и раздавался треск падающих веток.
Смеркалось.

Кусты малины, заросшие крапивой, были высокие и густые, и пробираться ей приходилось всё труднее. Вдруг со стороны послышался хруст ломающихся веток... Наверное ещё кто-то из хуторских собирает ягоды, – подумала она, оглянулась и в ужасе замерла. Медведь!

Большая чёрная мохнатая спина была уже в нескольких шагах от неё. «Хозяин леса» лакомиться сладкой ягодой, подрыкивал и чавкал, пятился назад, приближаясь всё ближе к тётушке Ане. Ветер, видно, дул в другую сторону, и зверь не чувствовал присутствие человека.

От душераздирающего крика женщины зверь на секунду замер. А после, ломая кусты, с диким рёвом ринулся в сторону и бросился бежать. Как ни странно, бурые медведи очень пугливы, и от испуга с ними может случится самое не ожиданное, что в народе называют «медвежьей болезнью». Мерзкий запах наполнил вечерний воздух...

Тётушка Аня от ужаса не могла сдвинуться с места, казалось, что её ноги обвиты веревками... Она бросила лукошко с ягодой, с трудом выбралась из бурелома и кое-как «на ватных ногах» добралась до дома. От пережитого ужаса – встречи почти  «спиной к спине» с медведем – она опять долго не могла прийти в себя, не выходила на улицу и заикалась.

Говорили, что малина на следующий год в этих местах была удивительно крупная, наверное, после «неожиданной» встречи с медведем!

В лес мы старались ходить уже всей семьёй, прихватив с собой Лайку – Дика. Мама с сёстрами собирали ягоды и грибы, а я с отцом – лесной мёд.


МЕДОВАЯ ЯРМАРКА
   
Какое красивое слово – ярмарка, да ещё медовая!
   
Я сразу представляю себе шумную и пёструю толпу, смех детей и крики торговок, и наш душистый янтарный мёд! Как отец разливает ковшиком его по горшочкам, а я, как завороженный, наблюдаю за тягучей прозрачно-золотой массой. Круглые глиняные горшочки закрывались белой бумагой и перевязывались шёлковыми разноцветными ленточками.
   
Ярмарки проходила два раза в год. Весной продавали или обменивали живность и птицу, молодые плодовые деревца и кусты, гончарные изделия и вещи, пошитые или вязанные в холодные зимние вечера. А на осенней ярмарке было то, что подарило нам солнечное лето!
   
В эти дни городская площадь и наша уютная маленькая церковь в центре её - утопали в ярких сочных красках овощей и фруктов в больших плетёных корзинах; утопали в аромате цветов и душистого янтарного мёда в глиняных горшочках.
   
Прилавок гончара деда Густова был всегда окружён детворой. Над плошками и кувшинами висели глиняные игрушки, свистульки, погремушки и расписные колокольчики, которые звенели от прикосновения лёгкого ветерка.
   
Мёд и воск мы продавали или обменивали у деда Густова на керамическую посуду. А мне старый мастер всегда дарил глиняную свистульку в виде соловья или кукушки, или какой-нибудь необыкновенной зверюшки.
   
Шум, гам и весёлая суета, крики торговок и петухов, игра мандолины и переливы свирели. Мы катались на карусели и лакомились сахарными петушками на палочке, и крутились около старого шарманщика, играя с его рыжей обезьянкой.
   
Я наслаждался медовым запахом осени, растворялся в яркой толпе горожан и с нетерпением ждал встречи с тётушкой Аней, чтобы в который раз послушать её удивительную историю о встрече с медведем. Вокруг неё сразу собирался народ: одни верили, другие - нет, а кто-то просто смеялся…
   
В каждой области Эстонии – свои национальные костюмы, различающиеся по расцветке, орнаменту и фасону, украшенные разноцветными лентами, бисером и рюшами – красно-зелёные, оранжево-голубые, малиновые, жёлтые, синие…
   
Мама была в этот день особенно красивой! Одевала яркое, из нескольких юбок, платье, красную шляпку с белыми кружевами и розовым бисером. Зелёными шёлковыми лентами оплетала свою чёрную, с серебристыми прядями, косу.
   
Отец с гордостью прогуливал свою большую семью. Кругом все здоровались, раскланивались и делились новостями. – Какой нынче урожайный год, а кто-то удачно продал молодого бычка или обменял пару овец на мешок соли.
   
К полудню площадь пустела. Повозки переезжали за город, где на большой солнечной поляне, устраивались песнопения и танцы. В песне мама преображалась: усталость проходила, лицо разглаживалось и седины, как не бывало. Мы сидели на зелёном пригорке и любовались, как отец кружил маму в задорном танце среди шумной и пёстрой толпы.
   
Поздним вечером, мы возвращались домой.
Подарки деда Густова – глиняные свистульки стояли на моей полочке, и по ним я считал, сколько раз мы были на ярмарке, катались на карусели, наслаждались сахарными петушками и проводили целый день всей семьёй!

................................................

ЗВЕЗДОПАД

Искры костра взлетали до неба и возвращались к нам уже звёздным дождём.
Мы загадывали желания.
   
Это была ночь желаний!

Мама мечтала, чтобы мы, дети были здоровы, поскорее выросли и помогали ей по хозяйству... Отец мечтал о новых заморских красивых тканях и богатых заказчиках. Сестры – не знаю, наверно, о куклах... А старший брат Иоганн мечтал об огненно-золотом жеребце с бело-шёлковой гривой, какого видел раз у проезжего русского купца. С тех пор он копил деньги и пытался выучить несколько русских слов для будущей торговли.

И, конечно, у меня тоже была заветная мечта! Я собирал все «падающие звёзды» и загадывал только одно желание! Но для этого мне надо было и самому немного постараться.
 
В мои обязанности входило помогать отцу на пасеки. На цветочном лугу у нас стояло шесть пчелиных домиков. Мед получался удивительно-душистый с запахом полевых цветов, а порой и гречихи, если наши пчёлы навещали соседское голубое поле. Мёд охотно покупали, и это приносило неплохой доход.

Но самое дорогое – это сама пчелиная семья. Она могла покинуть улей, но порой лесная пчелиная матка могла залететь к нам и построить новую  семью. Это был для нас праздник! Мы ставили ей улей, или продавали в коробке на ярмарке.

Пчёлы – они очень капризны и не везде приживаются. То для них поле не то, то – улей не уютный! И тогда они уже всей семьёй могли улететь на лучшее место.
   
Я медленно приближался к своей цели. Нашёл большую картонную коробку, в которой у отца были когда-то нитки и пуговицы, вырезал в ней круглое отверстие, выложил внутри лепестками полевых и садовых цветов: нежной бархотки, белоснежной ромашки, душистых роз и левкоя... И положил внутрь кусочек янтарных сот, чтобы хоть как - то привлечь пушистую пчелу. Каждый день я навещал цветочный луг и «домик моей мечты» В высокой траве тихонько, чтобы не спугнуть, подползал...

Но, увы, коробка была пуста.
   
Я собирал для своего «улья» свежие лепестки и положил даже кусочек сахара, посадил рядом кустик душистого жасмина и не терял надежды Кругом жужжали отцовские пчёлы, пополняя соты цветочным нектаром. Лето было в полном разгаре, и до дождливой осени – ещё далеко!
 
А если я успею к ярмарке вырастить своих пчёл и удачно их продать, то сделаю себе и моей маме подарок!
   
Куплю ЧАСЫ и подарю ей ВРЕМЯ – и только для меня одного!

Мне казалось, что мама не знала... или не замечала времени. Забывала про свой сон, про отдых и про меня... А мне так хотелось иногда к ней прижаться и побыть, хоть не много, наедине. В эти минуты я чувствовал себя маленьким и слабым.

Я хотел перевести стрелки часов назад... и остановить на пару минут ВРЕМЯ и МАМУ!

И, обнявшись, слушать, как она поёт и – только мне одному!

Чувствовать её маленькие, огрубевшие от работы, но самые нежные руки, когда она ласкает – только меня одного!

Только мне одному – вдыхать сладкий аромат её лесной земляники и малины, так как ночью мама варила варенье..;
утопать в запахе укропа и вишневого листа, так как уже с утра она успела собрать и засолить первые колючие огурчики.

Только мне одному – наслаждаться запахом мяты и берёзового веника, свежеистопленной бани..
   
И ароматом парного молока и свежего белого хлеба, который и разбудил сейчас – только меня одного...
   
На белой вышитой скатерти, как всегда, стоял кувшин с парным молоком и лежал свежий душистый хлеб.
Мамы рядом уже не было.

Я выглянул в окно: под душистым жасмином на завалинке грелся и мурлыкал кот, одним глазом поглядывая на оживлённый птичий двор, где кудахтали и купались в песке куры, наверно, к дождю и важно прогуливался надутый индюк, осматривая свои владенья.
Утренний прохладный ветерок донёс до меня медовый запах леса, луга и сада, где, наверно, и была мама.
   
Моя пчела ещё не прилетала.
Звёзды падали дальше...

И, собирая их, я вновь и вновь загадывал  самое заветное желание –
- ПОДАРИТЬ МАМЕ ВРЕМЯ!

...................................................

КОМЕТА       

1910 год.

Все кругом только и говорили о «конце света»: мол прилетит Комета*и столкнётся с нашей Землёй!
Придёт беда: голод, холод, болезни, а может, вообще ничего не останется.
И от нашего хутора, и от близлежащего городка Антсла в Эстонии; и от полей, где я пасу свиней; и от лесных озёр, где водятся серебристые карпы... Ничего! Не будет моей собаки Дика и любимицы всей нашей семьи коровы Моли; не будет больше наших пушистых кроликов и овец, поросят и многочисленных кур, гусей и уток; отцовой пасеки на цветочном лугу и стогов сена, где мы играем.

Всё исчезнет в один миг!

А главное – исчезнут и все запасы продуктов в нашем погребе. А там так всего много вкусного и сладкого!
   
Сегодня утром в сельской церкви было особенно оживлённо. Все шептались, кто-то плакал, а кто-то, не переставая, крестился...
Дома, мама собрала на редкость «богатый стол», где было много жареного мяса и птицы, душистой буженины и пахучих сыров, – что можно было увидеть только по большим праздникам.
В центре стола стояла большая бутыль домашнего вина.

А вечером все собрались в баню.
Бабушка достала из старого сундука новые белые льняные рубахи , чтобы мы в чистоте и смирении встретили «этот день»...
   
Столкновение было неизбежно, как говорил сельский пастор, он же учил нас «Слову Божьему» –в церковно-приходской школе. Все безропотно ждали...
   
У мамы, сегодня, «всё сыпалось из рук»: разбила молочный кувшин, не уследила за кроликами – пара выскочила и убежала в поле.

Да и отец не появился в своей портняжной мастерской и целый день пил. Заказ был не выполнен, да и кому теперь понадобится это пальто, да и вся мастерская, где он проводил день и ночь. А так – работы хватало, и наша большая семья всегда была одета и обута.

Мы  ходили в трёхлетнюю школу при сельской церкви и все в один класс. За первой партой сидели малыши, а за последней – великовозрастные дылды с соседних хуторов, уже с бородой и усами. Но главное, была возможность научиться читать и писать. И потом попасть, кому повезёт, в город и учиться дальше...
Но, видно, уже никому не повезёт – не будет и нашей школы.
   
Я не находил себе места.
Мне было очень жаль, что все наши запасы в погребе тоже пропадут.
Для нас, детей, это было самое заветное и запретное место в доме. Кроме отца и матери, никто туда не спускался.

Лишь изредка я с сёстрами незаметно заглядывал в погреб из-за маминой спины.
Чего там только не было!

На полках лежали большие головки ароматного сыра, бесчисленное количество банок с соленьями и варенья; под низким потолком кольцами висели колбасы, а на больших крюках – копчёная буженина и корейка.
На полу стояли мешки с мукой, солью и крупой, а на самой верхней полке, аккуратно завёрнутые – большие сахарные головки!
   
От одного такого изобилия становилось дурно!
И всё это должно было сегодня пропасть!?
Свой план я вынашивал долго и ни с кем не делился. Если уж и быть «концу света», то лучше встретить его в сытости.
   
Когда все ушли в баню, я «заболел животом» и остался дома.
Ключ от амбара висел на своём месте, высоко на ржавом гвозде.
Мама нам доверяла, и мы были очень послушные дети, потому что боялись отца. Если кто раз испытал розги на своей спине – был послушным.
   
Но сегодня особенный день.
Я пробрался в погреб и провёл там самое счастливое время за все мои десять лет.

Всё принадлежало только мне одному!
Ел самые красивые куски, пробовал все колбасы, сыры и запивал сливками, а когда добрался до варенья и сахарных головок – мне было уже плохо!

С трудом вылез на свет, доплёлся до дома, одел поверх испачканной «сладкой»одежды, белую чистую рубаху и лёг в кровать действительно с больным животом. Я лопался от сытости!
    
Комета не прилетела.
Полотняные рубахи были опять аккуратно убраны в сундук.
И обнаружилась пропажа в погребе... Но почему-то меня никто не ругал и не наказал.
То ли отец был слишком пьян и не мог «на радостях» подняться, так как один выпил трёхлитровую бутыль домашнего вина... и, видно, забыл и про меня, и про розги, и про комету тоже!
Все кругом обнимались и целовались. Мама с сёстрами ушли навестить родственников на соседний хутор, а я с отцом остался лежать дома.

Ключ от погреба  висел на старом гвозде.
   
На дворе тёплым майским вечером мычала корова, в ожидании дойки и резвился мой Дик!
   
А Комета, видно, пролетела мимо.

    
        * В мае 1910 г. Земля проходила сквозь хвост кометы Галлея. При этом в движении Земли не произошло никаких изменений.


 
Посвящается к 115-летию со дня рождения  моего деда - Роберта Бебриса

Рассказ опубликован в газете "Российский писатель" 2009 г.

ПРИГЛАШАЮ почитать "ДВА БРАТА"
И
Приглашаю Вас на http://www.stihi.ru/avtor/berlin8