За закрытыми окнами нежилась серая мокрая грусть. Я, обнимающий холодные колени, Шурочка Марков, считал минуты и ни как не засыпал. Я бы отдал горы и небо, за час сна, я бы отдал навсегда свои веки. Я бы... Я бы...
Стакан мой пуст, а в головушке варево, густое, мутное. Как овсяная каша на воде, но без крупинок, без масла, без сахара.
Стакан мой пуст уже ровно пять часов и сорок три минуты. Впрочем, это уже не важно. Горький вкус, излюбленной русскими, водки, мне опротивел, как одеколон соседки. Я Шурочка Марков и я самый грустный человек в этой комнате. Может показаться, что вид за окном отчаянней меня, но это заблуждение.
Когда-то давно моему другу приснился сон. Он прогуливался в поле, изобилие душистых запахов и табачный дым окутывали его талию. Прозрачные лепестки ненавязчиво касались тыльной стороны ладони, он разглядывал полевые цветы и те казались ему подозрительно странными. На тонких веточках качались, под ветер, маленькие человеческие головки, их лица расплывались в блаженной улыбке. Поднялся вой, жужжание, и сквозь, он расслышал мерно повторяющуюся фразу "закурить не найдется?"
Друга моего не стало и я больше не слышу его снов. Посреди комнаты я один, застывший, высохший, Шурочка Марков.
Я бы отдал свои золотые руки, за час, облегчающего сна.
Время растерзало меня, выпотрошило и отбило от пыли как старый ковер. Я бы висел вверх ногами так вечно, позорно, но беспечно. Время изумилось моей мягкотелости и вышвырнуло вон, прямо за дверь. Испуганный, зареванный, я натянул на глаза теплую шапку, рюкзак на плечи и побрел куда глаза глядят.
У подножия горы, скрытый цветущими ветками застенчивых деревьев, смотрел я вверх, ослепленный лучами мартовского солнца, щурился и гадко улыбался. В горах я не был никогда, и чувствовал дрожь в коленках. Переминаясь с ноги на ногу заглатывая сигарету договорился сам с собой на риск. Иду в гору. Цепляясь за рыхлые выступы, за колючие ветки я спешно поднимался вдоль все выше. Привычка часто курить сказалась через пятнадцать минут. Задыхаясь, я опускался на каждом ровном камне, жалел себя, и стирал шапкой пот со лба. Вперед, шире шаг, глубже вздох. Наконец поднявшись меня прибило к земле, ковер из свежей и сухой травы хитро сплетался под моим телом, кучковались подснежники, глядя на солнце. Все прекрасно, казалось бы, но гора стала казаться мне не слишком то и горой. Внизу ущелье, глубоко заросшее кустами и сухими ветками и тянется оно далеко и извилисто. Я шагал вдоль скалистого обрыва сражаясь с колючками, они с ненавистью хлестали меня по щекам, по ногам. Я недоумевал, за что? Шурочку Маркина?
- за что же, гора?
А в ответ резкий удар по виску.
Я посмотрел вниз, испуганно шагнул назад. Страшная мысль тихонько кралась ко лбу. Что стоит мне прыгнуть вниз, уничтожить в раз всю свою тоску и грусть? Держать себя в руках, Шурочка. Я решил для себя не подходить к обрыву ближе, чем на два метра, на два метра держать в стороне злую мысль. Низкорослые карликовые сосны, туи, можжевельник, приветственно махали своими мохнатыми лапами, быть может махали не мне, солнцу, например, или же небу, но я наивно принимал на свой счет.
- здравствуйте! Здравствуйте! Вы так любезны и милы!
Стали показываться молодые дубки, с, неопавшей еще с осени, листвой, такие густые рыжие венички. Все это меня удивляло и увлекало. Вот и заросль плотнее, поворот и обрыв. Гора моя кончилась. Идти обратно не увлекательно, и есть ли смысл возвращаться? Я стал бродить, крутиться, как голодный пес. Не выдержав, я схватился за гибкие ветки молодого деревца, ухнув скатился вниз, упал на острые камни и заныло, хрустнув, мое колено. Бедолага Шурочка Маркин. Хромая, я погружался в глубь ущелья, чувствуя холодную влажность; ноги мягко ступали на сочный мох, пальцы цеплялись за дикие вьюнки. Показалась черная пасть пещеры, я присел неподалеку, всматриваясь в ее глотку.
- что тебе здесь нужно?
Я вздрогнул, и сердце мое истерично бухнуло, затрещали ребра по швам.
- бог мой... Ты напугал меня!
На меня внимательно смотрели зеленые глаза юного мальчика, а нежное лицо его пряталось за густой бородой.
- ты один? - он спрашивал недоверчиво, в глазах мелькнула настороженность.
- один. Кажется я заблудился.
- куда ты идешь? - мальчик присел на зеленый камень, сложив руки на коленях.
- вперед иду. Как мне подняться на другую гору?
- вон там тропа, иди по ней.
- идем со мной!
Он посмотрел на меня укоризненно, так будто отчитывал меня за неуместные шутки, а я не шутил, мне понравились его зеленые глаза.
- ну хорошо, пойду по этой тропе. Ты если передумаешь, догоняй меня.
Он отвернулся.
По скользким камням, презнемогая боль в колене, царапая ногтями ветки я взберался вдоль тропы. Уже наверху, в так называемой точке В, я рухнул, усталый и разбитый. Солнце качнулось и покатилось к горизонту, стремительно, оставив после себя лишь шорох сумерок. А я лежал, прижавшись щекой к сухой траве не в силах заставить себя двинуться дальше. Да и куда дальше? В темноте мне не спуститься вниз. Поджав ноги я остался на обдуваемом пятачке, посреди белой скалы.
- меня Гордей зовут.
- славно, а я Шурочка Маркин.
Мне казалось чудным слышать сон, но не видеть его.
- идем отсюда, здесь ветрено.
Я нащупал его руку и последовал за его шагами, под которыми хрустели ветки. Колючие ветки кустов изрядно хлестали меня в темноте, но она медленно рассеялась и я оказался на поляне, освещенной жарким костром. Грея руки над красными языками пламяни, озираясь, я пришел к выводу что сон вовсе не сон, и сидит напротив, за костром, тот самый зеленоглазый мальчик.
- как все это странно. Я думал сплю и слышу сон.
- может так оно и есть
Он впервые улыбнулся, едва заметно и смущенно, уголками губ.
- ты где то здесь живешь?
- иногда. Сегодня прекрасная безоблачная ночь. Тебе повезло что я пожалел тебя и нашел.
Мои брови поднялись, но я отмахнул недоумение, ему не место здесь и сейчас. Я лег на спину и посмотрел на звездное небо. Меня удивляло что звезды так низко или же это я так высоко, так близко к ним. Гордей лег тоже.
- сейчас начнут падать звезды.
- не август же.
- неважно, август или не август.
Гладкий чернильный космос переливался и мерцал. Задрожали голубые, желтые, белые звезды, задрожали как спелые ягоды, и вот, медленно одна за другой, стали отделяться от своих мест и падать... Падать вниз.. Падать в открытый рот мальчика Гордея. Я пораженный привстал и уставился на него.
- лови их, чего смотришь!
Что то обожгло мой подбородок, я раскрыл рот и посыпались голубые звезды мне в глотку. Внутри все загорелось, волна жара расплылась по телу, кровь забурлила.
- что собственно происходит?
- это волшебство.
Некоторые звезды врезались в тело прижигая кожу, но боли я практически не чувствовал, так как тело стало мягким и невосприимчивым. Волшебство. Быть может я до сих пьян и безумен, наивный Шурочка Маркин. Я подполз к мальчику и лег рядом. Даже если это волшебство или же хмель, рядом с ним я чувствовал себя спокойнее. Нас окутала едва различимая, нежно зеленая энергия земли, изнутри обволакивала голубая энергия космоса. Спираль времени раскрутилась и растянулась, все застыло и остановилось. Я лежал в центре объемного пространства держа за руку этого человека из грез. Я видел как время сжимает меня и растягивает, как время стирает меня в порошок, как время воссоздает мой разум, как тянется огненный хвост падающей звезды.
Я, Шурочка Маркин, обратился в белый камень, я самый грустный на этой скале.