Ранним утром мы идем проверять верши на речку Согожу. Дедко Полинар шагает впереди. На нем старенькая фуфайка, стянутая ремнем, за которым посверкивает топор. Шагает он легко, весело. И еще байки рассказывает под скрип снега.
- До верши от дома у меня намерено пять тысяч шагов. А на расстоянии четырех тысяч с половиной в лесу будет заросший пруд. Непростой пруд. Вот по весне растает лед, и пойдем мы с тобой в полнолуние на голых девок глядеть. Ты только бабке моей про девок-то не проболтайся. А то пирогов не станет печь. А мы скажем ей, что на реку в ночное, а сами на пруд, шалашик соорудим и станем наблюдать…
-Что ты такое городишь? –Возмущаюсь я. - Девки в такую пору по городам в ночных барах сидят да на дискотеках выплясывают… Чего им в диком лесу делать?
- Э-э, не скажи…Тут вот какое дело. Слышал, что в наших краях поляки в смутное время бродили…
-_Это четыреста лет назад?
- Может и четыреста. Я не считал. Но знаю, что в этом месте, которое мы сейчас проходим, стояла богатая усадьба знатного боярина. И было у него двенадцать дочерей и богатства всякого не меряно. Старики сказывали, в подвалах сундуки стояли золотом да серебром забиты.
И вот набрел отряд поляков на эту усадьбу. Но барин уже знал, что идут гости не шибко дорогие. Ему бы в лес бежать, девок своих спасать, а он за сундуки ухватился. Только и успел, что в пруду их потопить. Вон-вон пруд-от… Вишь деревья на берегу ненашенские растут, это он их тут насаждал. Тут на середине пруда ключи подземные бьют, место глубокое. Вот, сказывают, он вывез сундуки на середку и сбросил за борт…
Только успел домой прибежать, как уж гости в ворота торкаются, из пищалей палят, саблями машут… Дворню, какая была - порубили, собак постреляли, приступились к барину: «Подавай золото и серебро!»
Слышь, им кто-то стукнул про золото-то. Сами все обрыскали – нет богатства. Одни девки. Ну, девок они на потом оставили, полезли в пруду шарить. В те поры многие от поляков да литвы богатства по прудам и озерам прятали. Монахи, так те обычно все злато-серебро в колокола упрячут, досками забьют, воском зальют - и на глубину.
Вот те поляки весь пруд ошарили –нет сундуков. Давай барина мучить – молчит. Тогда, говорят, мы девок твоих на твоих же глазах топить в пруду станем, пока не сознаешься.
И вот, парень такая беда: одну девку вывозят на пруд, на шею камень. Скажешь, где золото? Нет! И девку за борт.
Не сознался барин. Такая у него страсть к деньгам была, что дочек не пожалел. Так те поляки да литовцы всех девок в пруду у него и перетопили одну по за одной. Усадьбу пожгли. А барина не посекли, пока пытали его да девок топили – умом барин тронулся. Ушли.
А барин тот остался, одичал, скитался по лесу, ел ягоды да грибы, зайцев ловил да птиц, и ел живьем с перьями… Все девок своих по ночам на пруду кликал. А не выходят девки на батюшкин зов. Каменье -то на шее держит. Тогда он и сам веревку на шею -да в пруд.
Потом, когда посопрели веревки, сгнили, и стали они на полнолуние выходить на берег... Все двенадцать девиц – красавицы из красавиц…
Я несколько раз ходил на них любоваться. Но только они хоровод заведут на берегу, как поднимется из пруда батько их страшной. Весь в тине… Так у меня мороз по коже… и волосья дыбом встают.
Так то… Если не страшишься, то приезжай по весне на полнолуние. Сходим на девок тех поглядеть… Бабке моей не сказывай только…
…До верш оставалось еще пятьсот шагов.