- Позовите Петра Алексеевича, - бросил ассистенту кардиохирург, - пусть он посмотрит.
- Зачем это? – подумал Иван Васильевич, лежащий под местным наркозом на узком, жестком и очень неудобном столе с привязанной рукой к капельнице, - наверное, мой сообразить не может. Что-то не так… вот чёрт!
В операционную по-хозяйски зашёл заведующий отделением. Невысокого роста, плотный, в очках, на голове шапочка из пёстрой ткани, похожая на таджикскую тюбетейку. Подойдя к столу, щелкнул тумблером и над Иваном Васильевичем поплыл по дуге аппарат, напоминающий рентгеновский. Затем он начал перемещаться вдоль. Казалось, конца этому не будет и при этом хирурги не обращали ни малейшего внимания на Ивана Васильевича. Они с интересом уставились в большой экран монитора и обсуждали увиденное.
- Тут все показания к шунтированию, - произнёс Пётр Алексеевич, - четыре шунта. Эти два стента, которые поставили раньше положения не исправили. Поражение многососудистое…
- Да, но профессор сказал ещё в прошлый раз, что он не выдержит. Степень риска высока… возраст, диабет, куча операций и всего другого.
- Правильно сказал, нам лишние трупы не нужны.
«Труп» засопел и заведующий, как бы случайно увидел, что здесь ещё кто-то есть, кроме них, спросил:
- Как вы себя чувствуете?
- Как труп! Лишний.
- Не слушайте, что не положено. А говорят возраст! Слышит как молодой, сказал заведующий, обращаясь к хирургу.
- Сейчас вам дадут кислород и надо запомнить на будущее: черепаха ходит медленно, а живёт долго! Вот так-то!
- Так что делать? – оперирующий хирург обратился к заведующему.
- Поставим стент в обводную, а то и тут инфарктик намечается, а эти два на входе оставим на осень… Хотя места уж очень проблемные… видишь как бляшка стала… и продавить. Стент я сам поставлю… Света! Давай три с половиной на тридцать восемь!
- Пётр Алексеевич, - на тридцать восемь нет.
- Давай на тридцать пять…
- На тридцать пять тоже нет. Есть на тридцать три…
- Неси, - отрывисто и, как показалось Ивану Васильевичу обречённо произнёс заведующий.
Лоб Ивана Васильевича покрылся холодным потом:
- Всё кабздец, - подумал Иван Васильевич, - приплыли. Инфарктик – это ещё зачем? Уже один был...и ничего, что надо, у них нет… поставят какую, никакую кочергу! И живи, как черепаха! Ещё посоветует ползать, как она или крабом ходить!
- Как вы себя чувствуете? – опять обратился заведующий.
- О черепахе думаю, - загудел Иван Васильевич в намордник кислородной маски.
- Отлично, юмор наш союзник! Сейчас закончим, - и уже к хирургу, - смотри, Саша, как красиво сидит! Зашивай, я пошёл.
К ужину Иван Васильевич отзвонился родным и близким из палаты. С такими операциями больных в реанимацию не отправляют. Теперь ему предстояло сутки пролежать на спине.
Соседа справа – пожилого, на вид крепкого и очень энергичного мужика с пивным животиком, готовили к операции АКШ (шунтирование) и он после каждой технологической процедуры радостно сообщал по мобильнику супруге в район:
- Зин! Всё в порядке. Клизму сделали! Теперь весь передок брить будут. Щекотно, наверное! Ты завтра рано не приезжай. Операция идет часа четыре, а потом в реанимацию.
Нет, тебя туда не пустят, и не думай!
Что? Да не боись – я здоровый, не такое выдерживал! Сообщу, когда повезут.
Иван Васильевич – тёртый калач, в больнице не первый раз. Со вчерашнего дня перезнакомился со всеми в палате. Сейчас его интересовала финансовая сторона вопроса.
- Михалыч! – спросил он больного, лежащего слева у окна, которому два дня назад поставили стент, - почём нынче морковка?
- По разному, - ответил тот, - кто какими бабками располагает, я, так, по бедноте три отдал и всё. Что с меня взять? Червяк огородный. Теперь палец придётся сосать до пенсии. Квоты полгода ждал после инфаркта. Сунул своему в карман халата, а там, хоть трава не расти! Витёк вон пять отдал, кто как. Тебе осенью опять приходить – так, что думай сам…
- Анастезиологу при коронарке и стентах вообще отдельно не платят. Они там сами разберуться… Вот шунтированные, тем в копеечку влетает. Там даже с огородного ряда меньше тридцатки не пашет, а так от тридцати до хрен знает сколько! Да анастезиологу не меньше пяти. А там реабилитация – санаторий бесплатный положен. За него ещё от пяти до десяти выложить надо. А куда денешься? Путёвка меньше тридцатки не стоит! Кто тебе просто так её даст? Вот, прямо из палаты, да в рай санаторный! А у кого нету – тот петушком, домой на печку!
Утром увезли соседа справа. С каталки он бодро доложил супруге по телефону, что он готов, как пионер, а вечером заплаканная супруга с дочерью в чёрных платках забирали его вещи. В палате повисла тишина.
Прошло четыре дня. Утром в восемь профессор обходил с заведующим и лечащим врачом палаты отделения. Подошли к Ивану Васильевичу. Лечащий доложил. Живчик-профессор потёр ладошки и сказал:
- Отлично, отлично! На выписку его. Завтра.
- Профессор, я слышал у меня проблемные места, - запел Василич.
- Дружок! У всех полно проблем. Вон в мире что делается! - перебил профессор. У тебя же дача есть? Ведь хвастал на консультации, если я не ошибаюсь. А березы там растут?
- У меня две березы, профессор.
- Вот и сиди под берёзой.
- Но, профессор, а как же…
- Всё дружок, всё, мне бежать надо. Мы своё сделали, теперь ты с Ним, понимаешь, с Ним договаривайся! - и он выразительно поднял большой палец, показывая на небо.