Пришелец Вася

Александр Брызгалов
                Александр Брызгалов
                Пришелец Вася.
                Повесть
               

Вася Семенов был пришельцем. Папа и мама Васи тоже были пришельцами. Того, что он пришелец, Вася стеснялся.

Жили Вася с матерью в селе Высокие горки, где мать Васи и преподавала в начальной школе; учительский институт она закончила еще на родной планете, отец же Васи пропал без вести в сорок первом году под Брест-Литовском.

Учился Вася плохо. А учился он плохо потому, что мать его Ольга Дмитриевна не хотела выделять из своих учеников, и так сильно не хотела она его выделять, что и он как-то привык к этому: то-есть мало ли, что он сын учительницы, да и учится в том же классе, не в этом было дело.
        Люди, стремящиеся ко многому - и совсем необязательно, чтобы это многое было чем-то осязаемым, - нет, но непременно в характере такого человека выкристаллизуется такой жесткий стержень: очень многое им приходится отрицать для утверждения своего… а что же в этой жизни осталось утверждать Ольге Дмитриевне? В жизни этой остался у нее только сын, и очень хотелось ей, чтобы вышел он в люди.

А Вася как-то легко относился к своей учебе. Его другое интересовало. Очень он любил делать что-нибудь сам, такое кибернетическое, - хотя, и сам Вася не знал, что это так называется; а уж там, где знали и за науку это не признавали, и даже называли её, то-есть кибернетику, разными нехорошими словами. Но Вася обо всем этом и не подозревал, и все мастерил свои кибернетические штучки.

Ольга Дмитриевна к этим занятиям сына отнеслась ревниво, а хотелось ей, чтобы Вася закончил полную десятилетнюю школу и поступил в педагогический институт, на исторический факультет, и потом,  чтобы работал учителем, и чтобы, его, Васю, все уважали.

Всегда была профессия учительская очень уважаемой, а  те времена и особенно.

Так и жили Вася с Ольгой Дмитриевной в селе Высокие Горки, и не было для них лучше места на всем белом свете. Для Ольги Дмитриевны, потому что прожила она здесь два самых счастливых года своей жизни, когда шли неторопливые осенние  дожди, огонь разгорался в маленькой печурке, тикали на стене ходики с круглым циферблатом, на котором было бескрайнее пшеничное поле с плотиной электростанции вдали, и шли по этому полю трактора «Фордзон-Путиловец» прямо из ворот фабричных корпусов с дымящимися трубами, а по типографскому синему небу с клубящимися облаками летел оранжевый самолет «Максим Горький».

Когда все в этом мире для двоих, и нет в нем дня первого и дня последнего. Довоенные капели, довоенная метель… А тяжелый земной шар стремительно несся к своему предначертанному времени.

А Вася здесь и родился и никуда еще отсюда не уезжал, даже в районный центр Сиверск-Северный. Да и зачем было Васе уезжать? На высокой горе раскинулось село, обегала его темно-синяя речка Снежица, - весной заливает она пойменный луг, за которым далекий голубой лес, а там, и действительно есть таинственное Святое озеро. Посреди его остров – и на острове том был когда-то раскольничий скит. И много ходило невыдуманных и правдивых историй об удивительных встречах у того озера. Летом же, когда Снежица входила в свое законное русло, ребят села  Высокие горки не приходилось разыскивать особенно долго.

Отцветала старая черемуха, желтела листва на березах, шумели на ветру высокие сосны, тяжело всплескивали внизу, под горой язи, тонко и жалобно кричали кулички на том берегу.

Но случилось так, что заболела Ольга Дмитриевна. В больницу она не захотела ложиться, знала – ни к чему.

И вот как-то вечером попросила она Васю найти в ее столе кожаную плоскую папку – планшет. Поискал Вася, нашел. Видит: под прозрачной пленкой – карта. На карте созвездия, а в левом верхнем уголке одна звезда обозначена кружочком. В кружочке том три точечки, и от последней проходит между созвездиями тонкая пунктирная линия. И доходит она до второго кружочка уже в нижнем, в правом углу, и упирается она в третью точку от звезды с десятью планетами. /прим./1/

-Посмотри, - говорит Ольга Дмитриевна,- с другой стороны.

Вася планшет перевернул, там прорезь, кармашек. Достает он оттуда сложенный вчетверо лист, разворачивает. Видит Вася – ракета. Чертеж. Отдельно корпус. Отдельно мотор. И все вместе. И три формулы в уголке.

- Слушай, Васенька, - Ольга Дмитриевна говорит. – Неспокойно что-то у меня на сердце. Подрастешь, побывай на нашей родной планете. Посмотри, что там.  А лететь туда просто: мимо звезды Альфа в созвездии Эридана, свернуть на Бетельгейзе, а там прямо до звезды Алараф.  А оттуда совсем уже недалеко. До голубой звезды Альгете. Корабль ты сделаешь, руки у тебя золотые, как у отца твоего были. Побывай там, Васенька, посмотри…

Сказала это Ольга Дмитриевна и на другой же день умерла. Остался Вася один на этом свете. Приходит с кладбища в свой дом – пусто. Что делать? Жить надо… Вася уже в седьмом классе учился. Идёт он как-то из школы по дороге, - февраль был, самая метель, увидел его председатель колхоза, к себе позвал.

В конторе у него тепло.

- Садись, - говорит, - Василий. Мужской разговор у нас с тобой будет.
Сел Вася, осматривается.

На стене рубленой потемневшей, у председателя фотография висит. На ней народу много перед зданием школы, все молодые, смеются. И лозунг сзади двое держат: «Трудовая коммуна «Красный луч». А на стене школы другой лозунг: «Да здравствует мировая революция!» Вася глазастый,  всё видит. И еще плакатов много висит с тракторами, с комбайнерами. И два плаката. На одном «Дойдем до Берлина!»  На втором «Дошли!». И там солдат воду пьет из каски.

-Такие вот дела, - говорит председатель. - Поскольку, мы Ольгу Дмитриевну все очень уважали, и просила она перед кончиной своей о тебе чтобы позаботиться, такое будет мое решение: заканчивай свою школу и езжай прямо в районный наш центр в государственное ремесленное училище, поскольку руки у тебя золотые, а заведующим там мой фронтовой товарищ.  И  потому там за тобой присмотр будет, и будешь ты при деле. Справку мы тебе напишем, правление в общем не возражает, а там, сам знаешь, сам увидишь, по какой дороге тебе идти. Парень ты толковый, смотри. Вот так вот, Василий. Учеба-то как?

-Да так, - говорит Вася. – По-разному.
-Эх ты, - говорит председатель, - по-разному… Дрова-то есть?
-Есть, - говорит Вася, – дрова, чего там.

Походил председатель по комнате своей, на фотографию посмотрел.

-Ладно, говорит, - иди, Василий. Заканчивай свою школу.

И пошел Вася заканчивать свою школу. Экзамены сдал, все нормально. И свидетельство синенькое об окончании семи классов с круглой печатью ему в канцелярии тоже выдали. – Иди, Вася, учись.

Приезжает Вася в районный центр Сиверск-Северный. Стоит в районном центре завод. На заводе том большая труба. И из трубы дым идет. А из труб, что поменьше, тоже дым идет. Только не такой густой.

И видит Вася прямо в ворота этого завода въезжает паровоз, и вагоны за собой тащит.

-Где  там, - думает Вася. – Это не колхозная мастерская.

Только слышит как в каком-то цехе: - Бум, бум…
И здесь куют. А сквозь ограду из прутьев видит он: ходят там рабочие неторопливой походкой и у каждого в руке ключ разводной…

Заспешил Вася, нашел  свое училище ремесленное и прямо туда: глянули на Васину справочку, записали Васю в толстую книгу, выдали Васе форму с ремнем кожаным и медной пряжкой, и фуражку дали. А на фуражке молоточек и штангельциркуль. Такой фуражки даже у председателя колхоза нет.

Учится Вася, характеристики металлов в тетрадочку записывает, потому что одно дело, например, сталь углеродистая, и совершенно иной разговор, если легированная. Здесь свои тонкости. На станке ДиП /прим -2-/ Вася работает. Два станка этих в мастерских стояли. Смотрел Вася на эти станки, смотрел и приладил к одному маленький блок на автономном питании. И получился уже не ДиП, а полуавтомат.

-Ну, Вася, - мастер ему говорит, - таким образом, мы эту самую Америку в два  приема перегоним. А догонять уже и не надо будет.

Два года Вася учился. В мастерской поработает, руки ветошью вытрет, к себе в общежитие идет неторопливо. Потому что у Васи своя гордость – рабочая; человек, который ремесло свое понимает, не суетится и ходит сдержанно, к себе внимательно и присматриваться еще ко всему любит, да не так просто, а так вроде бы вскользь.

Мимоходом вроде. Только это со стороны кажется, если не вникать, - так если не вникать, то и вся жизнь мимоходом пройдет: но уж тут кому как нравится.

Отучился Вася. Направили Васю на завод. На тот самый, с трубой. В механический цех зачислили. И в общежитие поселили. Четыре койки. Ребята свои, хорошие. Жить можно. Вася и живет. В отпуск месячный, что ему после окончания дали, съездил Вася в родное село и починил там трактор ХТЗ. В МТС его уже и смотреть никто даже не брался.

Работает Вася. Год работает. Два года работает. Три года работает. Тут Васе девятнадцать лет. Всех Васиных одногодков на призывной пункт. А оттуда уже кого куда. Кого в пехоту. Кого в танковые войска. В кого и в подводники. А Васю никуда.

-У нас, - говорят, указ новый вышел: пришельцев в армию не брать.

Васе все это очень обидно: все друзья в армии, а он один. Приходит в отдел кадров:

-Ухожу, - говорит.
-Что ты, - ему говорят. – Мы тебя не отпустим. Ты работник ценный, и производительность труда у тебя очень даже высокая. Нельзя тебя никак отпускать. Вот как женишься, мы тебе комнату выделим. А куда тебе идти? И родные места у тебя тут, всегда съездить можно, если что.
-Нет, - говорит Вася, - спасибо, только я ухожу.

Вася что в голову возьмет, уже не сдвинуть. Что с  Васей сделаешь? Говорят с ним еще – нет, в совсем твердое убеждение вошел, видят.

-Эх,– говорят, - так перетак, отрабатывай свои две  недели и не поминай лихом!

Грустно Васе, а поделать с собой ничего не  может. Характер такой.

Отработал он свои две недели, собрал чемоданчик, сел утром на пригородный поезд и поехал в самый областной центр.

Приехал. Ходит. Улицы широкие, дома высокие и звонницы купол золотой над городом. В самом центре -  аллея. На аллее скамеечки. На тех скамеечках сидят старушечки интеллигентные и книжечки читают. А остальной народ на работе, как и положено.

Ходит Вася, присматривается. Весь день ходил. В столовой пообедал, на вокзале переночевал. На другой день идет Вася по улице – слышит – трактор заводят, пускач вовсю тарахтит. Вася туда. Глядит – проходная голубенькой краской покрашена, на ней вывеска: «Ремонтно-механический завод».

Вася чемоданчик в проходной оставил, в отдел кадров идет.

-Так и так, - говорит, - я трактора очень уважаю, и работать мне с ними очень нравится, - и просит, чтобы приняли.

Отдел кадров что? Он рад. У Васи пятый разряд слесаря-ремонтника. Бумажку дали.

-Пиши заявление…

Зачислили. И койку в общежитие написали.
-Трудись, Вася.

Трудится Вася. Год трудится. Второй трудится.
Фотография Васи на Доске Почёта висит. Премии выписывают. Путевки от профкома дают. Потому – непьющий и работник безотказный. Комнату дали. Хоть и не женился Вася. Уважают. И вот много ли, мало ли,  но трудится Вася на этом заводе десять лет. День в день.

А только приходит  Вася однажды после напряженного трудового дня в свою комнату, отмывает свои руки на кухне, да и глянул на себя в зеркальце: видит, волосы седые пробиваются – как же так? Опустился Вася тут же на табуретку, голову повесил, в руке кусок мыла сжимает. И задумался он  глубоко. Долго он сидел  в этой своей задумчивости, потом встал потихоньку, руки сполоснул, прошел в комнату. Вытащил из-под дивана старый свой фибровый чемоданчик, достал оттуда планшет кожаный.

И три месяца, и три дня, как с работы приходил сидел за столом своим до самой поздней ночи, и все чертил на  больших белых листах бумаги, все писал в толстенькой общей тетради, все листал потрепанные справочники.

И вот идет он утром прямо в отдел снабжения.

-Вот, - говорит, - Арнольд Никифорович, - такое дело. Ракету я хочу сделать. Потому, надо мне обязательно на своей  родной планете побывать. Тут у меня, вот здесь написано, может чем поможете. Мне, самое главное, железа оцинкованного на корпус бы надо. Потому что простое проржавеет. А двигатель от «Беларуся» есть у нас  списанный, мне на детали бы, на ходовую часть.

-Эх, Вася, - говорит ему начальник снабжения, - ты, вот значит, лететь собираешься? А если метеорит шарахнет? А ты у нас работник ценный, незаменимый, можно сказать.
-Метеориты мне ништяк, - Вася на это отвечает.
- Я по другой дороге лететь буду. В другом времени.
-
- Ну,  если что в другом времени… Давай, Вася, орудуй свою ракету! Но уж, конечно, после работы. Кого там в помощники возьмешь, или сам соображай…

- Да сам я сделаю! Пустяковое совсем дело – то! Мне бы только железа оцинкованного. На корпус бы мне…

- Дал бы я тебе, Вася, железа! Отчего бы и не дать хорошему человеку? Да ведь сам понимаешь, фонды!  Фонды, знаешь, где у меня сидят?

- Как не знать. Все знают, Арнольд Никифорович.

- Ну вот. Сам, значит сам. Краски могу дать масляной. Или даже эмали. Голубая такая эмаль, хорошая эмаль!

- Тогда уж, - говорит Вася, - как сделаю, то эмалью этой корпус и покрашу. Два раза. Тогда и не заржавеет.
- Вот и ладненько. Горючее-то какое?
- А на воде  и работает. Только воду надо чистую брать, дождевую /прим.3/
- Ты захвати пару бидончиков. Про запас. Там – где возьмешь?
- Захвачу, - говорит Вася.

И начал Вася орудовать свою ракету. В свободное от работы время. Место ему отвели. Начальник цеха оформил ракету как рацпредложение и с материалами очень даже помогал. Ну, там электроды, аппарат сварочный, запчасти списанные.  Директор завода Васе зеркальце от своего «Москвича» дал, чтобы сзади было видно, когда летишь, - вдруг, может, какой обгон неправильный, или мало ли что. Космос всё-таки.

Помогают Васе. Одному- то не совсем сподручно. Только мастер ходит косится:
- Какая-то она у тебя, - говорит, - сикось – накось сделана. И швы не по технологии.

Помалкивает Вася. Паяет. В отпуск свой Вася, конечно, ни в какой дом отдыха не поехал. Какой там дом отдыха!

Самое главное он в этот свой отпуск и сделал. Двигатель вхолостую погонял. Все нормально. Гудит ровно, без перебоев. Сиденье от «Беларуся» привинтил, речник знакомый круглый иллюминатор дал – для обзора чтобы.

Полгода Вася свою работу делал. И сделал. Совсем она  небольшая получилась, такая… в два с половиной роста  человеческих, голубой эмалью два раза покрашена, с иллюминатором.

Написал Вася заявление на отпуск, за свой счет. Загрузил полмешка сухарей, консервы «Кильки пряного посола атлантические», воду залил самую свежую. Из – под застреха. Трельфером ракету подцепили, к воротам цеха подвели, а там  на руках на заводской двор вынесли.

И вот утром приходит Вася на родной завод. В руке планшет держит. Куртку надел  болоньевую, стеганую, с замочком. На ноги сапоги кирзовые, рукавицы взял. Мало ли что… Космос все-таки…

До обеда Вася техосмотр произвел. Васю провожать собрались.

-Ну, - говорят, - Василий, ты там в небесных сферах не подкачай! Держи марку нашего механического!

И женщины из конторы тоже:
- Ты там, Васенька, самое главное, не забудь, чтобы жениться! Там в этих Скорпионах невесты несчитанные, незаприходованные, и очень они до земной любви охочие! Ох, Васенька, обкрутит там тебя какая – нибудь скорпиониха, будешь ты век пробиваться в коммунальной галактике!
Женщины, известно… у них что на уме, то и на  языке.

- Да, ладно, - говорит Вася. – Чего там… - Смущается.

Попрощался он.

- Счастливо, ему говорят, - не буксуй там! В ракету свою полез. Высунулся оттуда.
- Отойдите, говорит, - сейчас заводить буду.
Люк за собой закрыл на три винта, на три болта… не ради красы, ради крепости. Сел, зажигание включил, мотор прогрел, сцепление выжал – скорость – и на газ!

Видели только, как Вася садился, да не видели, как улетел.  А Вася уже за метеоритным поясом курс высматривает. Выглядел он звезду Альфа в созвездии Эридана, руль поставил на постоянный курс, сидит на Вселенную любуется.

Летит Вася день, летит Вася два дня, летит три дня. Кильки пряного посола атлантические ест. Сухариками зажевывает, водой запивает. Долетает до звезды Альфа, что в созвездии Эридана, на Бетельгейзе заворачивает. Красота кругом – неописуемая!

Квазары, как новогодние гирлянды подмигивают, туманности скручиваются, раскручиваются, друг за другом гоняются, звезды совсем новые рождаются – молодые совсем, бурлят, кипят, облака межзвездные томлением межгалактическим истекают, дыры черные во временные складки  забираются, поджидают там, потихоньку посапывают…

Смотрит Вася, любуется, оторваться не может и о кильке забыл. Вдруг  -слышит: мотор чихать стал. Что такое? Оглянулся – из бака правого вода капает. Глянул второй пустой. Ах, чтоб тебя… Он туда воду из своего бидона вылил. Летит. Пить хочется. С кильки. А брать нельзя.

Худо Васе. Иллюминатор Вася рукавом протер, чтобы лучше видно: глядь – звездочка слева. Маленькая. Оранжевая. А с ней рядом планета крутиться, зелененькая.

- Дай, - Вася соображает, - может там водичкой разживусь. А то ведь не долететь.

К планете он подруливает, опускается. Люк свой отвинтил. Вылезает. Видит Вася – луг. Изумрудный. А на лугу – цветы, как язычки пламени. Горят. И воздух такой, что у Васи голова закружилась. Над цветами бабочки неописуемой красоты порхают. Кузнечики стрекочут… Шмели гудят… А вдали, всматривается Вася, вроде город виднеется.

Постоял Вася, подышал… его этим воздухом совсем сморило… и ноги тоже затекли. Сапоги Вася стащил, куртку снял, в траву лёг… лежит, задремал.

Вдруг, слышит Вася сквозь сон  - голоса. Уселся он – смотрит: идёт к нему толпа маленьких зеленых человечков. Вася глаза  протер, головой помотал… Идут!

Подходят они ближе.
- Здравствуй, - говорят, пришелец Вася!
Вася на это удивляется:
- А откуда вы знаете, что я пришелец Вася? – спрашивает.

Те на слова эти улыбаются.

- Мы, – говорят, всё знаем. Бак-то течет?
-Да, прохудился малость, - Вася отвечает.
- Не беда, - на это ему маленькие зелененькие человечки отвечают. Бак мы тебе другой дадим. Хороший.
- Да мне другого не надо, Вася им в ответ. – Я этот починю. Мне бы только водички свежей, дождевой.

- Ах, – говорят ему, – Вася… - Лист летит на лист, все осыпались, и дождь хлещет по дождю… Пойдем с нами, пришелец Вася. Отдохни с дороги. И ни о чем не беспокойся.
-Пошли, - говорит Вася. – Только, если ненадолго. Мне лететь надо. Да и отпуск.

Идут они, приходят в город. Красивый город: домики разноцветные, маленькие, деревья с голубыми листочками, а посреди площади – фонтан: держит маленький зеленый человечек пасть открытую какого-то зверя шестиного, а оттуда из пасти вода бьет. Очень такой  занимательный фонтан.

Васю за стол усаживают, угощают. Уху Васе подают, рябчиков в папиросной бумаге, икру черную, икру красную, воблу… фруктов там  разных… Сразу видно: очень культурная планета.

Вася  тоже все по культуре: вилочку в левой руке держит -  он так в кино видел у актеров, салфеточку на колени положил.

Накормили Васю, в дом повели. Машинку дали, чтобы побриться, полотенце там, мочалку. С дороги человек, понимать надо.

Утром приходят к Васе трое маленьких зелёных человечков. Кофе попили, в садик у дома вышли, на скамеечку сели. Один человечек молодой, в очках круглых, второй в круглой шапочке, а третья женщина молоденькая с записной книжечкой с серебряным карандашиком.

- Как отдохнули? – тот, что постарше спрашивает.
-Спасибо, - Вася отвечает, - очень замечательно отдохнул.
-Очень только мы сожалеем, что времени у нас ограниченное количество…
- Я бы рад, - Вася в ответ, - только вот мне успеть надо. Отпуск короткий.

Вздохнул пожилой зеленый человечек: - Странные  вы существа, земляне… Куда бежите вы?… Зачем?… Луна так ярко светит! Столкнулся вдруг со мной слепец – и засмеялся… Впрочем, это я так. А к вам, пришелец Вася, есть у нас одна просьба, естественно, при том непременном условии, что она вас не затруднит. А просьба вот какая: если можно, передайте, пожалуйста, профессору Э.Хьюишу, что он совершенно напрасно боится маленьких зелёных человечков. Не надо бояться маленьких зеленых человечков! И если не трудно, скажите, пожалуйста, что порабощать мы никого не хотим. Может он не поймет, так тогда вы ему скажите, что порабощать иную цивилизацию просто экономически невыгодно. Гораздо продуктивнее между цивилизациями – обмен идеями. И потом – это гораздо интереснее. И скажите ему наше поздравление с  получением уважаемым профессором Нобелевской премии.

- А где же он проживает, этот профессор? – Вася спрашивает.
- Профессор Э.Хьюиш проживает в государстве Англия, - отвечают Васе.
- В Англии… кто же меня пустит в эту Англию? Я бы, конечно, рад…
- Вы вот что сделайте, - молоденький в очках к нему.
          - Вы побывайте в комиссии по контактам с представителями внеземных цивилизаций. Там все и скажете. А они передадут. У них работа такая.

- В комиссию схожу. Отчего не сходить? Всё передам, как вы сказали.

Сидят, улыбаются. Первый контакт все-таки. Посмотрел на Васю пожилой зеленый человечек, посмотрел на цветущий сад и сказал ему  еще такие слова:
- Видели все на свете мои глаза и вернулись к вам, белые хризантемы…

Потом Васю повезли с цивилизацией знакомиться: музей показали, стадион, по научному центру провели… в кино сводили…

Вечером, уже поздно, к ракете подвезли.


- Все, - говорят, - сделано. Не беспокойтесь. Летите спокойно. Только когда Алараф пролетать будете, очень близко не приближайтесь, там местные жители испытания проводили, и пространство прорвали, а успели заклеить, или нет, мы еще не знаем.

Васе прямо расставаться обидно. Очень уж цивилизация сознательная. Сказал он за всё спасибо, в ракету свою полез. Смотрит оттуда: маленькие зелененькие человечки машут ему маленькими зелененькими платочками.
Что ж… Ехать пора… Вася тоже рукой помахал, без платочка, правда, люк завинтил, полетел дальше. На свою родную планету.

Летит Вася, задумался.

- Вот, - размышляет, - существа вполне разумные, хотя и зелененькие. Мало ли что – зелененькие! Другие и не зелененькие, да глупые. А эти вполне гуманоиды. А гуманоидов на всю Вселенную  чрезвычайно немного. Так Васе человечки объяснили. И потому гуманоидам надо друг друга придерживаться.
Ладно…Жмет Вася на газ. Звезду Алафар подальше обогнул, - вдруг в эту дыру пространственную угодишь, кто вытащит?

Через два дня смотрит: голубая звездочка вдали – она! Маневрирует Вася, поближе подлетел, третья планета от солнца выглядывает. – Долетел, - думает, - долетел…

Облетел планету несколько раз, опускаться начал. Сквозь атмосферу проходит: видит – океан под ним. Вася скорость переключил, над океаном планирует. Океан спокойный от горизонта до горизонта. И вода в нем пронзительно голубая и прозрачная.

Видит Вася, как там в глубине медленно рыбы плавают, видит, как проплывают такие на китов похожие и тоже фонтаны пускают, а над ними птицы – преогромные, белые летят и крыльями не взмахивают; летит Вася, радуется, что такая планета красивая, смотрит – континент вдали.

Вася вираж крутой закладывает – и туда. Опускается на континент. Люк отвинчивает, выходит… Глядит – трава черная, выжженная. Воздух гарью пахнет. Очень такой неприятной гарью. Идет Вася – смотрит: птицы лежат на чёрной траве. Взял в руки одну – не дышит, другую взял – мертвая. Что же это такое? Дальше идет Вася. Смотрит: деревья стоят обгорелые, мертвые. В горле у Васи пересыхает… А вдали за каким-то маревом вроде город просматривается. Идет Вася по своей родной планете и губы кусает.

- Как же так, - думает, - неужели они между собой договориться не могли? Ведь люди же… Как же так?
До города он доходит и нехорошо тут ему стало. Не город это уже, только руины оплавленные… А посреди площади стоит на рельсах трамвай, совершено целый, даже, как будто бы только что вымытый, а за стеклами – видит Вася люди стоят… Вася туда бросился, бежит, подбежал, - а на стеклах только тени… Васю даже шатнуло.

- Стой! – вдруг слышит. – Ты почему есть живой?
Оборачивается: - видит: стоит перед ним верзила, рукава закатаны, на шее автомат болтается, глаза стеклянные.

- Что вы, - говорит Вася, - сволочи, с планетой своей родной сделали? Не люди вы, что ли?
- А это – скалится верзила, - не твое свинячье дело. Планета наша, что хотим, то и делаем. Проваливай, откуда свалился! Много вас тут занюханных  штафирок было! Пошел, пошел! Гуляй назад!

Васю затрясло всего.

- Ах ты, - говорит, - фашист недорезанный! Мало вас зараз били, вы еще и здесь повылазили!
Поднимает он с земли осколок и засветил верзиле прямо промеж глаз.

Заныл детина, на одном месте закрутился, выругался нехорошо на интернациональном языке и проштопал Васю наискосок из своего инопланетного «Шмайссера».

Вася как стоял, так и повалился навзничь, руки раскинул. Очнулся Вася ночью. Кажется ему, что кругом туман, и думается ему, что лежит он на берегу Снежицы, и будут они сейчас  с ребятами костры разжигать, и прилег он, чтобы на небо взглянуть, на звезды...

Только звезды все какие-то чужие, никак их Вася признать не может... И кружатся они над ним сначала медленно, потом быстрее, быстрее... и вспыхивают... И слышит он голос своей матери, наклонилась она над ним и тихонько рассказывает:
- И говорит ему тогда витязь: - Стой, обронил я свою рукавицу... А старик смеется: - До твоей рукавицы нам три  дня скакать, не доскакать... - Завертелись тут звезды, вспыхнули белым пламенем, и снова провалился Вася в темноту.

Голубое солнце осветило марево над мёртвым городом, когда Вася очнулся во второй раз. Потом уже пытался Вася вспомнить, как дошел он до своего корабля, но помнил только оплавленные стеклянные стены домов, какой-то медный провод с расколотой фарфоровой чашечкой и неправдоподобно алую ленточку на черной выжженной траве.
Не помнил он, как установил рычаг на автоматический по пройденному уже пути курсу, не помнил, как люк завинчивал, как двигатель на форсаж перевел, - знал только одно - сделал, - а иначе и помнить было бы некому.

Приземлился Васин корабль прямо на заводском дворе. В самом центре. Люк автогеном вырезали. Васю оттуда достали и прямиком, конечно, в больницу. В хирургическое  отделение. Вытащили там из Васи пули инопланетные, обратно Васю заштопали. Три месяца пролежал там Вася. Хирургия у нас чрезвычайно сильно развита, потому только Вася и на ноги поднялся. Исхудал, конечно, да еще заикаться стал немного. Когда о чем волновался. А так - все нормально. Даже почти хорошо. Выписывают Васю из больницы. Врач лечащий Васе говорит:

- Надо тебе всеобязательно, Василий, в  санаторий ехать. Закрепить успехи нашей медицины. На работу я твою звонил, путёвку тебе выделили. Вот тебе карта лечебная. Ванны там разные и прочее. В необходимом объеме. И вообще лежи на солнце и грей  пупок.

Смеется. Хороший человек.

Сидит Вася в плацкартном вагоне, думает. В окно смотрит. На полях снега уже  самая малость осталась. Весна... Колеса постукивают. Проводница чай разносит. А что думать? Знает Вася, что  надо ему прямиком в комиссию по контактам. Как иначе? Иначе нельзя. Люди ждут.

Доезжает Вася до Москвы, до Ярославского вокзала. Чемоданчик свой сдает в камеру хранения. В справочную очередь постоял:
- Комиссия по контактам с пришельцами - инопланетянами где?
Васе тут же бланк: там-то и там-то. Проезд на метро, потом троллейбусом и остановка указана. За справочку  - пятачок.

Едет Вася в метро, потом троллейбусом. Выходит - прямо напротив остановки стоит такое кубическое здание, сплошь стеклянное, и отражаются в его зеркальных стенах сказочной красоты весенние московские улицы.

А прямо у входа на четырех медных  винтах черная с золотом вывеска «КОМИССИЯ ПО КОНТАКТАМ С ПРЕДСТАВИТЕЛЯМИ ВНЕЗЕМНЫХ И ПРОЧИХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ»

Вася у входа потоптался, дверь толкнул, входит. Оглядывается. Видит: вестибюль и по стенам картины висят. Разные. Васе любопытно: смотрит на одной - маленькие прозрачные человечки разбегаются от двоих - земляне, наверное, и лупят те земляне маленьких тех человечков золотыми цепями. На другой совсем наоборот: какой-то осьминог держит в щупальцах человека во фраке и цилиндре, тот кричит, а вдали еще люди разбегаются. А то еще: Высокие мужчины в длинных одеждах стоят у хрустального прекрасного города, а на лицах у них маски серебряные... Дальше идёт Вася. Смотрит на него с картины неописуемой красоту женщина, смотрит она на Васю и руки к нему протягивает...
Что-то у Васи внутри защемило и тихонько он от той картины отошел... Вдруг видит Вася: знакомые его маленькие зеленые человечки привязывают к дереву какого-то голого человека в очках, и вид у того человека очень этим недовольный.

- Ох, - думает Вася, - на тех картинках, может и верно, не видел сам, а тут что-то они перепутали. Зря они так рисуют.

Только он так подумал - слышит сзади:
- Вы к нам, молодой человек?

Повернулся Вася, видит: стоит перед ним, как с портрета сошел, с бородой, в очках, только не голый, при костюме, при галстуке.

- Я к вам, - говорит Вася, - и старается не очень заикаться. - Мне бы комиссию  по контактам. Пришелец Вася меня зовут, я тут недавно на две планеты слетал, и есть у меня поручение. От з-зеленых человечков.

Выслушал его Синий костюм.
-Что ж, - говорит. -  Пройдемте.

Пошли они наверх. Заходят в большую комнату. Сидят там молодые люди в белых халатах. Перед ними приборы разные, экраны с прыгающими зубчиками, лампочки всякие перемигиваются.

- Вот, - говорит костюм. - Познакомьтесь. Пришелец Вася. Побывал на двух планетах. Имеет важный разговор.

Вася радуется, что его так хорошо понимают, на табуреточку уселся и стал все рассказывать: и про то, как жил в селе Высокие горки, и как в ремесленном училище учился, и как ракету сделал, и самое, конечно, главное - про маленьких зеленых человечков, что они просили его передать, он все в точности пересказал, и от себя, конечно, добавил, как его приняли, что показывали, рассказал и про то, что на свое родной планете застал, - тут уж совсем разволновался -  водички ему дали.

Посидели. Помолчали.

Да, - говорят, - захватывающая у вас биография, можно даже сказать интересная. А человечков зеленых вы только на той планете встречали, сюда на землю к вам они не являлись?
- Нет, - отвечает Вася. - Только там я их видел. Очень они, главное, на этого Хьюиша обижаются. Нельзя, говорят, так писать о незнакомых людях. У нас, говорят, в Галактике, так не делают. В соседней - может быть, а у нас-  нет. Они же такие... Совсем, как люди, только маленькие и зелененькие, так ведь это ничего страшного, что зелененькие, мало ли что! Вот негры у нас в Африке тоже чёрные, и ничего, привыкли.

- А вы там что, и негров встречали? - один спрашивает. Помолчал Вася. В глаза людям внимательно посмотрел.

И понял он, что смеются над ним. И вот тут опять затрясло всего Васю, а сказать он ничего не может, в горле у  него ком встал, и язык не шевелится совсем: и помнит он только, что схватил какой-то прибор с экранчиком и запустил его в того, который про негра спрашивал...
И запомнил он еще, что все стало происходить очень замедленно: как белые ангелы, широко взмахивая руками-крыльями, вылетели из комнаты представители комиссии по контактам, медленного прилип к стене прибор и неторопливо выпустил свои стеклянные разноцветные кишочки, - один Вася в комнате, - и тут все сразу опять пошло быстро, по коридору затопали.

Милицию! - кричат.

Вася к окну подошел, папиросы вытащил, едва закурил. Стоит, милицию ждёт. Дорогой, думает, я у них приборчик - то гробанул. Импортный, наверное. Надо отработать.

И оформили Васе пятнадцать суток. За мелкое хулиганство. Штраф само-собой взяли. Как раз санаторных хватило. Подметает Вася улицу Горького. Подметает Вася Тверской бульвар. А весна уже во всю распустилась. Тепло. Что ж - всё идет. Кормят три раза, привозят, увозят. Все культурно. Ну, вот. Проходят две недели и ещё один день. Васю на выписку. Дали семь рублей пятьдесят копеек, на обед еще дали. Сержант Васе пачку «Беломора»:

- Кури, - говорит, - Вася, да не попадай к нам больше. Хорошие люди. Душевные.

Едет Вася к себе. В общем вагоне.
 На работу приходит.

- Ну что, - спрашиваю, - отдохнул?
- Отдохнул, - говорит Вася.
- А что волосы снял? Жарко там на Юге?
- Да нет, - говорит Вася. - Это в милиции.

Поговорили с Васей, конечно. Как без этого? Без этого нельзя. Выговор повесили. Чтоб впредь. И прочее. Дисциплина - для всех одна.

Ладно. Работает Вася.
- А что, - спрашивает у мастера как-то, - ракета тут у меня стояла. На дворе. Может, поставили куда?
- Поставили, - мастер говорит.
- А куда?
- Понимаешь, Вася, план у нас тут горел. По металлолому. Ну и вот... План. Сам понимаешь.
- Понимаю, - говорит Вася.

Работает Вася. На работу приходит в срок. Уходит в срок. Стал он только каким-то задумчивым. Рассеянным стал каким-то. Отвечает невпопад. А тут и портрет его с доски ударников сняли. Потому что уже не ударник, а нарушитель.

И запил Вася. День пьет. Два пьет. Месяц пьет.

Васю на местком.

- Что, - спрашивают Васю, - может, горе у тебя? Может, чем помочь сможем?
- Нет, - говорит, - у меня горя, - Вася. - Я так.

- Ну, - говорят, - Так нельзя! Причина нужна. Ты вот что: с этим делом завязывай. Сейчас это строго. Предупреждаем тебя. Пока.

А Вася - пьёт.
И вот поразительно: пьет, а незаметно.

Пришелец всё-таки...

Так и на работу ходит. И даже её делает. Но Васю всё-равно раскусили. Как-то приходит он в такой своей меланхолии на работу, двигатель от ДТ ремонтирует, включает его в своей меланхолической задумчивости, а оттуда струя реактивная вырывается.

- А ну, - говорят Васе, - дыхни!

Вася дыхнул. Васе - выговор. Строгий. Ну, и ещё разное было. Не все же сразу. Говорили с Васей. Нет, Васю с мысли не собьешь.

- Вот, - говорят Васе,  такие дела. Пиши, Вася, по-собственному. Поскольку мы тебя знаем много лет с хорошей стороны, то не хотим проявлять чёрную неблагодарность, но ты сам соображай!
Поезжай-ка ты, Вася, к себе на родину. Поработай там. Чистым воздухом подыши. Пить бросай. Как бросишь, приходи опять к нам. Мы тебя чрезвычайно всегда уважали, потому что работник ты ценный. Если бы не это дело.

Кругом все правильно. Написал Вася по-собственному. Даже две недели отрабатывать не пришлось.
И поехал он в свое село Высокие Горки.

Приезжает Вася.
Идет к председателю.
Там уже новый.

- Умер, - говорит Васе, - старый председатель. Семь лет назад. От фронтовых ран.

Что сделаешь? Ладно. Рассказывает о себе Вася.
Выслушали Васю. Что было, то было. Всякое было.

- Пить будешь? - спрашивают.

- Завязал,- говорит Вася.

Ну и хорошо.
Васю в колхозную мастерскую.
Там работы под завязку.
Да и время горячее.
Уборка.
Как не быть  работе?

Стучит Вася молотком. Гайки откручивает. Гайки закручивает. Карданы сваривает. Коробки передач собирает - разбирает. И  подобное тому. А дни стоят золотые. Поздние. Бабье лето.

Отработал как-то Вася.
Намаялся.
Идет по улице.
За село вышел.
Выходит к речке Снежице.

Сел на пригорок. Сидит. Течёт перед ним река Снежица. Вода синяя, прозрачная... У берега, у самого сквозь течение - песок искристый золотой просвечивается.
А дальше заворожённое волшебство вод наливается светом, сводящим с ума византийским пурпуром бликов множества солнц.
И кажется Васе, что текут эти воды изменчиво и извечно под тяжело плывущими над ними облаками с кровавой изнанкой понизу, И колышется и струится призрачная свежесотворенная тишина видимо-невидимая в пеленах тканого дрожащего света; так необычна и зачарованно-невозможна эта извечная тайна, эта чудная невесомая тайна - чья ты?

Беги, догоняй эти искорки расплавленного света в закатной воде! Но солнце уже стреножено золотыми путами лучей, и крылья ночи тяжело впечатались в рельеф неба.
Сверкающие стрекозы солнца звенят в тихих затонах угасающего дня, и уже посолонь отчаянные последние лучи гибнущего света - собаки солнца - стремительно пробегают по облакам, и Человек Небо выливает в закат кубок Ночи. И больно и остро почувствовал себя  Вася в этом извечном великом безостановочном движении.
           Вошла в него жизнь каждой былинки. Неторопливый ровный шум сосен поднимался со дна океана небосвода, шелестели мысли угрюмой задумчивой старой ивы под логом, упал и  раздробился последний луч светила в глазах бабочки - крапивницы,
             Сонно, легко забормотал совсем рядом родник - серебристый журчащий бег родниковой воды со старой замшелой колоды на склоне; прощальный, гибнущий свет лета тихо изливался из своего безмерно высокого непостижимого зенита на притихшую усталую землю...
Далеко у догорающего заката заплакали птицы журавли, уже в подкравшихся сумерках послышался последний крик припозднившего одинокого журавля и стих в пропадающем свете.
Чудная призрачная тайна - чья ты?

Медленно в каком-то оцепении разделся Вася, вошел в воду. Песок теплый еще, пальцами прожимался... вошел глубже, поплыл.

И луна поплыла по небу, по краю северных скудных сумерек; проплыла она над разрушенным ветряком.
          На чернеющем взгорье, плещут талые воды лунного небесного разлива. Затопили они звезды; луна - сердце ночного неба -  ты сотворена для указания времен, а солнце знает свой запад, молчи, молчи, Луна, ты сердце ночного неба, ведь дни человека, как трава; как цвет полевой он цветёт. Пройдет над ним ветер - и нет его, и место его уже не узнает его.

Далеко заплыл Вася, на спину лёг, вода его покачивает, плыло сияние лунного света, плыли звезды в ночной воде небес, но прокричала где-то рядом вечерняя птица филин - где? и стали таять чары лунных наваждений, и навороженное страшное марево морока безродной тьмы без времени и без судьбы вспыхнуло в Книге Неба и сорвалось вниз.

И снова что-то печально прокричала ночная птица - что?  Стало уплывать марево, и упала в воду звезда, звезда полынь. Пора... пора...

Посидел Вася еще на берегу.
Обсох
Под луной.
- Вот так, - думает, - и никуда я отсюда больше не поеду.
Незачем мне совершенно никуда ездить.

Оделся он потихоньку.
Идет себе.
Улыбается.
Выходит он на центральную улицу.
Видит: подъезжают к сельсовету две чёрные «Волги».
Выходят оттуда три человека.
В синих костюмах.
И на него смотрят.

- Здравствуйте, - говорит один, - пришелец Вася.
- Здравствуйте, - говорит Вася, - комиссия по контактам.

Переглядывается комиссия по контактам. Один пачку «Мальборо» вытаскивает. Достает особым таким движением сигаретку. Васе протягивает. Второй зажигалкой - щелк! Всё по науке. Закуривает Вася. Первый контакт есть.

- А не желаете ли, - говорят ему, - пришелец Вася, с нами несколько проехать, проследовать в интересах науки, так сказать...

- Да я уже раз проследовал... в интересах науки. Да вот, уборка у нас...

- Да ведь и мы щи не лаптем хлебаем! Нам тебя под монастырь зачем подводить? У нас все чисто, как бог свят, чтоб нам сдохнуть! - Это первый костюм Васе. - Слушай браток, мы ведь не лоси сутулые, сечешь? Имеем шевелёж из одной звездной системы, от подельников твоих...

Тут второй из тени вышел. Первого синего плечиком в сторону.

-Поступило сообщение. На ваше имя. В количестве - девять.

А первый костюм: - Ну! А я о чем! С безрежимной зоны, с воли - из космоса! Малява тебе из вселенского хутора, тебе карта прет, твоя игра - а мы на рояле сбацаем. А тебе че, на пальме спать? Та к нам спускайся - а мы тут хинди руси пхай-пхай-пламенный привет от наших сокамерников вашим зеленым человечкам! Эсхил у нас грузчик, Софокл - лесоруб - а народ у нас Гомер, Вася!

А второй: - И очень было бы поучительно и познавательно эту проблему оптимизировать. В неутомимом и познавательном научном труде и поиске. Сугубо в ученом аспекте, само-собой.

- О чем се ля ви? - снова первый засуетился. - Стриженая девка не успеет косу заплести. Раньше ся...

Тут второй костюм его по спине - бац!
Первый головой дернул, выпрямился, и руки у него по швам сделались.

Молчит Вася. Смотрит.

- Что ж говорит. Понятно. Вещи взять можно? Сугубо в интересах науки.

- Не беспокойтесь, пришелец Вася, - третий голос подал. Мы обо всем  позаботились.

- Всё путем, Вася, - председатель сельсовета из тени показался. Начальство не препятствует, - и снова в тень спрятался.

Не препятствует, так не препятствует... Попрощался Вася за руку, - кто там рядом был.

- Ты там, Василий поаккуратнее, смотри, сам понимаешь, -  председатель снова из тени обозначился и голос подал.
 - Не подведи коллектив! У нас - знамя. Переходящее.

- Ладно, - говорит Вася. - Как-нибудь.

ххх

До Москвы Васю в купейном вагоне везли. От вокзала - на автомобиле. Обращаются бережно. Приводят Васю в то же здание. И начинают обследовать.

Для начала, конечно, взвесили. А что Васю взвешивать? Шестьдесят два кило. Без сапог. Не до жиров было Васе.
Измерили Васю всего, а затем стали всякие рисунки показывать, таблицы цветные, вопросы всякие задавать...
В общем, полное обследование по утвержденным методикам и монографиям. А монографий этих на полках - ни в сказке  сказать, ни пером описать. Наука - оптимизация процессов бытия! Тут не щи хлебают... Ученый должен быть рыцарем истины, а у рыцаря истины должны быть горячее сердце и  холодная голова, ибо единственный источник ученого знания есть опыт, сын ошибок трудных. А сын за отца не отвечает.

Потому и обследование должно быть неутомимым, всесторонним и полным в рамках имеющегося на руках дела.

Да вот, загвоздка вышла! Ведь все что находится в природе математически точно и определено, - идёт самоотверженный труд, упорно преодолеваются трудности, а чем больше обследуют, тем больше удивляются. Обследуют и удивляются, удивляются и обследуют...

Наука, как говорят в народе, есть область чудес; да не к рукам наука, так хуже лаптя!

На девятый день ближе у вечеру приходит к Васе Главный.
- Такие дела, - говорит Главный. - Чрезвычайно удивительно, я бы даже сказал - ин-те-рес-но, но все ваши па-ра-метры не имеют никаких совершенно психофизиологических отклонений от общепринятых норм населения нашей планеты.

Древние римляне сказали бы: - Человек обмолвка природы! И  - законы не пахнут.
Но мы им на это скажем: руки прочь от человека!
Человек - явление научное, - вот что мы скажем в ответ на вылазку древних римлян! Юре хумано, - по человеческому закону, а не по юс глади, праву меча живет наше общество? На том стоим, и стоять будем.
  Но посмотрим на человека с точки зрения Гераклита. Мир как логос, прочитанный правильно - есть «одно». Но мир, прочитанный не правильно, есть «многое». И «тёмный ученый» сказал светлую мысль: «Мудрость, - сказал он, -  в том, чтобы знать всё, как одно». В противном случае мы попадаем в неверно дешифрованный мир мнений - доксов,  мы попадем в мир не истины, но в мир воображения об истине. И в этом случае мы перестаем видеть реальность, и видим только собственные сны.
И с этой точки зрения - человек явление антинаучное.
Человек - акциденция, случайность, случай, - человек - обмолвка природы, и в высшем принципе архе - недоказуем!
Но мы не пойдем на поводу эписистемы о единичности - мы структурируем хаос слитных впечатлений и, разложив их на элементы, сделаем их познаваемыми!
И таким образом, благодаря прогрессу нашей науки, мы создадим высокоинтеллектуальную основу для развития  нашей прогрессивной экономики, высочайших достижений культуры, как в области балета, так и в прочих ее проявлениях и деталях, и иных духовных ценностях, вызывающих живой интерес у юного поколения, как учёных, так и прочих представителей живой природы!
           И только после этого вы, юное поколение, будете, как боги, знающие добро и зло, а все что диис игнотис - неведомо богам - то будет гранями юному пытливому разуму! И станут дерзновенными достижениями на пути  мракобесий, ренегатов и прочих нехороших ученых от-ту-да – и кое кого от-сю-да- во всем нам  хочется дойти до самой сути - так завещал нам поэт, заглядывая в будущее, где в груди учёного уже горит святой пламень с девяти до шести, святой пламень знания, но! Знания не дикого, знания не хаотического, о нет! Мой юный друг! Вспомните, что начертал для нас великий труженик Плиний Старший: нулла диес, сине линеа! или - Ни дня без штриха, ни дня без строчки!

Таковы и мы - ученые, мечтатели и подвижники будней, скромные труженики осциллографа и синхрофазотрона, ибо наука, сама наука есть ни что иное, как сис-те-ма-ти-зи-рован-ное знание! Вы улавливаете мою мысль? Сле-до-ва-тель-но: все, что не укладывается в эту сис-те-му есть явление антинаучное.

Ну-с, и вы уже понимаете ту мысль, что прогрессивный ученый обеспечивает процессы! А поскольку наука развивается неравномерно, то цель прогрессивного ученого есть возобновление жизненных ресурсов и  повышение КПД, с тем чтобы увеличить нашу власть над природой, с тем, чтобы сохранить эту неразумную, я бы сказал больше - равнодушную и неблагодарную природу,  на ее же благо! Чтобы обеспечить все материальные потребности трудовых масс, как учат нас кто? Классики.
Итак, вы уже поняли: наука - это стройное целое.
Я бы мог сравнить ее с несокрушимой скалой! А ученые это орден рыцарей меченосцев, охраняющих свою твердыню! Так как всё - да, да юноша - всё должно быть до-ка-за-но строго научным образом.

И потому - вы как явление антинаучное, для нашей науки ценности никакой не представляете. Прошу вас, коллега.

Тут шкаф открывается, и появляется оттуда Синий костюм.
- Мы со своей стороны, - говорит Синий, - тоже за сокращение  ядерного оружия и гуманизм в разумных пределах. Приносим вам, потому, всяческие извинения за беспокойство. Но потому вам лучше всего ехать к себе. В природные ваши места.
И улыбается Васе.

Выслушал это Вася.
Одеваться стал молча.
Ему конвертик в карман сунули.
За беспокойство - значит.
Люди культурные.
Можно даже сказать - образованные.
Вышел Вася на улицу.

Идет Вася по проспекту. И кажется ему, что висят всюду  таблички. И на табличках тех написано:
«ПРИЩЕЛЬЦАМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН»
- Что это такое, - думает Вася. - Заболел я, что ли?

И кажется ему, что задвигались, зашевелись здания... стали расти, выгибаться... приподнялись проспекты и улицы, убегая в бесконечность, и заклубилась там, в их окончаниях странная печальная тьма.
Небо вытянуло свои руки. Это Ангел, стоящий на земле и на море поднял к небу свои руки! Зазвенел колокольчик в дальних дымных тучах и закружил пепельный бал теней...
А огни? Что мерцают они, так беспорядочно, так бестолково и беспомощно мигают они,  не урони... не разлей эти сияющие светильники, не опрокинь их!
          Нет! Медленно оседает храм неба, и кружится утомительный бал теней - а люди Неба несут воду из родника, а Облачённая в  Солнце плывёт по небу от угла горизонта колючих звезд...
Зачем?
Чтобы дать бытие временам года.
Зачем?
Чтобы встретить великий крылатый солнечный диск.
Диск, озаряющий круг неба перьями своими.
Не спрашивай ни о чем.

Кто кричит так печально за меркнущим убывающим небом?
                Журавли... журавли...
Что за мельничным шумом ветряка времён?
                Не спрашивай  ни о чем...
Видишь: открывают врата неба к земле.
Иди.
                Ты измучил  себя.
Смотри:
Уже качнулся над очагом котёл на цепи из небесных сфер.
Жрец с магической палочкой в правой руке
                тянет левую руку к цепи...
Не собирается ли он давать клятву?
                Зачем?
Из кувшина уже льется вино.
                И чаша с питьем сама плывет по воздуху.
Она плывет к незабывшим страннолюбия.
                Её выпьет тот, кто говорил правду.
Пей!

Узнай: изломы времени покрыты кровью.
                Смотри глазами твоими,
и слушай ушами своими,
                И прилагай сердце своё ко всему, что увидишь.

Найдешь меру в одном пороге ворот:
                Притвор храма - на внешний двор.
Видишь - из балок и карьеров выломали те плиты песчаниковые, те плиты времени, - они ступени храма.

Иди. Путь на гору отсюда легок.
Видишь - озаряется круг неба, и освещаются обе земли единым светом - и тем определяется Вечность.

Но не виден Он сам.
Он пробегает таинственный мир того, чьё сердце уже не бьется.
                Встань и  иди. Стражи врат пусть протянут руки.
                Сердце твое на пути Испытателя сердец.
                Сердце человека - его Бог сам.

Откройте ваши врата, Стражи дверей.
Отверзите путь.
Знай - время твое - не гибнущее время.
Лето твое - не гибнущее лето.
Ты достигаешь хорошего Запада.

Приведите девятый час! Когда неразрушимые звёзды не останавливаются, скажи заклинание кораблю Бога, владыки правогласия.

Смотри - полны колеса очей.

Дорога вечности подняла крыла свои.
Видишь?
Среди курганов времени,
среди шума и громких голосов народов не слышно уже их! У подножия храма только дым и облака, и косматые волны.

Видишь?
Открывается  отверстие в небе.
Помни.
В слове имя Его.
Но не видно уже и огней...
Иди!

Небо бросило якорь, и бежит хоровод теней.
           Это пепел хоровода теней; небо бросило якорь, и иная книга времени раскрыта уже, небо бросило якорь - поздно, поздно! Иным вам, поздно, всем имеющим корабли на море, ведь  времени уже нет!
Ведь вашего времени уже не будет.
                Шевелится белый туман.
Заройтесь вы в преисподню?
                И оттуда рука возьмет вас.
Взойдете вы на небо?
                И оттуда будете низведены вы.
Укрепитесь вы на дне моря?
                И там змей уязвит вас.

Ведь Богу угоден не культ, но правда
И пожрёт вас огонь, хотя бы умножились вы, как гусеницы, как саранча...                Спят пастыри ваши.
И некому будет собрать народ ваш.

Клубится белый туман.
Пастух время бредет по черепам Вечности.
Погладь череп Вселенной по головке!
Люди, звери и звёзды, - крылатые солнца предвечных
нечитанных книг, слышите Вы шум дальних весел?

О боги, солнечные боги неба! Кто ходил правой стезей, кто сам себя приговаривал к смерти, о время, перекопанное кладоискателями - глядите; небо мрачно от туч и от ветра - глядите - человек Дождь надел маску моря, и хлынул потоп! А мнимый мертвец - Смерть открыл бочки с вином, - все мы плохо сколоченные бочки с вином премудрости, - иди и возвратись в дом свой - разверните ваши знамена - парус убрать перед боем! На флагштоке развевается вымпел - русалки, рыбы и дельфины - вам ли молиться о чуде? Ведь те спешат, спешат, дыша угрозами и убийствами, спешат они - жадно смотрят они вдаль - а там... там... клубится белый туман, и жёлтые автомобильные фары пробиваются сквозь него, разорван туман, и закон разорван, как будто землю рассекают и дробят - сыплются кости наши в челюсти преисподней - а здесь только  пыль водная, пыль холодная между землей и небом...

И угасает вдали плач журавлей.
И туман, тускнеющий предвечерний. Летят сквозь него багряные листья. Падают на землю осенние листья. Звенят осенние печальные слова:

Улетели листья с тополей,
Наступила в мире неизбежность.
Не жалей ты листья, не жалей.
А жалей любовь мою и нежность.

Пусть деревья голые стоят.
Не кляни ты шумные метели.
Разве в этом кто-то виноват,
Что с деревьев листья улетели?

ххх
И пропал Вася.
И не могли Васю нигде отыскать.
Ни в родном селе его Высокие Горки.
Ни на заводе его.

Ушел Вася за горизонт событий.

Только вот что удивительное:
Стали вдруг появляться люди.
И стали они называть себя пришельцами Васями.
И даже одно время  много таких людей появилось.
И в разных местах...
                И слышали -
некоторые сведущие граждане утверждали,
что среди этих людей находится и настоящий пришелец Вася.

Но, по-видимому, это только слухи.
Слухи - больше ничего.


ххх


ПРИМЕЧАНИЯ: 1. «Звезды с десятью планетами». Очевидно, за орбитой Плутона находится десятая планета, которую нанес на звёздную карту отец Васи, пролетая Солнечную систему.
2. «Станок ДиП» «Догоним и перегоним» - станок сконструирован в 30-х годах, снят с производства в конце 70-х.
3. «Только воду надо брать чистую, дождевую!». В дождевой воде меньшее содержание дейтерия. Удаление же дейтерия из воды превращает её в необыкновенно сильный стимулятор жизни. Можно предположить, что Вася использовал «омагничивание» этой «живой» воды, изменив геометрическую упорядоченность ее структуры. Можно так же с уверенностью  предполагать, что именно эта «живая вода» помогла Васе выжить на обратном пути к Земле. Принцип же движения Васиной ракеты остался  нераскрытым. Можно только предполагать, что в ее конструкции был реализован эффект малых фридмонов.  Но это, естественно, только предположение.
4. Письмо Э.Хьюишу Комиссией По Контактам после исчезновения Васи было отправлено. Э.Хьюиш больше не боится маленьких зеленых человечков.
               
                Александр Брызгалов