Сверкающие радужным солнцем сосульки ласково и таинственно «динькали» под скатом крыши. В звенящем от мороза воздухе можно было услышать каждый звук — скрип снега, покатыми шапками укрывавшего двор, хлопанье крыльев голубей, воркующих на карнизах и где-то журчащий водосток, по которому словно полупрозрачные лодочки плыли островки льда, поблёскивая серебряными искрами.
Он впервые подумал, что в такую ясную погоду ощущение счастья как никогда сильно охватывает невидимыми крыльями и, казалось бы, ничего не стоит воспарить над всем миром. На самом деле не так уж и много надо человеку, чтобы радоваться жизни. Однако тишина вокруг, среди разбросанных малоэтажных домов казалась предательски-угрожающей. В чёрных квадратах окон не было ни малейшего движения, все попрятались, боясь даже выйти на улицу за продуктами. В этот февральский погожий день, когда зима уже шла на убыль, а весна только начинала набирать обороты никому не было дела до местных идиллий.
Бархатистой, в снежных крошках перчаткой его напарник подтолкнул его локоть и кивнул куда-то вправо. Там в узком переулке между двумя жёлтыми домами послышались чьи-то шаги. Через несколько мгновений появился тщедушный, жмущийся к стене человек, который выпученными от страха глазами оглядывал двор. В руках он сжимал пакет, содержимое, которого выпирало неровными углами. Мужчина был в коричневой дублёнке и джинсах, облегающих худые ноги. Он старался передвигаться бесшумно, однако хруст льда под подошвами тяжёлых ботинок выдавал его. Он выглянул из-за угла и, щурясь от солнечных лучей, оглядел двор. Оттуда он не мог видеть две фигуры, укрытые тонким слоем снега, за круглым пригорком погреба. На лбу его вздулась бугристая жилка и, несмотря на лёгкий морозец, выступил пот.
— Может предупредить? — прошептал он напарнику, но тот только качнул головой.
— Лучше смотри в оба.
Мужчина вдруг сорвался с места и, скользя и вздымая волны снега, бросился к соседнему подъеду. Его пакет болтался из стороны в сторону, из-под дублёнки выбился чёрно-белый шарф, который убогим шлейфом тянулся за его спиной... Он уже рванул на себя ручку двери, когда зимнюю тишину, словно удар хлыста разрезал звук выстрела. Мужчина с пакетом замер перед дверью, вытянувшись во весь рост, затем его качнуло назад, и он картинно заплетая ноги, словно пьяный, повалился в сугроб и замер в странной позе. Шарф двумя лентами, разметавшийся вокруг головы начал наливаться тёмной как вино кровью. Из пакета выкатились два яблока и апельсин.
— Ну что, заметил?
— Нет.
— Блин, мы тут до вечера будем торчать. У меня уже ноги начали отмерзать!
— Тихо.
Он поднёс к глазам белый как снег бинокль и начал разглядывать покатую крышу, в квартале от того места, где они находились. С разочарованным вздохом он убрал бинокль.
— Нет, ничего.
А жаркий зимний день всё разгорался, и он подумал, что можно без конца наслаждаться этим днём, когда яркое солнце так хорошо пригревает и в то же время морозный воздух пощипывает уже начавшую неметь кожу,. В этом тихом уютненьком дворике всё было бы просто идеально, если бы не этот пропитанный кровью шарф, так несуразно нарушивший общую картину.
— Я просто поражаюсь, — прошептал его напарник, — Человек без еды может неделю или даже две. А эти уже через три дня начинают выползать из своих нор. Даже ценой собственной жизни.
— Может у него дети малые. По ночам орут, спать не дают. Вот и не выдержал.
— Ну, да может быть. — Его напарник поправил электрическую грелку в ногах, которая спасла обоих от обморожения. Он почувствовал блаженное тепло и придвинулся ближе.
Жар грелки ощущался даже через два слоя одежды. Ему хотелось поделиться своими впечатлениями с напарником, но что-то ему подсказывало, что он его просто не поймёт. Как можно говорить о чём-то прекрасном, рождённом самой природой, когда всего один выстрел может испортить всё? Он до боли в пальцах сжал холодную поверхность винтовки. Мир конечно прекрасен, но несправедлив. Всего одно короткое незаметное движение и ты уже лежишь вот в такой позе, нелепо выставив тупой носок ботинка в бездонно-голубое небо. А в это время тала вода с весёлым журчаньем стекает по стенам домов и также весело щебечут рассевшиеся на проводах воробьи. Ему казалось, что все эти играющие невероятно живыми красками голоса можно слушать до самого вечера, забыв об онемевших конечностях и о том человеке, пропитывающего своей кровью искристый снег. А сколько ещё таких же, всего в квартале от них и сколько ещё будет впереди...
— Вот, чёрт! — напарник снова встрепенулся, — Смотри, он шевелится!
Человек, который распластался на снежной траве, едва слышно застонал, потом забулькал. Сведённой судорогой пятернёй он начал шарить по снегу, оставляя на нём уродливые отпечатки, потом перевернулся на бок. Между лопатками зияла влажная дырочка похожая на раздавленную вишню.
— Может, добьём, чтоб не мучился?
— Я тебе добью! — зашипел на него напарник. — Следи за крышами.
Оба притихли, ожидая рокового выстрела, пока человек в дублёнке полз к дверям подъезда, оставляя за собой кровавый след, а снег всё больше разгорался золотистыми блёстками и солнце, казалось, нахлынуло на каждый уголок, выставляя напоказ всё, что раньше было серым и невзрачным. Он подумал, что этот дворик с тремя двух этажными домами, огибавшими его буквой «Г» и поникшими садовыми деревьями можно было запечатлеть на картине, если бы у него был хотя бы какой-то талант художника. Но он был военным снайпером, и всё, что ему сейчас нужно было делать — это не шевелиться, чтобы не выдать себя и своего напарника.
Человек у подъезда, харкая кровью, дополз о двери и, приоткрыв её втянул своё тело в прохладную мглу. Умирать всегда лучше в темноте, потому, что смерть и тьма идут рука об руку.
В наушнике чеканный голос диктора передал последнее сообщение:
НА ТЕРРИТОРИИ СТРАНЫ ПО-ПРЕЖНЕМУ ВЕДУТСЯ СНАЙПЕРСКИЕ ВОЙНЫ. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПРЕДУПРЕЖДАЕТ ЖИТЕЛЕЙ ВСЕХ НАСЕЛЁННЫХ ПУНКТОВ И ПРОСИТ НЕ ПОКИДАТЬ СВОИХ ДОМОВ.
— Опять эта бодяга.
Его напарник чуть шевельнулся и посмотрел в прицел на шероховатый красный след, который тянулся от снежных пластов к двери.
— А интересно — его забрал кто-нибудь или он так и лежит там с простреленной грудью?
— Наверное оттащили в его квартиру. Они же все видели.
Он почувствовал, как от произошедшего его замутило, словно он вдруг проглотил насекомое. Его взгляд, избавляясь от страшного и убогого зрелища, переметнулся вверх в чистую и холодную синеву небес, на фоне которой беспомощно потрескивали изломанные ветви деревьев и дымили несколько труб над серыми крышами домов. На одной из них он заметил человека в камуфляжной форме, с красной повязкой на плече, который осторожно спускался по скату крыши. Его напарник, тоже увидевший стрелка, чуть сместил ствол винтовки, целясь в стрелка и, когда тот уже был готов скрыться из глаз, нажал на курок. Винтовка издала глухой звук, словно кто-то чихнул в платок, и человек в форме с коротким криком полетел с крыши. Они посмотрели друг на друга, и по выражению глаз не скрытых белой маской, он понял, что тот улыбается. Ощущение тихого счастья затеплилось где-то глубоко в груди, и он едва удержался от того, чтобы не засмеяться как ребёнок, когда чувство прекрасного снова захватило и увлекло его с новой силой.